А. А. Кочевник. Велимир Хлебников - закат жизни...

ВЕЛИМИР ХЛЕБНИКОВ - ЗАКАТ ЖИЗНИ... И ДАЛЕЕ

(Издание третье, исправленное и дополненное)
Великий Новгород 2013

0т автора
Минуло более четверти века со дня установки памятника на могиле Велимира* Хлебникова и открытия его музея в ДК деревни Ручьи Крестецкого района, что в Новгородской области.
28 июня 2012 почитатели поэта отметили хоть и печальную, но знаковую дату – 90 лет со дня кончины поэта.
30 июня 2013 года состоялись двадцать восьмые, давно ставшие традиционными Хлебниковские чтения. Многих современных поклонников творчества Велимира Хлебникова интересует – как это было 25-30 лет назад в Ручьях?
Поскольку мне довелось быть участником многих событий и дискуссий той поры, присутствовать при воспоминаниях свидетельницы последних месяцев жизни поэта Степановой Евдокией Лукиничной, его похорон и дальнейших посмертных событий, связанных с могилой поэта, предлагаю свой рассказ с субъективными заметками и отступлениями.
Мой интерес не был связан научной целью, поэтому я не стремился систематизировать информацию или запоминать источники, откуда я её получал, чтобы затем перед кем-то отчитываться. Просто, хотелось больше знать о личности, которая была мне интересна. А если я сомневался в достоверности или информация расходилась со здравым смыслом, либо фактами из произведений и документов самого Хлебникова, я её отсеивал.
Заранее прошу извинить, если кого-то не запомнил или некоторые события трактовал не так, как это поняли другие. Моя задача передать, как информация из разных источников, нередко противоречивая и не всегда реальная, понята мной. Тем более, что многие события происходили задолго до моего рождения...

* Велимир Хлебников – псевдоним Виктора Владимировича Хлебникова. Время от времени возникают вопросы о правильности написания имени псевдонима. В прижизненных публикациях и изданиях есть три варианта - "Велимир", "Велемир" и "Велемiр", которые принято считать равноценными. Однако в жизни наиболее употребляемое имя – ВЕЛИМИР.


ПУТЬ К ВЕЛИМИРУ
Начну с того, как Хлебников вошёл в мою жизнь.
Когда я учился в старших классах, в книжном магазине Боровичей Новгородской области мне попалась на глаза книжечка с необычным именем автора – «Велимир Хлебников». Книги стоили тогда очень дёшево и я, особо не раздумывая, из любопытства, купил и по привычке, за один вечер «проглотил» её. Не буду кривить душой – стихи мне не понравились. Эталон поэзии я представлял по стихам Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Есенина…
Словосочетание «поэт-футурист» впечатления не произвело, однако, слово «будетляне» мне очень понравилось, а «зинзивер» я встречал ранее в орнитологической литературе, где так называлась большая синица. В общем, утолив любопытство, я положил книгу на дальнюю полку, не предполагая, что когда-либо вернусь к ней.
Спустя лет десять, когда я уже был преподавателем, разбирая старые книги, вновь натолкнулся на эту книжечку и бегло прочитал. С тем же успехом. Интереса не было. Только ещё через пяток лет, когда опять случайно, наугад открыв «Утёс из будущего», я ясно представил в мыслях эту Хлебниковскую фантазию. И был заворожён! Раньше я просто старательно просматривал буквы текста Велимира, пытаясь подогнать Хлебниковские стихи под моё представление. А здесь поймал мысль автора, и она уже будила мои собственные грёзы, создавая умозрительные образы.
Несколько вечеров с удовольствием читал творения Велимира, наслаждаясь совершённым мной открытием. В желании разделить восторг, дал почитать книгу, приоткрывшую для меня Мир Хлебникова, кому-то из своих приятелей, и она навсегда «прилипла» к чужой полке.
Совершив в себе это открытие глубины произведений, не беру смелость назвать себя знатоком творчества Хлебникова. Ещё очень многое из его творений и по сей день остаётся для меня загадкой, а что-то и вообще принять не могу. Однако, общаясь с почитателями творчества Велимира, нередко получаю новые прозрения. Так, однажды в девяностых годах сопровождая по линии Агентства Печати «Новости» по Новгородскому краю коллегу-журналиста из Германии, остановились у родникового ручья с местным названием «Белый ручей», который пересекал автодорогу Крестцы-Окуловка около села Ручьи. Походя, я сообщил ему, что на местном кладбище этой деревни похоронен Велимир Хлебников, а в сельском доме культуры музей его имени. К моему удивлению немец воспылал восторженным интересом. Понаблюдав за иностранцем на посещении могилы, и с каким вниманием он слушал экскурсию Марии Каракозовой, которая безвозмездно, и не считаясь со временем суток, много  лет водила гостей по музею, и радушно поила символическим молоком с краюхой хлеба, я убедился в искренности его интереса. Тогда я полюбопытствовал, почему он – немец, знает русского поэта-футуриста, который и в России-то не очень широко известен? И получил от него такое утверждение:

«У Вас в России есть Великий русский поэт слова – Александр Пушкин. А Велимир Хлебников – Великий русский поэт мысли! Правильный смысловой перевод его поэтических произведений на любые языки Мира звучат стихами!»

Мысль иностранца совпала с грёзами самого Хлебникова, который всегда стремился к созданию «языка мысли» или всеобщего «звёздного языка». В заключение гость добавил, что он давний поклонник его творчества, и самое ценное впечатление для него из нынешней поездки в Россию – посещение реальной могилы и музея этого гения. Ещё бы! Общаясь с немцами в 90-х годах прошлого века, я дивился проницательному мнению Хлебникова на многовековую «дружбу» наших государств высказанному восемь десятков лет назад.
Осознав это, мне подумалось, что, несмотря на странный, по мнению недалёких обывателей, образ жизни, Велимир Хлебников был совершенно искренен и постоянен в своих принципах и идеях. И не расходился с ними в реальной жизни. Именно это и привлекает меня в его личности. Я далёк от мысли идеализировать или обожествлять его, но личность Хлебникова достойна уважения и почтения.
Образы подобных людей не раз встречались в литературе, как например князь Мышкин в романе Достоевского «Идиот», но это вымышленный герой, художественная фантазия автора. А Виктор Владимирович Хлебников был реальной личностью, который вполне сознавал свою исключительность, хотя и не кичился ею.
Один из современников вспоминал. Когда, собравшись узким кругом, друзья, в числе которых был и Хлебников, заговорили о себе. Один в восхищении изрёк:

«Подумайте! Таких как мы на всей Земле всего лишь несколько человек!»
На что Маяковский громогласно утвердил:
«А я вообще, один!»
Почти без паузы Хлебников скромно потупился, и чуть слышно произнёс:
«Таких, как я и совсем нет…».

Это был экспромт, но сколько острого ума и осознания Хлебниковым своего места в обществе!
Однажды в Харькове на одном из собраний полушутя, полуглумливо друзья Велимира присвоили ему «титул» – «Первый Председатель Земного Шара!». И хотя Хлебников понимал, что друзья устроили балаган на потеху публике, безропотно и даже слишком серьёзно принял на себя этот сан и нёс его до самой смерти. Менее, чем за полгода до кончины, 30 января 1922 года, он единолично издал «Приказ Председателей земного шара» и завершив словами «скучно на свете», подписал «Велимир Первый». Можно добавить – и единственный!
Может быть, это и было подобие признания в нём Великого, но не только Русского, а Всемирного поэта мысли!
Несмотря на его странности в общении и быту, Хлебников обладал незаурядным умом, даром предвидения, глубиной познания человеческих отношений. Достаточно прочитать хотя бы его аналитическую монографию «О западном соседе», которую он написал в 1913году, проникаешься его пониманием международных отношений России и Германии.
Мне очень понравилась мысль Ефима Григорьевича Эткинда о ценности идей Велимира:
«Из тех идей, которыми он оплодотворил словесность, он не все реализовал сам; идеи Хлебникова оказались богаче его творчества».
По-разному можно относиться к словотворчеству поэта. Тем не менее, придуманное им русское слово «самолёт» прочно вошло в нашу речь.
Во многих его фантазиях написанных сто лет назад   мы   без   труда   узнаём   метро, телевидение, интернет, которых тогда и в помине не было.
А сколько мыслей возникает при чтении его математических экспериментальных попыток «оцифровать» события и факты всей нашей жизни, в «Досках Судьбы» и выявить повторяемость витков спирали времени…
Подобных людей всегда сопровождает шлейф досужих домыслов. Почему-то многие читатели, прикоснувшись к творениям Велимира, пытаются истолковывать по-своему, что думал и хотел поэт. Не думаю, что это возможно, так как никто из них не имели похожего хода мыслей и сколь-нибудь сходного образа жизни. Нередко приплетали и собственные фантазии. Например, я не раз слышал вымысел, который, как ни странно, якобы исходит от Петра Митурича, что местный батюшка воспротивился захоронению Хлебникова на кладбище как нехристя. И его похоронили вечером через ограду. Эта выдумка тиражируется в разных вариантах.
Во-первых, существовала запись места рождения и даты крещения Виктора Владимировича Хлебникова в одной из православных церквей по месту жительства родителей.
Во-вторых, сам Велимир Хлебников много раз заполняя разные анкеты, писал о себе, что он Православный.
И, в-третьих, я сильно сомневаюсь, что в 1922году даже самый фанатичный батюшка затеял бы такой глупый скандал на похоронах скромного человека, страдальца почившего после мучительной болезни. Не подтвердила эту байку с ночными похоронами и единственная свидетельница тех событий, с кем мне посчастливилось общаться, Евдокия Лукинична Степанова. По её мнению, ручьёвский батюшка был добрым и мудрым пастырем для своих прихожан. Она лично знала всех, кто участвовал в похоронах и видела как они провожали гроб и через некоторое время спокойно вернулись. А если бы на самом деле что-то произошло неординарное, то этот конфликт остался бы притчей во языцех по всей Крестецкой округе. Но этой легенды не родилось. Похороны прошли обыденно и немноголюдно…
Чем вдумчивее я знакомился с воспоминаниями Петра Митурича, и сопоставлял с иной поступавшей информацией, тем больше возникало сомнений. Многое не сходилось воедино. Особенно после бесед с Евдокией Лукиничной в период наших совместных исследований с коллегами, о которых немного коснусь в дальнейшем повествовании.

***

ВСТРЕЧИ С ЕДИНОМЫШЛЕННИКАМИ
Так постепенно, исподволь Хлебников вошёл в мои размышления и жизнь. В 1970 году я переехал из Боровичей на постоянное место жительства в Новгород.
Здесь в шестидесятых-восьмидесятых годах прошлого века существовало неформальное содружество профессионалов документального кино, радио, телевидения и печатных средств массовой информации. В их среде часто рождались дискуссии на различные темы о легендарных личностях связанных с Новгородским краем. Неоднократно наш интерес возвращался и к яркому образу Велимира Хлебникова. Общаясь с коллегами, я познакомился с замечательными творческими людьми того времени Виктором Абрамовичем Глассом, Игорем Ивановичем Иванкиным, Эдуардом Васильевичем Раненко, Александром Исааковичем Овчинниковым, Виктором Сергеевичем Трояновским, Виктором Михайловичем Горшковым, Василием Михайловичем Черняевым, Таисией Исаевной Баровской. Несколько позже в содружество вошли Дмитрий Захарьевич Хавин, Игорь Яковлевич Манюков, Александр Иванович Орлов и многие другие.
Часто случалось на события областного масштаба выезжать совместными группами. Возвращаясь из подобной поездки, мы остановились пообедать в общественной колхозной столовой славившейся вкусными, сытными и недорогими блюдами в деревне Ручьи. После обеда, заинтересовавшись видневшимся невдалеке силуэтом облупленного кирпичного храма, пошли посмотреть. От былого благолепия не осталось и следа. Помещение использовалось, как мастерские по ремонту сельхоз агрегатов. Но оттуда перед нами открылся вид на ещё более древнюю деревянную церковь великомученика Георгия Победоносца девятнадцатого века. Мы обошли вокруг храма, прошлись по кладбищу и вдруг наткнулись на полусгнившую надгробную дощечку с вырезанной надписью:
«Велимир Хлебников 1885-1922».
Было известно, что Велимир ещё при жизни написал себе эпитафию:
 
"Пусть на могильной плите прочтут: «он вдохновенно грезил быть пророком»".

Но она осталась только в архивах. Живущие почитатели не особо стремились выполнить его посмертную волю, то ли по незнанию, либо, это было элементарное пренебрежение.
Над могилой стояла наклонённая сосна, на которой явственно проступали несколько строчек надписи, вырезанных ножом. Они заплыли смолой и уже начали зарубцовываться. Однако хоть и с трудом, но можно было разобрать:

«Ногу на ногу положив,
Велимир сидит. Он жив!»

Суть зарифмованной надписи была неточной. Судя по воспоминаниям современников, невозможно было представить Хлебникова, сидящего вальяжно развалившись и положившего ногу на ногу. Он был очень застенчив, и даже первоначально можно было принять его за безвольного рохлю. Однако в общении, все кто с ним беседовал, поражались его железной воле, с которой он отстаивал свои выстраданные мысли. Видимо поэтому на творческих диспутах, когда Хлебников появлялся в помещении, все вставали. Один профессор с изумлением вспоминал об этом, не понимая, какая сила заставляла его, солидного человека, подниматься вместе со всеми перед студентом.
Так или иначе, всё указывало на то, что мы нашли именно его могилу.
Удивлению не было предела.
Эдуард Раненко ранее уже предпринимал попытку съездить киногруппой в деревню Санталово, где, как было известно, скончался поэт. Географически казалось, что это находится совсем в иной стороне, потому, что санталовская дорога от автотрассы Москва-Ленинград вела с другой стороны посёлка Крестцы, и к тому же была так разбита лесовозами, что стала непроезжей для студийного уазика. Попасть в Санталово тогда не удалось. А ручьёвское кладбище, мимо которого неоднократно проезжали, оказалось ближайшим погостом, где хоронили и санталовских селян.
***

НОВАЯ ВОЛНА ПОИСКОВ
Эта случайная находка послужила поводом для новой волны исследований новгородского периода жизни поэта и толчком к поиску людей причастных к сохранению могилы. Потому что по степени разрушения доски её возраст был всего чуть больше десятка лет. Это указывало на то, что за могилой присматривали уже и после предполагаемого перезахоронения поэта в шестидесятых годах ХХ века.
На этот раз поиски увенчались успехом. После долгих мытарств, через местного краеведа Павла Васильевича Гурчёнка нашли бывшую жительницу деревни Санталово, ровесницу века – Степанову Евдокию Лукиничну, которая в то время жила в Крестцах и оставалась последним свидетелем, кто при жизни своими глазами видел Велимира Хлебникова. Именно Степанова в дальнейшем по-возможности присматривала за его могилой. Муж Евдокии Лукиничны, будучи любознательным двадцатилетним парнем, неоднократно лично встречался с Велимиром, когда он появился в доме Митуричей и был ещё в состоянии общаться. А когда Хлебников скончался, Алексей Степанов был в группе людей, кто проводил поэта в последний Путь.
Чуть позднее Алексей на том же кладбище вместе Евдокией – хоронили их малолетнюю дочь. Тогда он и показал могилу Хлебникова. Ей показалось удивительным, что на могиле был насыпан холм больше обычного. Алексей тогда же сообщил жене, что гроб захоронили, не так глубоко, так как Хлебникова в скором времени должны перевезти в Москву. Поэтому и насыпали приметный холмик.
Спустя несколько лет в 1927 году Алексей Степанов трагически погиб сам и был похоронен на том же кладбище на расстоянии чуть больше десятка метров от Хлебникова. С тех пор Евдокия Лукинична, ухаживая за могилой своего мужа, стала приглядывать и за бесхозной могилой поэта. Со временем намогильный холмик расползся и почти сравнялся с уровнем земли.
Через четыре десятка лет после кончины Велимира живописную деревеньку Санталово построенную древними пращурами на слиянии двух чистых речек Анненки и Олешонки, одно название которых ласкало слух, власти объявили почему-то неперспективной и потребовали от жителей, чтобы через два года их никого не было на этом месте. И чтобы некоторые, самые упорные жители, к которым относилась и Лукинична, не засиживались на родимой земле, обрезали линию электричества, которую после войны с таким радостным энтузиазмом провели совместными усилиями, оставшиеся в живых фронтовики.
Лукинична, бросив добротный, благоустроенный дом с садом на произвол судьбы, переселилась в Крестцы. Пережив это потрясение, Евдокия Лукинична стала реже посещать кладбище по причине хлопотности и пошатнувшегося здоровья.
Однажды ей сообщили, что прах «твоего Вити» увезли в Москву. Весной следующего года, по традиции посетив Ручьи, она с удивлением нашла могилу нетронутой. И тогда чтобы обозначить для потомков её местоположение, после неудачной попытки московских инициаторов перезахоронить прах Хлебникова в 1960-х годах, сердобольная женщина натаскала булыжников и обложила могилку, чтобы она совсем не исчезла с лица земли. И по просьбе Евдокии Лукиничны, была изготовлена та скромная доска, которую мы нашли на могиле спустя полтора десятка лет.
***

ЛУКИНИЧНА
Инициатор новой волны поисков – Эдуард Васильевич Раненко кинооператор Ленинградской студии документальных фильмов, решил снять фильм об этих исследованиях. Ведь это же счастливый случай найти живого свидетеля далёких двадцатых лет. Причём Евдокия Лукинична в свои восемьдесят с лишним лет сохранила ясный ум и связную речь, которую можно было слушать как мелодию, наслаждаясь выговором.
Однажды мы, опасаясь за её здоровье и учитывая её возраст, с осторожностью предложили ей съездить с нами в Ручьи и Санталово. Глаза пожилой женщины сверкнули молодостью, и она с задором приняла наше приглашение.
Оказавшись на ручьёвском кладбище, Евдокия Лукинична, несмотря на слабое зрение, ходко и уверенно прошла к могиле своего мужа и от неё прямо указала на место упокоения поэта, хотя с её последнего посещения погоста прошло несколько лет.
По пути в Санталово она увлекательно рассказывала о том, как Хлебников попал в их края. О жизни старой деревни, многолюдных весёлых праздниках, тяжёлой, но дружной работе на полях. На лице её отражались, то грусть, когда она повествовала о молодом ещё, но изнурённом тяжёлой болезнью Хлебникове.
То недоумение и раздражение, когда вспоминала период своего бригадирства, и ей приходилось «воевать» с неумными директивами от районных чиновников.
То злая обида, когда по распоряжению властей от санталовцев забрали весь их урожай отборного зерна и заменили немыслимой смесью хилых злаков вперемешку с сорняками и трухой, которая не годилась даже на корм скоту. А ведь нужно было и самим выжить, и на посев оставить лучшие семена.
Только когда воспоминания касались молодых лет жизни с мужем и пятерыми детьми, весь облик её начинал светиться внутренней радостью.

Как я понял из её рассказа, зимой 1922 года Пётр Митурич, художник и интеллектуально образованный человек своего времени, встретившись на каком-то событии в Петрограде или Москве с тяжело больным Хлебниковым, пригласил его после голодной зимы, пожить лето в Санталово, где в деревенской школе учительствовала его жена - Наталья Константиновна. Чтобы в голодное время на чистом воздухе и свежих харчах подправить здоровье и отдохнуть от городской суеты. Велимир принял это приглашение и ранней весной, когда в лесу местами ещё лежал снег, он тронулся в путь и на поезде приехал по одной версии в Крестцы, а по другой в Боровёнку Окуловского района. Неизвестно по чьей вине, но Митурич* не получил от Хлебникова известия о дате приезда, поэтому и не встретил его. Велимир по своей скромности не стал никого обременять хлопотами, а, узнав направление, самостоятельно, как это он делал всегда в своих путешествиях, пешком отправился в Санталово. Не успев преодолеть расстояние засветло, был вынужден заночевать в сыром и холодном лесу. К его тяжёлой болезни добавилась простуда.
Доподлинно мне неизвестно, чем болел Хлебников. По некоторым предположениям туберкулёзом, по-народному – чахоткой. Или лихоманкой, как называли рак. Это сейчас не очень и важно. Главное, болезнь оказалась последней.
Как рассказывала Евдокия Лукинична, долгожданный гость появился в Санталове внезапно. Митурич с Натальей Константиновной радушно встретили Хлебникова. Выделили для него одну комнатку в здании школы. Оправившись от простуды, Велимир стал выходить на прогулки, любовался цветами. Несколько раз Лукинична видела, как он возвращался домой с букетиком то белых, то синих подснежников, а иной раз ландышей. Часто подолгу сидел на берегу речки, любуясь на воду или на облака. По вечерам в его комнатке стали собираться местные мужики. Их конечно очень интересовал «Председатель Земного Шара». Среди них был и муж Евдокии Лукиничны – Алексей Степанов. Там велись беседы на разные темы, от местных, и до глобальных. Некоторым из услышанного на этих встречах Алексей делился с женой. О чём она и поведала нам, хотя созналась, что толком не поняла, о чём на посиделках шла речь?
Дотошный Эдуард Васильевич, желая уточнить, насколько близко была знакома сама Лукинична с Велимиром, задал конкретный вопрос:

«Евдокия Лукинична, А сами-то лично Вы видели Хлебникова?»
«А как же? Вот так, как Вас. Он на той стороне речушки, а я по этой стороне иду стёжкой. Поздороваемся и я дальше бегу…»
«Что ж Вы с ним не поговорили-то?»
«Откуда ж я знала, что он помрё…? И нельзя было. Как я, мужняя жена, могла заговорить с чужим мужчиной? Да и что я могла сказать? Он учёный человек, а я буду к нему приставать с какими-то глупостями. Он же о своём думает!»

В этом коротеньком диалоге столько информации о той эпохе. О русских нравах, правилах приличия, уважении к знающему, образованному человеку и деликатности простой крестьянки.

Болезнь не отступала, и Хлебников постепенно таял. Видя серьёзность положения, Митурич в июне месяце уговорил Хлебникова обратиться за медицинской помощью в районную больницу. Как Велимир ни противился, в конце концов, согласился, и по просьбе Петра местный житель отвёз Хлебникова на лошади в Крестцы.
В уездной больнице без должного ухода, да на казённых харчах Хлебникову стало ещё хуже. Он слёг окончательно и появились пролежни.
Когда врачу стало понятно, что Велимиру не суждено выздороветь, сельчане, опять на лошади вернули его обратно, чтобы Хлебников последние дни жизни находился среди своих людей, а не в одиночестве больничной палаты.
Евдокия Лукинична видела сама, как его на телеге привезли осунувшегося, высохшего. Велимир боком лежал на охапке свежего сена, и устало смотрел  на встречавших его людей.
Митурич хотел поместить его в ту же школьную комнатку, где он жил раннее, Хлебников воспротивился и попросил поселить его в баньке, которая стояла на берегу речки, метрах в тридцати от школы. Видимо не захотел своей болезнью доставлять опасность здоровью детей. Так и поступили.
В чистенькой баньке на полоке устроили постель. Матрас набили свежим душистым сеном. Хлебников просил принести ему букетик васильков, но тем летом в июне их ещё не было. Лукинична очень сокрушалась, что не смогла выполнить его такого бесхитростного желания.
Чуть больше недели принимала банька своего постояльца. 28 июня 1922года Велимир Хлебников почил и, как написал на посмертном рисунке Пётр Митурич, последнее его слово было: «Да»…
Это закреплено в архивном документе – на листке бумаги, хранящемся в ЦГАЛИ:
«Утром в 7-8 час. 27.VI на вопрос Федосьи Челноковой, "трудно ли ему помирать", ответил "да" и вскоре потерял сознание. Дышал ровно со слабым стоном, периодически вздыхая глубоко. Дыхание и сердце постепенно ослабевало и в 9 ч. 28.VI прекратилось". Чуть ниже нарисован гроб с надписью по боку "Первый Председатель Земного Шара Велимир Хлебников" и дописано: "Опущен в могилу 1 1/2 глубиною на кладбище в Ручьях Новгор. губ., Крестинского уезда, Тимофеевской вол., в левом заднем углу у самой ограды между елью и сосной. П.Митурич».

* – Как видно в воспоминаниях же Митурича об этом несколько иначе, чем у Лукиничны. Он повествует, что они с Хлебниковым приехали в Боровёнку вместе.
Однако, Хлебников в своём последнем письме из больницы пишет знакомому доктору А.П.Давыдову:

«Дорогой Александр Петрович!
Сообщаю Вам, как врачу, свои медицинские горести.
Я попал на дачу в Новгородск. губер., ст. Боровёнка, село Санталово (40 вёрст от него), здесь я шёл пешком, спал на земле и лишился ног. Не ходят. Расстройство /неразборчиво/ службы. Меня поместили в Коростецкую "больницу" Новгор. губ. гор. Коростец, 40 верст от железной дороги.
Хочу поправиться, вернуть дар походки и ехать в Москву и на родину. Как это сделать?»

Как можно понять из текста, Хлебников по пути в Санталово был один. И то, что он предпочёл спать на сырой земле, а не беспокоить сельчан попутных деревень, вполне соответствует его скромному характеру.
Что касается Митурича, то я думаю, будь он рядом, не стал бы рисковать здоровьем, а наверняка договорился бы о ночлеге в тёплой избе у добрых людей.
Вообще-то, исходя из рассказа Евдокии Лукиничны, я понял, что с б0льшим участием и заботой к больному поэту относилась жена Митурича, Наталья Константиновна. Сам Митурич не особо нянчился с Велимиром. В Крестецкую больницу отправил одного с колхозным возницей. Когда крестьянин вторично был в райцентре, как водится у односельчан, он зашёл в больницу проведать Хлебникова, врач сообщил ему о безнадёжности пациента и пригласил для разговора самого Митурича, поскольку это его гость, тот в своих заботах не откликнулся, тогда, в третий приезд возницы, врач волевым решением вернул больного в Санталово.
В вышеуказанных документах бросаются в глаза разночтения об одном и том же географическом месте.
В записке Митурича:"Ручьях Новгор. губ., Крестинского уезда"
Хлебников в письме доктору пишет:"Меня поместили в Коростецкую "больницу" Новгор. губ. гор. Коростец"
На самом деле речь идёт о посёлке Крестцы и Крестецком уезде Новгородской губернии.
Приезжий, тяжелобольной Хлебников мог ошибатья - он не местный.
А для Митурича, в качестве хозяина принимавшего гостя в доме где живёт его семья, подобная ошибка непростительна.
***

ЛУКИНИЧНА В САНТАЛОВЕ В 1984 ГОДУ
… Евдокия Лукинична ехала с нами на свою Родину, где прошла самая счастливая пора – детство, поэтому глаза её блестели как в юности.
То, что она увидела, сразу заставило посмурнеть её лицо. Когда мы остановились около разрушенной школы, где она училась в далёком детстве, а позднее и работала уборщицей, во всём её облике появилась жгучая жалость безвозвратной потери.
Деревянную школу, крытую черепицей разрушили явно нарочно. Брёвна без признаков следов гнили просто валялись в беспорядке, раздернутые при помощи трактора именно до уровня бревна, где Пётр Митурич рельефно вырезал легендарные слова:
«Здесь жил и умер Первый Председатель Земного Шара Велимир Хлебников» – и даты его жизни. Видимо это бревно и было целью злоумышленников – похитить реликвию.
Лукинична загоревала, что из-за разрушенного моста не может пройтись по бывшей деревенской улице, добраться до места своего дома. Стоя у развалин школы, она показывала через речку на взгорок, покрытый высоким травостоем и кое-где стоящими застарелыми яблонями. С тоскливой скорбью рассказывала об узорных избах, шумных, радостных деревенских праздниках, бурно цветущих садах, что и было когда-то красивой деревней Санталово. Старое урочище встретило нас покоем, нарушаемым нехитрыми песнями птиц.
На берегу речки сквозь заросли ольхи и гигантской крапивы с трудом можно было рассмотреть сгнивший, обросший лишайником, просевший почти до земли сруб баньки, где завершилась земная жизнь удивительного человека – поэта, Велимира Хлебникова.

Обратный путь в Крестцы сопровождался тягостным молчанием. Подтвердилась старая народная мудрость: «Не нужно возвращаться в те места, где Вы были когда-то счастливы. Ибо ждёт Вас горькое разочарование!»…
***

А БЫЛО ЛИ ПЕРЕЗАХОРОНЕНИЕ?
Дальнейшие исследования в архивах показали, что никаких документов на вскрытие могилы и разрешений на изъятие праха для перезахоронения не существует в природе. Никто из родственников и иных людей не заявляли о необходимости перезахоронения в органы местной власти. Поэтому Крестецкий районный исполнительный комитет не создавал никаких комиссий для эксгумации и не принимал никаких решений. И если что и произошло, то это были самовольные действия неизвестных лиц участвовавших в противозаконном акте. Ссылки на, якобы, существовавшую справку-разрешение от сельсовета необоснованны. Так как сельсовет, по словам юристов, не обладал полномочиями решать подобные вопросы. Если сельсовет и выдал подобный документ, то он изначально не имел юридической силы. Да и весь процесс перезахоронения иначе как кощунством не назвать:
В летнюю пору некие люди, не уведомляя уполномоченную местную власть о своих намерениях, проникли на территорию заросшего сельского кладбища. Не присутствовали ни представители власти, ни эксперты способные идентифицировать личность покойного. Организаторы этого акта не удосужились даже найти людей, кто достоверно мог показать место захоронения, не говоря о соблюдении процессуальных норм и ритуала перезахоронения. Не зная места подлинной могилы, при помощи случайных местных жителей наугад произвели какие-то беспорядочные раскопки. Естественно, найти ничего не смогли. Похоже, что они и не ставили себе такой задачи. Их вполне устраивала имитация перезахоронения. Насыпав в пакет немного земли, и кинув туда найденную пуговицу и какую-то ЧУЖУЮ, может быть даже и нечеловеческого происхождения костяшку, неудавшиеся гробокопатели отбыли в Москву, чтобы закопать изъятую с Ручьёвского кладбища символическую горстку земли с чьими-то останками непременно на Новодевичьем кладбище.
Спустя полгода морозной зимой на Новодевичьем кладбище Москвы, как написал на это действо в своём стихотворении «Перепохороны Хлебникова» Борис Слуцкий, «кучка малая людей знобко жмется к праха кучке» в январскую «Стынь, ледынь и холодынь» «зарыли» «Праха малый колобок»….
Невольно возникает вопрос: «А где, и насколько достойно в течение полугода хранилась авоська с «Праха малым колобком» Великого Поэта?»
Весь этот процесс перезахоронения без соблюдения протокола, традиций и ритуала выглядит недостойным, глумливо-шутовским действом «кучки малой людей», которые вдобавок ко всему сотворили ещё один кощунственный акт – возложили на условную могилу поэта на Новодевичьем кладбище Москвы НАДГРОБИЕ ЧУЖОГО НЕВЕДОМОГО ЧЕЛОВЕКА – «подлинную каменную бабу» с одного из древних безымянных захоронений далёких степей Калмыкии.
***

На этом очередной этап исследований приостановился. Наступило затишье на несколько лет. Продолжалось только дружеское общение Эдуарда Васильевича Раненко, Игоря Яковлевича Манюкова и киногруппы с удивительным человеком Евдокией Лукиничной Степановой, к которой мы заезжали проведать и справиться о здоровье при каждом удобном случае.
***

ОЛЕГ АНДРЕЕВИЧ ОБЛОУХОВ
Зимой 1986 года, морозной январской ночью в моей квартире раздался телефонный звонок. На том конце провода я услышал звонкий восторженный голос:
«Добрый день! Это Слава Кочевник?»
Я озадаченно поправил, что не Слава, а Саша. Собеседника это ни мало не смутило, и он продолжил:
«А всё-равно! Я Олег Облоухов, художник из Ростова-на-Дону! Приехал к тебе! Я сейчас на вокзале. Приходи ко мне. Нам нужно с тобой поговорить!»
Я уже окончательно проснулся, но всё-таки решил напомнить неведомому собеседнику, что сейчас середина ночи. И стоило бы подождать до утра. На моего нового знакомого это не произвело ни малейшего впечатления. Так же восторженно он продолжал:
«Не! Я уже выспался. Мне про тебя рассказал…» – и далее последовало пространное перечисление ряда лиц, через которых он меня нашёл. Разговор внезапно прервался. После бесплодного ожидания повторного звонка, я решил идти на вокзал.
Там с дубовой вокзальной скамьи мне навстречу радостно поднялся плечистый, слегка сутулый мужчина, чуть выше меня ростом, с лохматой шевелюрой русых вьющихся волос обрамляющих румяное лицо в роговых очках с толстыми плюсовыми стёклами, отчего глаза его казались неимоверно огромными.
Приветливо улыбнувшись, он обнажил крупную редчину между верхними передними зубами. Одет он был явно не по сезону – в лёгкую курточку. Глядя с детской наивной улыбкой, он сообщил мне, что у него кончились деньги, и он не смог мне перезвонить по автомату. Пожав его ледяную руку, я ощутил, что Олег продрог, что называется, до мозга костей. Я тут же пригласил его к себе. Без разговоров, взяв под мышку объемный сверток и подхватив два огромных туго набитых портфеля, Олег охотно направился за мной. Гость оказался сверх словоохотливым. Его рот не закрывался ни на минуту. По пути я узнал, что он давний почитатель Велимира Хлебникова и исследователь его творчества и биографии. И главная цель визита в Новгород, это посещение могилы своего кумира. Когда мы пришли домой, к моему удивлению, он достал из своих баулов изрядно потрепанные фотографии могилы Хлебникова и Евдокии Лукиничны, которые когда-то давно делал я, уже не помню кому, и был готов к продолжению обстоятельного разговора, но я предложил ему всё-таки в остаток ночи выспаться. Что мы и сделали. Согревшись, Олег мгновенно уснул.
***

Утром я познакомил Олега с Эдуардом Раненко, Игорем Манюковым и остальными друзьями, с кем занимались исследованиями новгородского периода жизни Хлебникова, истории с захоронением и последующим состоянием могилы Велимира. За целый день мы обменялись массой взаимно интересной информации, но признаюсь, – к концу дня словоохотливость Облоухова нас сильно утомила.
На следующее утро первым шестичасовым автобусом мы с Олегом отправились в Крестцы. Как только автобус тронулся, Олег начал рассказывать соседним пассажирам цель своей поездки в Крестецкий район. Речь его становилась громче и громче. Вскоре его выступление звучало на весь салон безо всякого микрофона. На въезде в посёлок все пассажиры знали кто такой Хлебников и чем знаменит. И странное дело – Облоухова слушали с интересом и без раздражения, хотя среди пассажиров наверняка были и те, кто хотел подремать в столь ранний час. Никто не шикнул и не проявил явного недовольства. Наоборот, когда он, прощаясь, выходил из автобуса, его проводили возгласами одобрения и аплодисментами…
В Крестцах я представил Олега Андреевича заместителю председателя райисполкома, Виктору Николаевичу Виноградову, редактору районной газеты Людмиле Михайловне Веткиной, заместителю начальника районного отдела культуры Даниле Петровичу Шевцову и, оставив Облоухова на их попечении, отбыл домой. Нужно было работать.
Через два дня на третий, как всегда восторженно сияющий Олег с утра появился в Новгороде, на корреспондентском пункте ленкинохроники и объявил нам, что 28 июня, то есть через пять месяцев в ДК деревни Ручьи будет открыт музей Велимира Хлебникова. А на его могиле будет установлен памятник!!!
Повисла полная тишина…
Когда, оправившись от шокирующей новости, мы позакрывали рты, прозвучал робкий вопрос:

«Кто будет делать-то?» на что был получен мгновенный и уверенный ответ:
«Мы!» И Олег сделал над нами объединяющий пасс.
«А откуда экспонаты?»
«Я привезу!!!»

Когда все окончательно пришли в себя от потрясения, разговор стал более конструктивным. Инициатива Облоухова ни у кого не вызвала отторжения. Мы ранее в наших разговорах много раз высказывались за подобные идеи, но до появления Олега всё оставалось на уровне теоретических дискуссий. Теперь каждый по-новому посмотрел на свои возможности в выполнении единой конкретной цели. Также выяснилось, что наш общий знакомый скульптор, земляк-курянин Владимира Фёдоровича Гребенникова и однокашник по художественному училищу – Вячеслав Михайлович Клыков более двадцати лет назад, с одобрения Мая* Петровича Митурича, придумал и создал памятник, который предполагал установить на могиле Хлебникова в связи с ожидавшимся перезахоронением на Новодевичье кладбище. Монумент не был востребован организаторами похорон, и приготовленная для работы его гипсовая модель в натуральную величину осталась в мастерской скульптора. Теперь она пришлась очень к стати.

Озадачив новгородцев, вечером Облоухов уехал к себе в Ростов…

* – Май, это родной племянник Велимира Хлебникова. Пётр Митурич примерно через год после смерти Хлебникова оставил** свою жену Наталью Константиновну с детьми Васей и Машей в Санталове, а сам перебрался в Москву. Там он женился на родной сестре поэта Вере. У них 29 мая 1925 года родился сын, которому дали имя – Май.
Клыков был хорошо знаком с младшим Митуричем и характеризовал его, как доброго, скромного и мягкого человека. В процессе работы Вячеслав рассказал символизм своей идеи, которая Маю тоже пришлась по душе. Понравилась ему и гипсовая модель памятника. По неизвестной мне причине установка памятника не состоялась. Видимо – так было угодно Судьбе! Вячеслав Михайлович предназначал своё творение на реальную могилу поэта, а в Москве не могила, а символическое, искусственно созданное место памяти Велимира Хлебникова и захоронения людей в разной степени причастных к его имени. Поэтому этот памятник остался невостребованным в запасниках скульптурной мастерской Клыкова до нашего времени, а теперь пришёл свой срок…
** – санталовцы, по словам Лукиничны, любили, уважали и жалели Наталью Константиновну. Когда она осталась «соломенной вдовой» с двумя детьми, местные мужики очень отрицательно, даже с агрессией, отнеслись к этому факту. В русской деревне тогда ещё существовала чистота семейных нравов. Случаи супружеской измены не так сильно осуждались, как отказ от собственных детей. Видимо это и было главной причиной того, что Митурич больше никогда не появился в Крестецком краю.
***

ЭНТУЗИАСТЫ – ВПЕРЁД!
Все мы загорелись идеей Облоухова и стали каждый пересматривать свои ресурсы. Искать новые резервы. Обдумывались транспортные возможности. Рождались эскизы, чертежи. Доставали сырьё.
Олег Андреевич, как в воду канул!
Нет известий месяц, два, три…
Затем, как всегда вдруг! В середине мая московским поездом появился Облоухов. По-обыкновению с массой свёртков, чемоданов, котомок и сразу сообщил, что завтра в ночь поездом из Москвы в Окуловку приедет группа студентов, которых нужно встретить и направить в Ручьи.
Сказать, что работа пошла, значит, ничего не сказать. Всё завертелось в бешеном темпе. Эскизы реализовались в мемориальные доски, чертежи превращались в конструкции.
Клыков у себя в мастерской отлил и подготовил для транспортировки памятник.
Облоухов работал день, и ночь. Спал чуть не на ходу по часу-два в сутки. По ходу дела вносил коррективы в проекты, преображая интерьеры некогда безликих помещений. В экспромтах Олега раскрылись лучшие черты по-хорошему одержимого человека. Не удержусь и подробно опишу два примера:

На выделенных под музей площадях было мизерное помещение умывальника без окон и дверей. Ну, нечего там было разместить для экспозиции, настолько было мало места! А Олегу пришла идея разместить там подобие диорамы.
Следующим утром ни свет, ни заря один из жителей деревни Ручьи, кому понравилась эта идея, пешком направился в Санталово, а это около десятка километров. Там он разобрал угол сруба разрушенной школы и на собственном горбу три километра по бездорожью перетаскал брёвна до пролазной дороги, на которой можно было воспользоваться гужевой повозкой и привезти новоявленные реликвии в музей.
Так появился подлинный экспонат – угол сруба здания санталовской школы, где реально жил Хлебников. На срубе разместились несколько фотографий. На полу расстелен слой душистого июньского сена, которое к каждым чтениям заменяется свежим. Так появился один из уникальных уголков музея.

***

Поднимаясь на второй этаж помещений сельского ДК, все видели пустую вогнутую стену. Но она не стоила нашего внимания. А Олегу пришла идея повесить на пустующей стене над лестницей фотопанно с лошадьми.
Какое панно?
До открытия оставалась неделя!
Оказывается, Облоухов видел это панно в каком-то(!) доме культуры в Ленинграде и решил направиться туда. Когда мы везли упёртого в своей мысли Олега Андреевича на новгородский автовокзал, состоялся такой разговор:

-  «Скажи хоть как называется дом культуры-то?»
-  «Я не помню!»
-  «Как же ты его найдёшь? Их там много…»
-  «…И кто тебе даст это панно? Нужно хоть позвонить, чтобы ребята со студии помогли».
-  «Да не знаю я, как называется дом культуры, а дорогу хорошо помню. Найду! Только ребятам не звоните, а то они вмешаются и всё испортят».
-  «И как же ты поедешь? Билетов-то нет. Давай я хоть бронь возьму».
-  «Не надо, я сам уеду, а Вы завтра меня встречайте с ленинградского поезда. А то панно большое в автобус не поместится!»
-  «Какое?»…В ответ жест обширной окружности обеими руками…
-  «Размер-то, хоть какой?»
-  «Не помню! Но знаю, что нам подойдёт…»

Подъезжаем к вокзалу, гудящему как улей. Середина июня – самый разгар всяких поездок на дачи, каникулы и в отпуска. Толпа разгорячённых и утомлённых ожиданием людей плотной массой окружила кассовые окошки. Уже много часов ждут транзитных автобусов в надежде уехать.
Олег зигзагами и как-то незаметно через полминуты был уже напротив заветного окошка. Оно внезапно открывается и кассир сообщает:
«Четыре места со Старой Руссы на Ленинград!»
Олег через головы первых протягивает мятую пятёрку:
«Мне один билет!»
Через мгновение тишины буря ярости утомлённых людей, как реакция на неслыханную наглость. Но Олег удивлённо смотрит на беснующуюся толпу своими огромно увеличенными линзами очков глазами, и, показывая им билет, доверительно сообщает:
«Мне же билет надо…»
Странно, но народ утихает в каком-то виноватом угрызении. Будто они здесь случайно стояли:
«Что мы, в самом деле? – человеку ехать надо, а мы тут склоку развели…»

***
На следующий день Облоухов из Ленинграда не вернулся. В три ночи меня разбудил телефон. Естественно, это был он. Торопливой скороговоркой Олег сказал, что ему коротко разрешил позвонить дежурный по вокзалу, потому что у него нет денег, и он сообщает, что его нужно встречать следующим вечером. Панно при нём, а сегодня он немножко опоздал на поезд…
Слава Богу, появилась ясность!
Оказалось, в Ленинграде Олег быстро разыскал нужный дом культуры, где висело панно, которое, однако, ему не дали забрать без разрешения директора. Олег, в линялой рубашке, выгоревших синих тренировочных штанах с растянутыми коленками и стоптанных сандалиях на босую ногу выглядел, по крайней мере, странно, но, терпеливо дождавшись встречи, уговорил-таки директора отдать панно для музея Хлебникова. С трудом отодрал его от стены и направился на трамвай, но его там не ждали – просто не пустили! Пришлось с вожделённой реликвией через весь город идти на московский вокзал пешком. Купив на последние деньги билет, он довольный успешным и своевременным выполнением плана, стал дожидаться поезда. Через пару часов подали состав на посадку. Но вот незадача! Панно никак не хотело входить в вагон. Олег побежал в здание вокзала, нашёл у кого-то ножовку(!), распилил панно на части. Пока он возвращал пилу хозяину, поезд ушёл…
Пришлось сутки в компании с панно дожидаться следующего поезда. Поскольку денег оставалось только на хлеб, пришлось Облоухову целый день запивать его бесплатной газировкой из автомата, поставленного в служебном помещении для рабочих вокзала.
На следующий вечер проводница подошедшего поезда, сначала почему-то не хотела пустить его в вагон по вчерашнему билету. Но Олег, с присущим ему искусством, сумел убедить её в обратном. И на полулегальном положении благополучно прибыл в Новгород.
Так музей Хлебникова получил ещё одну реликвию – панно с мчащимися во весь опор конями по калмыцкой степи на Родине поэта.
***

НАРОДНЫЙ МУЗЕЙ!
Музей создавался на истинно народном энтузиазме. Все оказывали посильную помощь.
Работники дома культуры, во главе с Шевцовым Данилой Петровичем работали как на чрезвычайном положении.
Московские студенты тоже не считались со временем.
Не отставали от них и школьники Ручьёвской школы под руководством Ларисы Михайловны Мельниковой.
Новгородский художник Владимир Фёдорович Гребенников создал эскизы памятных досок, и совместно с Эдуардом Васильевичем Раненко воплотили их в жизнь в меди, латуни и бронзе. Одно из этих произведений в средине девяностых глдов местные постперестроечные вандалы ради сиюминутной выпивки отодрали и сдали как цветной лом.
Крестецкий леспромхоз выделил пиломатериалы и древесно-волокнистую плиту.
Новгородское Производственное Объединение «Волна» в лице Семёна Григорьевича Маева обеспечило металлом для мемориальных досок и технических конструкций.
Директор Крестецкого автохозяйства Владимир Иванович Скворцов выделил транспорт для доставки строительных материалов и памятника из Москвы. Владимир Гребенников сопроводил бесценный груз в качестве экспедитора-штурмана.
Крестецкая передвижная механизированная колонна предоставила автокран для разгрузки и установки памятника.
Директор совхоза «Ручьи» Владимир Васильевич Сергеев поначалу проявлял видимое недружелюбие и некоторое раздражение к энтузиастам, когда видел на стихийной народной стройке своих рабочих. Ведь май-июнь самая горячая пора на селе! Но когда он убедился, что это не вредит основной работе, посадка и сев завершились удачно, Владимир Васильевич стал действенным помощником. Сам директор и рабочие совхоза считали за Честь обеспечивать в дальнейшем традиционные Хлебниковские чтения хлебом и молоком, чтобы гости могли достойно поддержать девиз поэта, поднять кружку с молоком и закусить горбушкой свежего хлеба...
Напутствуя на работу по установке памятника, начальники крановщика и шофёра попросили нас оплатить им работу в выходной день, а сама техника была в нашем распоряжении бесплатно. Мы с ними договорились о сумме. Ребята, прибыв на место, стояли в сторонке, пока готовился для них фронт работ и лениво переговаривались. Потом, улучив момент, они подошли ко мне с вопросом:

-  «Интересно, что это за люди, которые здесь суетятся?»
-  «Вот этот с топором, снимает опалубку, известный скульптор, Лауреат Государственной Премии СССР, Вячеслав Михайлович Клыков. Лёжа на земле, сваривает конструкцию Заслуженный Деятель Искусств кинооператор Раненко Эдуард Васильевич. Помогает ему известный новгородский художник Владимир Фёдорович Гребенников. Седой человек с лопатой планирует площадку Отличник кинематографии РСФСР Игорь Яковлевич Манюков…»
-  «Такие люди! Интересно, а сколько же им заплатят за эту работу?»
-  «Нисколько!»
-  «Почему?»
-  «Они работают просто из уважения к Личности Велимира Хлебникова, чтобы увековечить его Память!»

Ребята озадаченные отошли, переговариваясь между собой. Через некоторое время подошли вновь и, смущаясь, отказались от обусловленной зарплаты. Вдобавок после того, как мастерски выполнили свои профессиональные действия, а работать им пришлось нелегко, балансируя между могил и деревьев почти вслепую, они не уехали сразу, а остались до конца рабочего дня, оказывая очень действенную и уместную помощь.
***

Перед установкой памятника возник вопрос, где конкретно ставить? Посовещавшись, мы решили поставить не на самой могиле, а рядом с ней, на случай, если всё-таки возникнет необходимость произвести вскрытие могилы, то это можно сделать, не трогая монумента. Тем более сейчас, имея современные ультразвуковые приборы для сканирования грунта, можно до мельчайших подробностей исследовать могилу, даже не вскрывая её, и не проявляя кощунства по отношению к праху. Это положит конец распространению нелепых домыслов.
***
Все работы были закончены к самому празднику. Заблаговременно о предстоящем событии разослали объявления и пригласительные билеты всем известным почитателям Хлебникова, руководителям* Союза Писателей СССР и персонально дорогому гостю Маю Петровичу Митуричу.
На подъёме настроения стали ждать гостей!
 
* – Ни Май Петрович, ни лидеры Союза Писателей СССР не появились на этом торжественном событии. Игнорировали приглашение. Однако спустя время одна из местных московских многотиражек "Московский художник" разразилась гневной статьёй за коллективной подписью нескольких известных фамилий, где обвинила Новгородских энтузиастов в недобросовестности. Народ в Ручьях не особо горевал по поводу отсутствия на празднике чиновников от литературы, а с удовольствием сами отметили это культурное торжество Всесоюзного масштаба…
***

С ПРАЗДНИКОМ, ЗЕМЛЯКИ!
Наступил торжественный день 28 июня 1986 года. Все хлопоты позади!
Собралась масса народа. Только из Новгорода прибыло целевым назначением два переполненных автобуса с гостями из Новгорода, Москвы, Ленинграда, Поволжья…   Всех не перечесть!
Многие приехали своим ходом. И конечно главными участниками праздника были те, чьими руками создавался этот музей. В тот день сложилась добрая традиция празднования, которая поддерживается до сих пор.
Первоначально все гости в неспешном шествии прошли на могилу и возложили живые полевые цветы, которые так любил сам Хлебников. Инициатор и главный исполнитель этого грандиозного события Олег Андреевич Облоухов выступил с поздравлением и проникновенным словом памяти поэту.
С коротким словом и объяснением символов памятника выступил автор Вячеслав Михайлович Клыков:

«На вертикальной, слегка пирамидальной уплощённой плите со скруглёнными углами в нише на лицевой стороне скульптура обнажённого мальчика со свитком в руках блаженно вслушивающегося в Мир, как образ чистоты в поэзии Хлебникова и связи с Богом и Природой. На голове мальчика трёхлучевая корона – символ триединства времени Прошлого, Настоящего и Будущего. По периметру вокруг ниши памятник обрамляют письмена. Это не буквы, а, – как сделал ударение Клыков – интуитивная Азбука. Вязь из псевдобукв и значков разноязыких письмён прошлого. Фрагменты зарождающейся азбуки. Под нишей надпись «Велемир Хлебников» и годы его жизни. На оборотной стороне памятника несколько строк известного стихотворения Хлебникова «Ещё раз, ещё раз…» в виде народной граффити.»

Изваять этот памятник Клыков предполагал из глыбы белого мрамора, но на открытии он пояснил, почему не стал делать, как замышлял ранее. По его мнению, памятник выглядел бы слишком помпезным на сельском кладбище, и не соответствовал бы характеру и образу жизни Велимира. С ним согласились почти все.
С добрыми напутствиями обратились официальные лица.
Затем все направились в обратный ход, где около дома Культуры гостей встретили Хлебом Солью нарядные в народных русских костюмах девушки деревни Ручьи.
После короткого митинга на входе ритуальная трапеза в фойе дома Культуры с традиционной краюхой хлеба и молоком. Таким образом, искренние слова поэта:
«Мне мало надо!
Краюшку хлеба, да каплю молока!
Да это небо!
Да эти облака!», теперь стали девизом музея и важным фрагментом традиционого сценария Хлебниковских Чтений.
Далее прошествовали на второй этаж, где расположилась обширная выставка плакатов, журналов, фотографий и прочей изо продукции с материалами о Велимире Хлебникове.
Затем состоялось открытие музея. Традиционную ленточку перерезал Виктор Николаевич Виноградов заместитель председателя Крестецкого райисполкома. А первым посетителем музея стала Евдокия Лукинична Степанова. В этот день она сама была живой, желанной и главной реликвией музея. Тогда же возникла ещё одна добрая традиция созданная педагогом Ларисой Михайловной Мельниковой – экскурсия по залам музея, которую проводили школьники Ручьёвской школы существовавшая до самого закрытия учебного заведения. Теперь выпускники по возможности соблюдают традицию до сих пор.
После экскурсии в зрительном зале начались первые Хлебниковские чтения, после которых Олег Андреевич выступил с душевным обращением и благодарностью в адрес участников создания музея и наградил всех их уникальными собственноручно сделанными глиняными медалями с профилем Велимира Хлебникова.
***

Планы Олега Андреевича Облоухова были грандиозными. Он хотел восстановить деревянную церковь Георгия Победоносца. Добровольцами-архитекторами был создан проект реставрации храма, и даже однажды, во время очередных чтений девяностых годов в тесном приделе на покосившемся полу древнего храма отслужили молебен в Память раба Божия Виктора. В саму просторную церковь входить было опасно по причине ветхости.
Начались реставрационные работы на кирпичном храме 19 века. Освободили помещение от мусора. Установили строительные леса.
…но постперестроечная тенденция разрушения нашей Родины приостановила эти работы.
Времена меняются.
***

ВРЕМЯ ИДЁТ…
И ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
Не дожив двух лет до своего векового юбилея, скончалась Евдокия Лукинична Степанова – последняя наша современница, своими глазами видевшая Велимира Хлебникова при жизни.
В 2006 году завершилась жизнь скульптора Вячеслава Михайловича Клыкова. В 2007 году не стало Дмитрия Захарьевича Хавина. Отошли в Мир Иной родной племянник Хлебникова – Май Петрович Митурич, директор совхоза «Ручьи» Владимир Васильевич Сергеев, руководитель литературного студенческого объединения НовГУ Юрий Чистяков. В 2009 году похоронили новгородского поэта Игоря Александровича Таяновского.
Первого ноября 2012 года почил самый активный энтузиаст-исследователь новгородской Хлебниковской эпопеи Эдуард Васильевич Раненко, через две недели следом за ним Валерий Викторович Демьянов, через полтора года похоронили Владимира Георгиевича Радинского. 12 августа 2014 года не стало с нами Старкиной Софии Вячеславовны, многократной и желанной участницы Хлебниковских чтений. Автора многих трудов о Велимире Хлебникове. И многих других людей сохранивших для потомков память о месте упокоения поэта, причастных к музею и традиционным чтениям.
Сам Олег Андреевич Облоухов, то ли по причине слабеющего здоровья, то ли из-за финансовых трудностей уже несколько последних лет не смог появиться в Ручьях. Большая часть оставшихся в живых энтузиастов по причине возраста и ухудшающейся материальной жизни тоже не в состоянии посещать Ручьи по памятным датам.

Но жизнь продолжается!
И вот уже больше трёх десятков лет мы имели счастье ежегодно участвовать в Хлебниковских чтениях и посещать последний приют Первого Председателя Земного Шара. Всегда гостеприимно открыты двери такого же скромного, как и сам Велимир Хлебников, музея его имени. В числе посетителей, как отдельные почитатели и знатоки творчества Велимира Хлебникова, так и литературные объединения из Новгорода и области, Санкт Петербурга, Москвы, Калмыкии, Прибалтики, Белоруссии, Украины и дальнего зарубежья.

Среди гостей много новых, молодых лиц, что очень радует. И всех нас собирает в Ручьях Велимир Хлебников!
Вечная ему Память!!!

Александр Алексеевич Кочевник
Великий Новгород.
akochevnik@yandex.ru