Наваждение

Саднит железными дверьми
подъезд - парадная твоя,
в пещерных символах любви
панель красуется грустя.
Привычно ноги семенят,
иду к тебе, зачем - не знаю,
сознанием себя ругаю,
но сердце ноет без тебя.
Страдать - поздняк, уж догорает
костёр страстей  минувших дней,
прощай же, милая, родная,
но… сердце тянется лишь к ней.

Вот напасть с этими страстями -
душа, спокойствие храня,
вдруг ошалела пред очами,
в которых млеет западня
на расстоянии нажатия
манящей клавиши звонка,
как детонатора несчастья
невинность ложная твоя.
Ужель я ревностью терзаюсь
от взглядов, брошенных тобой,
что возвратясь изнемогались,
не от общения со мной.
Обрывки фраз по телефону,
спешишь куда-то прочь из дома…
вчера торчал я под балконом
до поздней ночи - идиома!

Как липкий ступор на тарзанке
меня колотит близ двери,
забудь ты эту партизанку,
как утром сон водой сгони!
Быть может, в данную минуту
она томится в позах блуда,
творит минет, лаская груди,
а я - прошедший день, зануда,
трясусь, на сопли изойдя,
стою и думаю покуда,
уйти и бросить ей: «Паскуда!» -
хм, гляди-ка ты: ревную я...

А впрочем, выкурю сигару -
давно хотел и вот, купил;
ещё хочу купить гитару,
чтоб звук струны бальзамом лил.
Представь: Митяевские песни
тебе спою, потом мы вместе,
испив бордового вина,
взорвём себя, дойдя до дна…

А помнишь, как мы повстречались-
у ЦУМа летом, на жаре –
каблук сломался, взгляд в печали,
машину ловишь на шоссе.
Тут мы по-Герцена летели,
на «Ниве» с другом, по делам,
гляжу: стоит такой Сезам,
аж в сердце соловьи запели!
Ну, как тут мимо, скажем вам -
и борт причалил к Галатее.

- Она стояла одиноко,
обои сыпались из рук,
и туфель-гад подвёл жестоко,
но два героя тут как тут.
Куда прикажите, родная?
Хотела фыркнуть, но не стала,
себя, позволив «загрузить»,
и улыбнувшись, нам сказала:
- Пока вы есть, то стоит жить…

Такой вошла она в салон -
сей роковой момент времён.
Кирпич ведь тоже без причины
не падает на плешь мужчины.
Когда созрел, к тебе приходят
любовь, проблемы и дела;
и не созрел – к тебе приходят
всё тех же мытарей чума.

Сюжет раскручивал Амур,
когда мы ехали по–Мира,
он на салонный каламбур
стрелу пустил отнюдь не мимо.
В меня он целился подлец
куда точней, чем в тех повес.
В итоге- ночь, я под балконом,
брожу вдоль клумб, гляжусь шпионом.

Доселе разум был лояльным -
горящим факелом свобод,
был неприступной цитаделью,
другим сердцам экскурсовод.
Банально говорить: «банально»,
но я влюбился, чёрт возьми,
как будто бы мозги аврально
наличность взяли и ушли.
И в тот же вечер состоялся
наш суаре, я распалялся,
и страсть ответную я встретил,
Эрот, похоже, нас заметил.
Любовь пробила через шлюзы,
сплетясь в телах, стонала в душах,
а Время выбралось на сушу,
чтоб молча ракушку послушать.
Уж так устроен человек,
что даже Время нам подвластно,
когда мы помним, любим страстно,
когда уходим ото всех.

На миг спустилась тишина,
в проём оконный к нам скользнула
Луна моноклем – «рыбий глаз»
и, став свидетелем меж нас,
любовной страстью облизнула.
Так отдаваться лишь могли
гетеры, грешники из ада,
мы с жаром маслице толкли,
от сока взмокли простыни,
и крик звериный был наградой.

В истоме отшумевшей страсти,
прильнув щекой к моей груди
лежала дева, в чей был власти - 
невинный Ангел во плоти,
средь стен, увешанных Дали.
 
Забылись мы счастливым сном.

Внезапно деву ток пробил,
глаза стекляшками блистали,
она покинула постель,
свечей две сотни заалкали.
Насторожённо я внимал
на сумасшедшую палату,
как будто сам кино снимал
про огнепоклонства ритуал
и иступлённую Менаду.

Вдруг светотени заиграли,
меня пробил холодный пот,
не знаю - явь ли это, снилось,
но передо мной она явилась
в обличии "панночки" - вся в белом,
пора круги чертить мне мелом,
реальный ужас - не кино,
пора валить, дружок, в окно!
Царицей Савскою взвивалась,
то Клеопатрой опускалась,
Готдивы образ был так кроток,
то вдруг обрушивался хохот!
Цвет ночи, мистики и страха,
объятий множества Астарт,
меня влекли в пучину Вакха,
то к Солнцу мчался, как Икар.
Внезапно всё покрылось мраком –
ужели я попал в Тартар?
Но, странно: нету власти страха,
пришёл покой, исчез кошмар…

Очнулся я под бой часов,
сознанием обладать пытался
и по частям я собирался,
хотелось мяса и блинов.
На стон, чуть слышный:
- Эй, привет...-
в ответ смолчало даже эхо,
и мы напустим этикет,
для ясности про то и это.
Напор живительного душа
собрал сознание, тело, душу,
как после шторма брёл по суше
на кухню я, чего искушать.
Записка на столе вещала:
"Привет! Проснулся? Молодец!
Поешь салатик для начала,
в кастрюльке свеженький супец,
там под салфеткой есть блиночки –
для вас я жарила всю ночку,
пока метались вы в бреду.
Захлопни двери.
Тома.
Жду"!

Спасибо, Тома, дорогая,
за кулинарный антураж,
познал я Ад и прелесть Рая,
и вас - чудеснейший мираж!
Как будто Ангел во спасение
в ответ на тайные мольбы,
убрав оковы заточения,
пропел душе моей псалмы.
Так виноградная лоза,
себя энергией наполнив,
пройдя давильню, чтоб исполнить
извечный путь свой до конца.

Остаток дня провёл я дома,
анализ действенный ведя,
искал ключи к разгадке Томы
и наважденью для себя.
Как киноплёнку я пытался
назад всю память прокрутить,
когда весь маскарад начался,
но был провал, и рвалась нить.
В бесплодных муках монтажёра
я провалился в забытье,
Перун сверкал в раскатах грома,
Морфей содействовал судьбе.
В туманном мареве сознания,
где разум – жалкое ничто,
иные силы созидания
для нас озвучат ноту «до».
Во снах всесильна антитеза,
цветастый шлейф метаморфоз,
другие силы во Вселенной,
ночной образчик наших грёз.

И вот мой сон: кусты, собаки,
оскал клыков, вдруг из ноги
ростки взошли, как будто злаки,
набухли мигом колоски.
И в небо стебли возносились,
со взрывом лопалось зерно,
из них же свиньи уносились
и было страшно, но легко!
Вдруг на военной, на дороге,
увидел я солдат безногих,
в картишки резались бедняги,
а «дама – пик» в зубах собаки.
С обрыва вдаль гляжу на город -
за речкой белые дворцы,
ищу свой дом, но всюду голод,
в лохмотьях с посохом слепцы.
Картины бурного разврата
средь мерзких тел не описать…
лишь помню я - летал, ребята! -
и как мы можем не летать?!
Вот вижу: друг идёт с Тамарой,
пытаюсь я бежать за парой,
но только ноги не послушны
и крик мой тонет, им не нужный…

В поту, в волнении проснулся,
тревога разлилась в груди,
рассвет сквозь сумрак шевельнулся,
я вышел в сад на твердь земли.
Свежо, спокойно, звёзды гаснут
и сон растаял, как туман,
но нерв предчувствий – козырь важный,
в расклад судьбы недаром дан.
Вода бодрит, берусь за дело –
отчёт по сметам ждал меня,
закончив в семь, размял я тело,
эх, сейчас бы саблю, да коня!
И вскоре друг ко мне примчался
на "пятидверном жеребце",
и день начался угорелый -
крутиться белкой в колесе.
Слегка посплетничав, расстались,
и планов наших громадьё
в двух разных сферах воплощались,
моей была – «соцбытжильё».
Итак: работа, бизнес, дело,
тот самый труд – ваятель наш,
наш показатель духа, тела,
процесса тайного кураж.
Насчёт прогресса на участке:
"Заказчик" сметы утвердил,
Проект подписан в одночасье,
фуршетный тост елеем лил.
Святое дело – воплощение! -
и кровь кипит масштабом дел,
нелишне вспомнить про везение –
судьба послала, что хотел.