Из дневника поэта. Октябрь такого-то года

...Вот пишешь стихотворение про квинтэссенцию зла, Пелевин снимает шляпу, друзья-поэты в курилке признают Вас лучшем пахарем метафизического поля, а читатель, собственно для кого по задумке вселенной Вы и должны бы писать, откладывает Вашу книгу, как редкостную ерунду.

Но стоит только, следуя своему предназначению, написать для читателя, переводя метафизические откровения на доступный язык, Вы становитесь недопоэтом как бы, как бы не слишком одаренным, потому что слово «люблю» такое избитое и обращать его к женщине в эпоху символизма так банально. Пелевин качает головой, друзья, хотя какие уже друзья, поэты хлопают по плечу: "Помним-помним твою квинтэссенцию, была искра, ведь была, да… а теперь вот «люблю», жаль, конечно". А читатели, наоборот, пишут по ночам про разбитое сердце, жмут руки на улицах, учителя литературы одобрительно кивают головой: какую ж ты раньше ерунду писал, а теперь вот, наконец-то, про любовь, может, и выйдет из тебя поэт.

А поэт?

А что поэт: по ночам пишет и то, и другое, «любовь» публикует, «квинтэссенцию» откладывает, в курилку вернуться можно, а читателя вернуть - задача посложнее. Пелевина сдал в библиотеку, взял Бронте - она про любовь знает больше. Евтушенко с Бродским поставил друг напротив друга в разных концах полки, стоят – спорят, Евтушенко достается чаще. Асадов посередине. Асадов, по мнению символистов, как поэт, не поэт.
Читателям нравится, друзья, хотя какие друзья… не о чем теперь с друзьями, они на своем метафизическом поле с Пелевиным, поэт с Бронте на своем, «квинтэссенция» посередине как разделительный шлагбаум, «квинтэссенцией» к друзьям повернута, нравилась она друзьям, пусть смотрят, тем более Бронте «квинтэссенцию» сразу не взлюбила.

Оказалось, Пелевин с Бронте знаком, не близко, правда, шапочно. Стал, пока поэты на него не смотрят и гоняются за «фиолетовой млечностью», перелезать через «квинтэссенцию» и гулять по старой Англии. Бронте смеется, оба говорят, что если поэтову «квинтэссенцию» немного переделать, можно и за деньги продать, правда, Бронте советует окунуть ее в реализм, а Пелевин, наоборот, в абстракцию. Поэт думает, что в любом случае не заплатят, решил макнуть и в то, и в то и больше не трогать. Пока макали, поэты-друзья, хотя какие друзья… хватились Пелевина, и «фиолетовая млечность» так и осталась непойманной, зато «квинтэссенция» произвела второй фурор, кто-то посоветовал даже на конкурс отправить.

Но поэт отказался, принципиально не отправляет теперь, говорит, отправил один раз стихотворную вазу на конкурс, двумя слоями масла покрыл, рисунок подобрал, а победил невидимый поэт с невидимой вазой, так что не победить, если ты видимый, а Пелевин добавил, что и денег видимому не заплатят. Бронте посмотрела на «квинтэссенцию», на Пелевина и больше в этот день гулять не выходила.

А Пелевин, кстати, нормальным мужиком оказался, сказал, что давно пишет про «любовь», но откладывает, читатели не поймут, каждому своё, да…