Лекция 13 Поэты

2 мая 1939 года в Праге скончалась Елена Ивановна Набокова. Набоков переживал, что не сможет присутствовать на похоронах матери. А 14 июня в Париже умер его друг Владислав Ходасевич, которого он считал крупнейшим поэтом нашего времени. На протяжении тридцатых годов и Ходасевич, и Набоков, защищая друг друга от нападок парижских критиков, пришли к убеждению, что их противниками – особенно Адамовичем, наиболее влиятельным из них – двигала зависть. За последние пять лет Набоков написал несколько прекрасных стихотворений, но ни одно из них не увидело свет. Казалось, публиковать их не имеет смысла: хотя даже Адамович вынужден был признать, что Набоков пишет блестящую прозу, однако он по-прежнему отвергал его поэзию, и другие критики ему вторили. После смерти Ходасевича Набоков написал еще одно стихотворение:

          Поэты

     Из комнаты в сени свеча переходит
     и гаснет. Плывет отпечаток в глазах,
     пока очертаний своих не находит
     беззвездная ночь в темно-синих ветвях.

     Пора, мы уходим - еще молодые,
     со списком еще не приснившихся снов,
     с последним, чуть зримым сияньем России
     на фосфорных рифмах последних стихов.

     А мы ведь, поди, вдохновение знали,
     нам жить бы, казалось, и книгам расти,
     но музы безродные нас доконали,
     и ныне пора нам из мира уйти.

     И не потому, что боимся обидеть
     своею свободою добрых людей.
     Нам просто пора, да и лучше не видеть
     всего, что сокрыто от прочих очей:

     не видеть всей муки и прелести мира,
     окна, в отдаленье поймавшего луч.
     лунатиков смирных в солдатских мундирах,
     высокого неба, внимательных туч;

     красы, укоризны; детей малолетних,
     играющих в прятки вокруг и внутри
     уборной, кружащейся в сумерках летних;
     красы, укоризны вечерней зари;

     всего, что томит, обвивается, ранит;
     рыданья рекламы на том берегу,
     текучих ее изумрудов в тумане,
     всего, что сказать я уже не могу.

     Сейчас переходим с порога мирского
     в ту область... как хочешь ее назови:
     пустыня ли, смерть, отрешенье от слова,
     иль, может быть, проще: молчанье любви.

     Молчанье далекой дороги тележной,
     где в пене цветов колея не видна,
     молчанье отчизны - любви безнадежной -
     молчанье зарницы, молчанье зерна.

          Набоков решил проучить Адамовича, подписался придуманным псевдонимом Василий Шишков и отправил стихотворение в «Современные записки». Его розыгрыш удался даже лучше, чем мистификация Ходасевича, придумавшего в 1936 году Василия Травникова. 17 августа «Последние новости» опубликовали рецензию Адамовича на последний номер «Современных записок», в которой автор задает вопрос: «Кто такой Василий Шишков? …талантлива каждая строчка, каждое слово… Не могу, к сожалению, привести всего прекрасного этого стихотворения – по недостатку места, но еще раз спрошу – кто это, Василий Шишков? Откуда он? Вполне возможно, что через год-два его имя будут знать все, кому дорога русская поэзия». Набоков, прочитав рецензию Адамовича, придумал ответ на повторяющийся вопрос: «Кто это Василий Шишков?». Он сразу же принимается за рассказ «Василий Шишков», который был напечатан под его обычным псевдонимом «Сирин».
            В этом рассказе молодой поэт Василий Шишков, поймав Сирина на литературном вечере, обращается к нему с просьбой прочитать его стихи. Чтобы проверить искренность Сирина, Шишков дает ему бездарные стишки, наскоро состряпанные в тот же день. Удовлетворенный неодобрением известного писателя, он передает ему тонкую, потрепанную тетрадь со своими подлинными стихами, которые приводят Сирина в восторг. Шишков приглашает Сирина участвовать в затеваемом им эмигрантском журнале. Когда его затея проваливается, он просит Сирина позаботиться о его стихах в случае его исчезновения. С тех пор о нем больше ничего не слышно: он исчезает, растворившись без следа. Когда рассказ был напечатан, Адамовичу ничего не оставалось, как признать, что его провели.