Туберкулёзный санаторий им. Маслова

""Но шо, ціп туз да з гарбуз."" - сказал человече.

*****************************************************


Воспоминания от личного посещения и жизни в нём в течении зимнего периода в детском возрасте. (Свечаревский Д.С. с диагнозом: двусторонняя пневмония 4-й степени, с каверной)


   Что приятного можно поведать жителям СССР, которые так стремятся к его возврату и к возврату тех льгот и благ, о которых некоторые сограждане, так сладко лепечут наивными голосочками ?
 Тем, кто если и болел, то не глубже простуды с ангиной и ОРЗ ?
 Поведаю обрывки ярких воспоминаний о столь «душевном» предприятии, куда свозились детки всех школьных и дошкольных возрастов, не на лечение с учением, а как изгои общества, которых держать в городе Ленинграде, было опасно и не из-за того, что они могли кого-то заразить (с этой кровохаркающей массой безнадёжно больных взрослых можно было общаться ежедневно в общественном транспорте и даже получать от них толику их неприятных заболеваний, через выпивание очередной газировки из общего стакана, на ближайшем пункте, за три или за одну копейку), а из-за того, что Минздрав не хотел краснеть перед согражданами в бессилии разводя пухлыми ручками, поблёскивая роговыми очками и зля всех белыми халатами, из-за того, что полностью бессилен.
 А лечение состояло в том, что изначально, врачи хлопали глазами, винили убитых горем родителей, что мол одеваете ребёнка не по сезону, или в том, что он сидит под открытой форточкой из которой дует..
 Блин, дует..
 Ну ладно бы свежий воздух, но ведь дуло в нашу квартиру на седьмом этаже, с химического предприятия, жёлтым и оранжевым дымом, от которого детки задыхались в тесных комнатёнках и кашляли до кровавых слёз.
 Спасибо, блин, за счастливое детство в городе-заводе !

  Всё развивалось не спонтанно, а постепенно..
 Гены перешедшие от Блокадников ослаблены и невосприимчивы к адаптации окружающей среды, пропитанной отравой предприятий, струящегося СВЧ с «Северного пресса» и постоянной загазованности улиц города-завода, неочищенным топливом.
 Причём, выхлопы от «Кразов» и от «Белазов» и от «Мазов», были такой плотности, что казалось, что это синий туманище.. С запахом не то бензина, не то солярки.
 Надышавшись в сласть этой отравой, первая детская реакция, - бронхит, переходящий из хронического в пневмонию.
  То есть, любая простуда, перепрыгивая барьер бронхита, сразу развивает пневмонию, а так как Минздрав применял свои современные препараты и рентгеновские технологии, то вся болезнь усугубляется до двусторонней пневмонии, с шагом до плеврита и всё заканчивается каверной. (Каверна, - это дырочка в лёгком)
  Промучавшись с ребёнком лет десять, и поиздевавшись над ним и его родителями не только хамским отношением и личными оскорблениями, а так же и лекарственными препаратами производств СССР и сопредельных и дружественных стран (того же уровня фармакологии) и не добившись ощутимого результата и положительной динамики в процессе такого комплексного лечения, - ребёнка ( и так упавшего духом и здоровьем) высылают из города в далёкие разливные *беня. Авось там он возьмётся сам за себя и авось пойдёт на поправку.
  Тогда человеки в белых халатах, с радостью уберут в долгий ящик его поликлинические, многотомные карточки.
 Лично у меня их было четыре штуки и каждая словно полное собрание сочинений Льва Толстого. (но это не предел и я ещё считался «мнимым больным» таково выражение врача в туберкулёзном диспансере, кое я подслушал из его беседы с другим эскулапом.

  Перед тем как отправить ребёнка, очумевшего от происходящего лечения и самолечения, в этот санаторный комплекс на «полное оздоровление», как то:
    «заворачивание в только что сваренную картошку» по совету мудрого доктора 11 й детской поликлиники и пролежать в ней под одеялом в течении 15 ти минут, оря матом (с полным нарушением психического здоровья и с нарушением всех внутренних и внешних температурных режимов и самоконтроля мозга);
   Лечение мумиё, ***, пожирание птичьего помёта как в сухом виде, так и в разведённым водой;
   Лечение «закаливанием» под холодной водой из под душа в ванной ( здорово помогает, когда ты на следующий день, после этой процедуры, уже снова лежишь в постеле с температурой под 38 мь и врач кивая головой, твердит (безучастно) – опять пневмония;
    Ещё очень помогает комплексный обряд по истыкиванию задницы не тонкими многоразовыми иглами и приёмом местных антибиотиков, которых (почему то именно Крысы, ели и ничего с ними плохого не случилось, а почему вы от препаратов галлюцинируете и у вас повышается температура до 40 ка градусов и выше, то время покажет;
   Ещё приятная система оздоровления всего организма, это рентген открытого типа. После того, как вас просветят от 4 х до 6 ти позиций за одно посещение, вы чувствуете, как кожа на теле начинает гореть и чесаться, а во рту ощущается кисловатый привкус металла, а когда вы говорите врачу в белом халате, про эту невидаль, вам заявляют, что мол надо чаще мыться в ванной и чистить зубы.

  Короче, проведя вас и ваших родителей через эту вереницу кругов ада, и постоянно упрекая их, в том, что ребёнок недополучает витаминов ( а как он блин их получит, если вместо того чтобы зарабатывать деньги на принудительных низкооплачиваемых работах, родители целыми месяцами таскаются со своими детками по лечебным заведениям и просиживают с ними там цельными днями, приходя на приём утром, а уходя вместе с закрытием дверей лечебного учреждения на ключ ?!
   Я не говорю, что врачи специально издеваются над больными, нет. Но степень их адекватности происходящего, как с ними, так и с вами, - выводит из себя.
  Вот мой лечащий врач, в детской поликлинике, набирала себе всех деток больных со всех участков и можно представить, как именно она лечила каждого в отдельности, если успевала только нацарапать пару листов рукописи в очередном томе, сказать, что анализы потерялись, выписать новые бумажки и послать в туб диспансер. А затем, с ответом к ней обратно.
  Лечение в СССР, было надувательством и полной профанацией . Заводы печатали таблетки в основном из порошков, что поставляли дружественные страны.

  Вот подхожу к самому интересному и трагическому воспоминанию, о самом санатории им. Маслова.
  Туда, больные туберкулёзом и с подозрением на него, детки и их родители, приезжали на обычных электричках.
  Затем нужно было ждать автобус и ехать на нём, вместе со здоровыми человеками (не подозревающими об этом) до самого санатория.
 Детки были нерадостны..
  Многие наверное чувствовали, что это их последний приют в жизни.
 Помимо того что ты нервный и убит горем от разлуки с друзьями и от болезни, тебе оказывается надо было тут ещё и учиться, так требовал совсем бездушный Минпросвет и школа, а так же и парт организация СССР.
  Расставание с родителями пресекалось до минимума, попрощались, и повели в приёмную, где тебя осматривали, словно пони перед покупкой, смотрели сопроводительные документы и не очень зло, сопровождали в корпус, где освободилось очередное койко-место.
  Кровати в комнате, куда меня привели и оставили «на растерзание» обывателей, имело два не очень широких окна с занавесками лилового цвета, с кроватями панцерного типа, стоящими друг от друга на расстоянии не более метра.
  Это была обычная больничная палата на 10 человек.
  Стены в ней были покрашены в весёленький «оздоровительный» сиреневый цвет из тёмных оттенков.
  Дети это вообще. А больные дети, это вообще в степени своей болезни.
  Из тумбочек на двоих, воровалось всё, и фрукты и печенье, и особо любимые привезённые с собой в эту ссылку, игрушки.
  Игрушки эти дети, или воровали или принципиально сломав, подкладывали обратно, а потом наверняка злорадно и невозмутимо наблюдали над твоим горем.
  Самые нормальные детки, это те, кто уже перешёл барьер своего последнего отсчёта. Их отношение к окружающему миру и к другим, не удивляло, а поражало и можно было их приписывать в ангелы и не меньше.
  Чем занимались больные школьники «в вечер трудного дня» ? После всех процедур, странной учёбы и выполнения «домашнего задания» на тумбочке, они понуро цеплялись друг к другу, забивались группами по палатам, другие одиноко торчали у чернеющих окон и созерцая фонарные столбы аллей внутреннего парка усыпанного снегом, переживали трагедию болезни, одиночества и непонимания окружающих. Поиск уединения частенько прерывался ударом кулака в спину, очередного ребёнка или «подкатом» под коленку.
  Мало кто улыбался. Это угнетало много больше чем сама болезнь, коя грызла тебя изнутри и в любой момент ты мог быть переведён в изолятор на четыре койки.
  Больше всего детки боялись этого самого изолятора. Многие шептали, что от туда в палаты уже не возвращаются.
  А перед самой ночью, в умывальной комнате, все жрали зубную пасту, так как жрать, после дневной кормёжки в столовой, хотелось здорово.
  Кто имел пасты фруктовые, те были чуть ли не «королями и королевами». Детки выпрашивали у них, то «ананасовую», то «вишнёвую» то «клубничную». Лично я был в шоке и таращил глаза на тех, кто выдавливал себе в рот пасту из тюбика и с удовольствием её проглатывал.
  Кое что про учёбу, под темой «чтобы не отставать от занятий».
 Учитель, один, вёл все предметы, не вникая особо ни в то, что написано в учебниках, ни в то, что ты чем то там болен и совершенно тебе пофиг на какую то учёбу, так как ты только и делаешь, что или кашляешь или сдерживаешь кашель, так как этот учитель, довольно зло приказывает тебе не кашлять, во время быстрого диктанта. Ты видите ли мешаешь проводить урок.
 Так же дело обстояло с пишущими предметами.
 На столе у неё, в этом классе было всего (всегда) три ручки и ни одного карандаша. При этом, все эти пишущие принадлежности стоили неимоверно дёшево для изготовителя, но почему то, лишнего в СССР не было, а особенно в лечебных учреждениях.
 Ручки сразу разбирались теми детками, у которых не было чем писать и теми кто сидел почти у стола.
 Прочие детки, или имели большой запас своих ручек или не писали вообще.
 Те кто имел свой запас, им не делился.
 Я поведал учительнице, что кто то сломал мою перьевую, но мне был дан лаконичный ответ, что пиши чем хочешь, но чтоб было записано каждое слово из диктанта. Что я сделал, находясь в трансовом убитом состоянии ? Разобрал тут же (сломанный ранее одним из ребёнков) подаренный мне Папой пистолет, и остренькой запчастью от его механизма, давил бумагу, выводя слова.
 Когда приехала навестить Мама, то её отчитали и устыдили, что у её ребёнка нет пишущих принадлежностей. (хотя, в так ненавидимых патриотами странах с загнивающим капитализмом, у учителей в классах, на столах, уже и в то время, стояли коробки с карандашами и ручками, а чернил было хоть залейся !)
  Что касалось вечерних ежедневных процедур под названием «облучение», то многим будет весьма и весьма интересно. Не все детки так разговорчивы, а особенно, когда врачи в белых халатах, советуют убедительно, не рассказывать.
 Всех раздевают до пояса. И мальчиков и девочек. Вводят в помещение без окон. Посередине стоит железная конструкция с каким то прибором на ней. Деток ставят вокруг неё, а перед этим, предлагают из коробки, выбрать для себя очки на лямочках, на подобии сварочных. Тем кому достаются очки с одним стёклышком, предлагают прикрыть ладошкой глазик, так как оказывается, это процедура довольно вредна для глаз и для зрения. Тем кому достаются очки вообще без стёкол (нафиг тогда очки ??) предлагают просто прикрыть веками глаза. Затем человеки в белом, сбегают, торопливым шагом, дверь закрывается, включается эта лампа, пахнет сразу какой то дрянью, тело пощипывает словно при электрофарезе. Многие отнимают руки от «дырочек» и потом хвастаются тем, что смотрели и так на этот свет
 Процедура длится минут пятнадцать примерно. Выходишь словно выжатый лимон.
  Из развлечений, кроме «детсадовских» прогулок по внутреннему парку санатория и редких «походов» на Финнский залив, смотреть на красиво замёрзшие волны, раз в неделю в душном, маленьком помещении, с проектора, показывают перерванносклеенный фильм «Неуловимые мстители». Через раз, одно и тоже. Но всем нравится.
  Один раз привезли «Белое сонце пустыни» и после просмотра детки долгое время радовались. Очевидно эти плёнки не копировались и возились одним экземпляром по разным лечебкам, хоть и имели формат 16 ть мм.
  Про кормёжку, могу судить со своего взгляда, так как многое из еды не употребляю с рождения, а в первую очередь, - яйца. С этим продуктом, меня особливо доставал персонал столовой и воспитатель нашей группы.
 Яйцо давали с утра, к стандартной комочной каше из овсянки. К ней полагался кусок масла, чуть меньше спичечного коробка, кусок булки и странный белёсый напиток в кружечке без дужки, со вкусом баночного кофе и запахом мокрой тряпки.
 И ты сам уже решал, что делать с этим маслом и с яйцом. Многие крошили и то и другое в кашу. Иные, мазали масло на булочку черенком ложки, кою только что уронили на пол. Обычно масло резалось пополам и бросалось в не очень горячую кашу, а вторую часть мазали на булочку.
 Яйца и уносили с собой (хоть это строго запрещалось) и лупили на завтрак.
 Я, предупредив, что не ем эту дрянь белую, вначале оставлял на столе и кто то из деток, его слопывал.
 Затем мне запретили отдавать своё яйцо кому либо и я начал их выносить в кармане на улицу и закидывать под видом снежка, куда подальше.
 И вот после завтрака, меня воспитательница остановила и произвела обыск карманов совместно с работниками столовой. Яйцо было изъято. Меня усадили за стол, злобно отчитали за то, что я выбрасывал еду, а значит обездоливал кого то (хоть сами запретили отдавать яйцо кому то), и с окончания завтрака, до начала обеда, эти «добрые» человеки заставляли меня сожрать это яйцо всеми способами, не слушая мои тихие и не очень, уверения, что я не ем эту дрянь и что у меня распухают от неё губы, язык, пережимает горло и я задыхаюсь.
 Когда мужчина сказал, чтобы мне держали руки и он сейчас запихает мне в рот это яйцо, так как мальчик просто проявляет характер и его надо сломать, я разревелся.. Добрые человеки.
 Когда приехала Мама, то она по взрослому надавила и мне стали выдавать вместо яйца кусок сыра. За что меня возненавидели те, кому яйца были противны, но не в такой степени как мне.
 Частенько я сидел и без яйца и без сыра.
 На обед чаще всего почему то был рыбный супец с белком от яйца.
 Короче, я тощал и худел ежедневно, что очевидно способствовало выздоровлению и в конце концов, у меня поднялась температура до 37.2. Но в врачиха мне сказала, что это нормальная температура и что с такой можно гулять на улице, и хоть меня познабливало, а на дворе стояла морозная зима, меня лечить не стали и таблеток не дали.
 Через недельку, температура поднялась до 37.4. И тот же добрый и всепонимающий врач, заявил, что теперь это будет моя постоянная температура и я должен к ней привыкнуть и внимания на неё не обращать, но стал вызывать меня каждый день к себе на приём и иногда (на зависть учащихся) снимать с уроков.
 Ещё через недельку, меня перевели в изолятор. Так как обострился кашель и уже не сухой.
 Чего из себя представлял изолятор. Это двухэтажное строение. Что было на втором этаже я не знаю. На первом, - размещалось три палаты по четыре кровати, а рядом, как пристроечка к зданию, морг.
 Но это потом мы с девочкой узнали про эту пристроечку.
 Врачи встретили меня в изоляторе суховато и проводив в одну ком-натушку с одним окном, ушли, а мальчик, лежащий в кровати под самым окном без занавески и девочка, стали успокаивать меня и что то говорить доброе и радостное, отчего даже прошли все горести связанные с невозможностью постоянного общения с друзьями со двора и с родителями.
 
Из четырёх кроватей, две были пустые и я решил устроиться в уголке, на против окна и мальчика лежащего под ним. Девочка (жаль не помню Имени.. всегда плохая память на имена, но не на лица), она лежала в углу у двери и ей нравилось, что из двери идёт «свежий» воздух. Гулять не выпускали.
 Мальчик, в перерывах между жуткого кашля, постоянно рассказывал нам про то, как он путешествовал с родителями. Они были «заядлыми» туристами. Рассказывал интересные подробности походов. Про красивые места. Больше всего он уделял времени описанию красот природы и Закатов.
 Девочка была более сдержана и про себя не очень рассказывала и больше о подругах и о Ленинграде. Но они очень обрадовались тому случаю, что я оказался внимательным слушателем и мог слушать их рассказы, попеременные, часами и даже ночью.
 Дело в том, что в изоляторе была настоящая анархия. Свет ты мог не выключать всю ночь, еду приносили ко столу, никогда не отказывали в добавке, давали ЯБЛОКО !
 Яблоко.. Любой бы позавидовал из тех, кто питался яйцами в столовой и на полдник получал «чай» в кружке, цвета такого, словно в ней заварили чайный пакетик двадцатый раз. А к чаю, давалась обычно ватрушка с творогом, залитым яйцом.
 Мальчик, по ночам, когда всё же свет мы выключали по вялой просьбе медсестры, не спал, а тревожно как то смотрел на небо и на редкие Звёзды. Погода, хоть и зимняя, но не позволяла небу быть ясным. Кашель у него стал более продолжительным и надрывным и всё окончилось тем, что один раз он выплюнул комочек крови прямо на пододеяльник.
 Девочка позвала медсестру и та созвала врачей. Нас не выгнали. Ему стали делать какие то уколы и бегали они туда сюда пол дня. Потом вроде всё улеглось и вроде как кашель у него уже не был таким глубоким с надрывом.
 Мы с девочкой теперь постоянно сидели возле его кровати и уже тревожно как то, слушали его рассказы, которые уже были не о прошлом, а о будущем. Про то, где бы он хотел побывать. Где он обязательно побывает. Он говорил, что хотел бы иметь много «человечных друзей» с которыми не страшны трудности.
 Ночами мы втроём не спали и не из-за того, что свет теперь заставляли не выключать, а из-за какого то предчувствия. Непонятного. Тяжеловатого и тревожного. (такое бывает)
 Он теперь немного трудно дышал, тяжело и с хрипом и вдруг, взял с меня слово, что я напишу небольшую историю, про друзей-путешественников, которые путешествуют по красивым уголкам планеты.
 А знаете, было что то не весело, хоть он и описывал как это замечательно, путешествовать весёлой и дружной компанией.
  День тогда кончился. Как отгорел Закат, он как то помрачнел что ли. Мы сидели возле его кровати и то смотрели на его глаза, то в окно, то в пол..
 У него внезапно случился какой то глубинный, тяжёлый, глухой кашель.. и из горла вылетела струя крови..
 Девочка закричала и побежала за медсестрой, а я словно онемел от происходящего.. Он  откинулся на подушку и из рта всё выплёскивалось с хрипом и пузырями и ты просто не знаешь что делать..

  Потом прибежали врачи. Они кричали и ругались друг на друга. Нас выгнали.
 Много позже мы с ней пришли в палату, а постель была пустая до пружин кровати.
 Как то мерзкое ощущение полной пустоты.
 Мы спросили медсестру, что с ним и где он, а она ответила,(глядя чётко мне в глаза, каким то сверлящее-пронизывающим взглядом), что его перевели в другую палату и что завтра за ним приедут его родители.
 Меня Мама забрала домой, едва узнала, что я с температурой, коя не падает, лежу в изоляторе.
 Я уезжал и почти совсем без радости, так как запомнил взгляд девочки, который врезался (в память или в Душу). Это был взгляд на уходящую опору малой надежды. И я не применяю поэтических образов для усиления эффекта строки повествования. Я всегда разговаривал такими определениями, наверное как пошёл в детский садик, но в силу моей молчаливости, я больше общаюсь с внутренним миром своего второго я, с умом.
 Вот такое я почерпнул в ранние школьные годы.
 На возраст второго – третьего – четвёртого класса, всегда обрушивается жизнь всей последующей судьбой.

  P.S.

 От пневмонии, меня вылечил Шаман с берегов реки Лена, который приезжал в Ленинград. Переговорив с моим внутренним, он сказал, что выхода нет и лёгкие горят от поступающего воздуха. Что слишком много его поступает и что если я не начну дышать дымом, то умру.
  Не курить, а дышать дымом. Я собирал сухие иголки и вначале жёг их в комнате и дышал этим белым дымом. Потом иголки стал экономить и «курил» их через Папину трубку. А затем пристрастился к табаку. Но более с тех пор, ни разу не болел пневмониями и каверна почти сразу затянулась после дыма от иголок.
  А что послужило в действительности лечением: дым или взгляд девочки или клятва мальчику, я не ведаю..