2 марта 1920 г. Чуковский записал в дневнике: «Вчера заседание у Гржебина — в среду. Я, Блок, Гумилев, Замятин, Лернер и Варвара Васильевна. Началось с того, что Горький, сурово шевеля усами, сказал Лернеру: “Если вы на этой неделе не принесете ‘Казаков’ (которые заказаны Лернеру около полугода назад) я закажу их кому-н<и>б<удь> другому” <…> Потом — разговор с Блоком. Блок взялся проредактировать Лермонтова — и, конечно, его работа прекрасна. Очень хорошо подобраны стихи — но статья написана не в популярно-вульгарном тоне, как нужно Горькому, а в обычном блоковском, с напрасными усилиями принизиться до уровня малокультурных читателей. Для Блока Лермонтов — маг, тайновидец, сновидец, богоборец; — для Горького это “культурная сила”, “двигатель прогресса”, здесь дело не в стиле, а в сути. Положение Блока — трагическое. Чем больше Горький доказывал Блоку, что писать надо иначе: “дело не в том, что Лермонтов видел сны, а в том, что он написал ‘На смерть П<у>шк<ина>’”, тем грустнее, надменнее, замкнутее становилось измученное прекрасное лицо Блока. <…> Он <Горький> только что получил от Уэльса письмо — и книжки, написанные Уэльсом, — популяризация естественных наук. Это Горькому очень дорого: популяризация. Он никак не хочет понять, что Блок создан не для популяризации знаний, а для свободного творчества, что народу будет больше добра от одного лирич<еского> стихотворения Блока, чем от десяти его же популярных брошюр, которые мог бы написать всякий грамотный полуталант, вроде меня» (Чуковский К.И. Дневник 1901–1929. М., 1991. С.142).
Чуковский считал, что именно история с отвергнутым Горьким предисловием стала первопричиной отчуждения, даже чувства вражды Блока к заседаниям «Всемирной литературы» и к тем, с кем вместе он заседал (особенно двоим, чьи имена Чуковский, впрочем, не назвал, так что можно лишь догадываться, кто они).
Валерий Новоскольцев 24.10.2019 16:42
Заявить о нарушении