Акт речи

Акт речи. Понедельник.

Обновляется действие. Закончился чей-то век.
В гражданском состоянии замкнутый человек
Отрекается от голоса, приказав сердцу биться
В бессмысленной тишине. Ирония самоубийства:
Сделать на будущее молчание вечный ретвит –
Насилие над собой когда-нибудь да заговорит.
И тогда, в капитуляции роковых отношений:
От ненападения сторон до их сношения,
Помилования и сожжения на площадях,
От грехопадения до воскрешения в щелях –
Все услышат, что человека может так калечить
Только живой вопреки ему акт речи.

Акт речи. Вторник.

План побега из комнаты с маршем
Здесь ещё пленный немец составил,
Когда её строил. Но думая о Ла-Манше,
Он не учёл долгосрочной октавы,
Что в старом доме таком чуть раньше
Начинают скрипеть суставы,
Сны одолевают о потере основ,
Слух исчезает, потому что без слов.

Чтобы означить тут время для комнат,
С точностью линий сказать “ во вторник”.
Стены уже не слышат, стены уже не помнят,
Что дом и жилец –  говорящий покойник,
Если соседей молчаньем затопят,
Спрячутся там, где не ищет полковник,
Старый постигнув строительный трюк:
Двери с ушами на север,
окна с ногами на юг.

Акт речи. Среда.

По количеству споров и, видимо, алкоголя
Они были похожи на зеркало Кьеркегора,
Которое помнит о лицах из разговора,
Но не отражает знакомую внешность. Как раз
Видимость чувства рождает его соблазн,
Любовь, привычку, и кто там на что горазд.
Как случайно бывает, в какую-то среду
Он и она по-соседству, по ложному следу,
Понимают – слова их ведут беседу,
Слова соблазняются на разговор
При отсутствии в речи живых сторон.
И только язык догадался сказать им о том,
С ними на кухне огнём догорая,
Что при каждом “люблю” и “привет, дорогая”
Он уже был не тот, а она –
так подавно другая.

Акт речи. Четверг.

Но с возрастом любая фраза – оговорка.
Постель заправлена. Протертая камфорка.
Реформа самого себя. Комфорта.
Как тридцать лет назад, пришедшие сюда
С потерями иллюзий, шефствуют слова.
И первое, конечно, “мама”. Свет с утра,
Особенно по осени, когда повсюду пламя,
В четверг строки над буквами бедлама
Танцует свой короткий миг. Молчит бумага.
Иду, как в детстве, за посылкой книг,
Которые выписывала ты. Я почтовик,
Открывший наши письма. Я возник
Из ожидания тебя, как слово ищет мысли.
Как ветер радуется первым листьям,
Так я кружусь. Слегка уже порывистый,
Как действие в пространстве языка,
Принадлежащее ни сердцу, ни рукам.
Нажми на “сохранить”. И полно, мам.

Акт речи. Пятница.

Околица, с конца
В прожжённых пятнах вся,
Являет миру натюрморт
Без жителя. Похоже, пятница.
Вот я стою и пялюсь на трюмо
Без слов и возложения венца.
Молчание – распятие лица,
Когда причастие с утра
“Окей, погода там какая?”
Сулит хороший день вещам.
Я говорю, чему-то потакая,
И замолкаю с кем-то сообща.
А голос продолжает “Марс из камня”.
Ну, хорошо. А где же мастерская?
Очкастой землеройкой
Я ищу ответ в настройках
Огромного пути числа имён.
С уборной до Голгофы – ровно столько
Словам идти в молчании на склон,
Чтобы сказать, вонзая прут, “нас трое”.
И голос мне с трюмо
“Маршрут построен”.

Акт речи. Суббота.

Только чудо разбирается в перьях,
Оставленных в забытом гнезде.
Человек, как птица пером, во-первых,
Покрывается словами. Везде.
И учится полётам где-то между
Прошлым и будущим. Но есть закон
Тяготения рук и ног в одежду,
Чтобы летать, но недалеко.
Как и трения памяти вспотелой
О все названия позавчера.
Части их, готовые быть потерей,
Легче пролетающего пера.
Во-вторых, человек, летя по душам,
Склонен к миграции хоть на все три,
Только бы знать на потоке воздушном,
Что сказанное – не воробьи.
Воротится, а вместо крыльев локоть.
И в горле – подбрюшного пуха ком.
А в небе субботнем бушует клёкот
Пернатому чуду знаком.

Акт речи. Воскресенье.

Вначале было слово. И слово было… Не
Привычно по пустыне в нашей стороне
Бродяжничать и думать, чтобы в дом пустили.
Давно люблю дома, которые пустые.
В них место есть для собственного крика,
И что немаловажно – дверь всегда открыта,
Солома в яслях есть, но есть никто не просит.
А жили здесь какие-то Мария и Иосиф.
Когда с соседями справляли новоселье,
Их сын пропал на стройке. Как-то в воскресенье
Он к ним вернулся, а счёт за свет и воду
Уже просрочен. Ночь по небосводу
Вела стада овец, что напрочь одичали.
Он на звезду поставил греться чайник,
И долго вслушивался в крики, словно
Дом не пустой. Они все вместе снова.
Вначале. Навсегда. Но это было слово.