Оды мгновенью

Работа автора: 50Х40, масло, холст

ПАСХА

Все планы отменив, задёрнуть шторой день
И провалиться в сон, заманчивей чем прорубь.
Пусть за окном шумит пасхальная сирень,
Воркуя с ветерком как захмелевший голубь:
Сизарь до синевы, фиалковым пером
Темнея, дразнит он нас жаждой к стихоплётству.

Зажмуриться сильней, мысль не пустить вдогон
Разбою птичьих стай и строчек сумасбродству!
И пусть в чернильный сон впадут слова, дела,
Пусть память уведёт меня в былые дали,
Где жизнь светлей зари заманчиво текла,
И где уже себя узнаю я едва ли.
Хлопочет мама там, и пахнут пироги
И пасхой, и добром, и верой в наше завтра.

То завтра – как провал, где не видать ни зги,
Вот разве что сирень взрывается внезапно.
Сквозь шторы и сквозь сон она стучит в окно:
Мол, я свершилась, вот, мечты сбылись, поверьте!
Начало жизни… нет, скорее – жизни дно,
Основа, корень, суть всей нашей круговерти.

ВОЗРАСТ
 
В её глазах застывшая слеза
На возраст уж предвечный намекала.
Жизнь окружив бесчисленным «нельзя»,
Всё подогнав под старые лекала,
Она жила, не видя смысла в том,
Чтоб дальше жить. Хотя, бродя по дому,
Осознавала – это тот же дом,
Какой покинуть, право, не готова
Она сейчас ли, завтра, в день иной,
Хоть ночь для глаз была уже седой.

Ей было только семьдесят, увы,
Ещё чуть-чуть за семьдесят! Всего-то.
Лишь повод для стареющей главы
Всех поучать – но сверху, беззаботно,
Стараясь не вникать, не рвать – ни жил,
Ни нервов, поистраченных за годы,
Лишь из партера проживать невзгоды
Как тёртый театральный старожил.

Но – нет. Как по-над-бездной шла она,
Всё принимая к сердцу слишком близко:
Все реплики, все сцены, все репризы
Переживая как свои сполна.
И было ведь её не то чтоб жаль,
А как-то всем хотелось отстраниться.
Вот так же надоевшая страница
Ненужным возвещает календарь:
Листок давно пора бы оторвать,
Да некому иль попросту забыто.

Ведь с детства всем даётся нам понять:
Старуха – и разбитое корыто,
Вершина покорённая – и спуск,
А царство – кабала до самой тризны.
Для молодости старость – лишь капризы,
Развенчанных легенд сорокоуст.

А ведь она живая, чёрт возьми!
Ещё живая, хоть предвечный возраст.
Воспоминанья, хрупкие как хворост,
В костре, не замечаемом людьми.

ФРУНЗЕ (давнее)

Здесь улицы похожи на людей:
Весёлые, и грустные, и мудрые.
Спешу к ним на свиданье каждый день –
К вечерним, и к полуденным, и к утренним.
Одна к ногам осыплется листвой,
К щеке корой шершавою притронется
Как доброю натруженной рукой, –
Улягутся печали, успокоятся.
Другая как девчонка озорна
И небо, словно зонтик, вертит с хохотом;
Но как с подружкой делится она
Со мною тайной детской – тихим шёпотом.
А есть такие улицы, что к ним
Подходишь, как к столу экзаменатора:
Пылают окна светом золотым
Поярче, чем огни иллюминаторов,
И высятся громады этажей,
И кажешься себе букашкой малою!
Но мак и здесь, не выгнанный взашей,
Сияет на газоне каплей алою.
Вершины снежных гор вверху горят:
Все улицы коронами увенчаны,
И каждая, как вечный вешний сад,
С огнём небесным сладостным повенчана.
Есть улица – такая, как и я:
Беспечная, влюбленная, счастливая,
Пока пустынна улица моя,
Но, знаю: будет самая красивая!
(1970 г.)

ОДИНОЧЕСТВО
   
Одиночество – это холодное блюдо
С горьким перцем утрат и горчицей измен.
Одиночество – это обманная ссуда,
Где процент начисляют с чужих перемен,
Неподвластных тебе, неподсудных, незримых;
И – проходит однажды твой преданный друг –
Не тобою он предан, – однако же мимо
Он проходит, тобою побрезговав вдруг.
Можно тысячи разных причин перечислить,
Что домыслить, что вовсе придумать опять.
И – его оправдать. Но осенние листья
Опадают, чтоб в липкой грязи истлевать.
Так и чувства людские. И сколько ни тужься,
Не родишь даже отблеск доверья в душе.
Одиночество – чистка, пожалуй, оружья,
Что в последнем бою побывало уже.
Пусть луна замирает за скомканной шторой,
Пусть не движется стрелка уснувших часов, –
Ты полюбишь своё одиночество скоро,
Что приходит всё чаще без снов и без слов.
Ты его как гурман будешь пробовать чутко,
Смаковать, – без сравнений с ушедшим былым.
Одиночество – вечности тонкая шутка:
Всё, что было, уносится ветром как дым.
И приходит свобода от чувств и желаний,
От любви, от сомнений, от грёз и надежд.
Вот и пялишься в ночь – как агнец пред закланьем,
На луну – на шаманское солнце невежд.


ПОКА ТЫ УМИРАЛА

                В.Л.
Пока ты умирала – падал снег,
Луна вспухала глазом злым, воловьим.
И лишь один бессонный человек
Всю ночь сидел над скорбным изголовьем.
Шёл Новый Год. Весёлый фейерверк
Плескался в небе гроздьями сирени,
Плыл пьяный смех и дальний вой сирены.
Весь этот мир с тобой неслышно мерк.
Но он не знал, что меркнет навсегда.
Огни сияли в окнах, шли застолья.
Лишь улица, посыпанная солью,
Была так по-больничному чиста.
Я плакала над мыслью о тебе
И шла куда-то вдаль в обнимку с болью.
Жизнь – суета. И дай-то Бог в судьбе,
Чтоб кто-то был всегда у изголовья.

ДАВНЕЕ 

Живём над пропастью во ржи.
А лучше – где-нибудь в Париже
Сидеть в бистро под самой крышей,
Тянуть вино и верить в жизнь,
Плеваться косточками вишен
В утробу чьей-нибудь души…
Молчи, пожалуйста, лежи.
Нам нужно жить с тобою тише,
Ведь мы с тобою не в Париже:
Живём над пропастью во ржи.
Колосья, словно миражи
Над головой плывут и гаснут
В какой-то странной самоказни,
Как те преданья, что свежи.
А, может, пропасть – просто басня?
Но за спиною – ни души.
Живём над пропастью во ржи.
(1970 г.)


***   
Я – гражданка когда-то великой страны,
Что пытались в преданья замкнуть старины;
Я – осколок единого сонма людей
И почти позабытых прекрасных идей,
Что усильями власть захвативших б- …гостей
Все низвергнуты в уровень детских затей.
Что поделаешь: время циклично, увы.
Те, что всплыли наверх, – те сегодня правы,
Хоть в народе известно, пожалуй, давно:
Вверх всплывает не золото, нет, – а …оно.
И настанет, я знаю, тот день, что снесёт
Ложь со-мнений и хлипкий обманчивый лёд
Всех дорог, что уводит в пустыню народ,
Проморгавший свой верный единый оплот.
И уже обновленных идей паруса
Будет ветер попутный вздымать в небеса,
Правды свет будет бить, словно солнце, в глаза,
И вернуться назад уже будет нельзя.

ОДА МГНОВЕНЬЮ

В глухой ночи проснуться и понять:
Одно мгновенье вечности бездонно.
И можно, понимая, не приять:
Душа – она всегда, увы, бездомна.
Как к стебельку улитка – на момент
Прислонишься, прилипнешь, замирая.
О хватка чувств! – покруче, чем цемент,
В ней даже ум творит гротески рая.
А это просто жизнь. Одна из всех.
Любовь. Страданья… Да, – сперва рожденье
И первое, увы, грехопаденье.
Грех первородный – первый наш успех.
Семья. Карьера. Дети. Славы дым.
Глядишь – былинка клонится над бездной.
Кому дано остаться молодым?
Кому дано б ы т ь  кем-то безвозмездно?
И вот, уже скользя в немую тьму,
Теряя чувства, знанья, званья, позы,
Узрев, что ты не важен никому,
Всё, что ты нажил – это только грёзы,
Поймёшь: бесценен в мире каждый миг,
Что сквозь тебя твоей судьбой преломлен,
Неповторимый – он как свет огромен
И тьме назло бездонен и велик;
Ведь сотни жизней пережили мы
В стремленье светом душ наполнить Лету,
Чтоб вновь и вновь – пусть сотни раз отпетым –
Творцом мгновений смысл отъять у тьмы.
И счастлив тот, кто смог осколки те
Запечатлеть в делах, в словах ли в камне:
Такой и в вечность звёздочкою канет
Светить другим в бездонной пустоте.

ПЕРЕД НОВЫМ РОЖДЕНИЕМ

Уже стерпелось и слюбилось
В торосах звёзд блуждать века.
Грехи смывая, божья милость
Течёт сквозь душу, как река.

Но голос ласковый: «Маруся!»
Лучом пронзает мрак времён,
И колокольный звон в Тарусе
Зовёт покинуть вечный дом.