Сицилийский диалог
- Почтенный, может, ты укажешь путь
к могиле сиракузца Архимеда?
- Не слышал о таком. Поодаль чуть
гробница есть - в кустах, за свалкой следом.
- Пойдём, взгляну. Терновник. Вьюн. ОНА!
Вот надпись есть: «Ученейшему мужу».
И так-то помнит отчая страна
тебя, великий. Лишь колючкам нужен.
- О чём бормочешь, римлянин? Обрёл
то, что искал? И что тебе в гробнице?
- Я сделал крюк. Из Лилибей пришёл,
чтоб гению и славе поклониться.
И вижу: полтораста лет прошло –
и всё забыто. Встречные не знают,
где похоронен Архимед. А зло –
вон Герострата - вечно поминают!
- Ах, римлянин – и как то бишь тебя?
- Марк Туллий Цицерон, я - римский квестор.
- Вот и тебе - лишь близкие - любя –
в воспоминаньях приготовят место.
- Но Александр? Эсхил? Но Демосфен?!
Неблагодарность плебса - не критерий.
И эта свалка, и терновый плен
ещё потом зачтутся в полной мере.
Иль в жажде славы сам себе я лгу? –
и просто честолюбие огромно?
Так много знаю, чувствую, могу –
и жить вдали от Рима – тихо, скромно?
- Я – плебс, конечно. Но бессмертных нет.
Всех забывают - поздно или рано.
И не сошелся клином белый свет
на гениях, героях или странах.
- Молчи. Увидим. Мне лишь 30 лет.
Через неделю я достигну Рима.
Но как тоскливо мне – невыразимо.
А жребий брошен. И возврата нет.
Записанные речи сохранятся.
Тщеславие? Самовлюбленность? Рок?
Но этот час циничен и жесток.
Пошли. Нельзя здесь доле оставаться.
26 июля 99
Свидетельство о публикации №119103002507