Баллада о старом пикапе

С утра Мухаммад невестку везёт в роддом,
а с ней, конечно, сына, троих внучат.
Невестка Нур с беременным животом
глядит в окно, приученная молчать.
Мухаммад любит сына, но тот, стервец,
пошёл в мамашу, прах её задери,
непросто Нур придирки её стерпеть,
а муж с дружками шляется до зари.

Сорвались в спешке (младший сидит босой)
ещё впотьмах, но небо уже светлей,
и свет ложится радужной полосой
на ртутный след испарины на стекле.
Мухаммад сух в предплечьях, совсем не стар,
об этом знает Зива из кибуца,
у Зивы муж-бездельник и сын-школяр,
и тоже олух, видно, пошёл в отца.

В больнице сын уводит детей попить,
купить им бамбы*, чипсов, себе пивка,
невестка часто дышит, почти хрипит,
а ноздри тоньше крылышек мотылька.
В приёмной гам: фамилия? сколько лет? –
здесь все свою привычную терпят боль.
«Пишите Нур, по-нашему нур – рассвет», –
вздыхает, заслоняя её собой.

Звонит сердито Зива, за ней жена,
обеим шлёт вотсап «отпишусь потом» –
потом, когда за пыльным стеклом окна
взойдет заря беременным животом,
окрасит юшкой розовой облака,
а он пока докурит, сомнёт бычок,
потом, очнувшись, сунет его в стакан
с больничным кофе, гадостью той ещё.

Потом он медлит, чешет седую бровь,
на ней табачный пепел оставил след,
и просто ждёт, когда за шестым ребром
попустит боль, привычная столько лет,
когда осядут ровною пеленой
вина и пепел в тихом его аду –
но кто-то дверью хлопает за спиной,
и он бросает в трубку «уже иду».

...В четверг Мухаммад невестку везёт домой,
пикап на каждой кочке трещит по швам,
Нур держит свёрток розовый и немой –
молчунья-дочка, видно, в неё пошла.



*кукурузные палочки (здесь и далее – ивр.)