Лезвие под языком

Людей легко на части резать,
Когда ты знаешь всё о них:
От состояния до веса,
О том, кто друг, а кто жених.

Ты просто давишь в эти точки,
Пока не виден белый флаг,
Пока есть жёлтые листочки,
Пока есть к каждому рычаг.

Но если жать начнут на твой,
В какую будку ты забьёшься?
Вот, был ничей, теперь - не свой,
Так почему же не смеёшься?

От безысходности тошнит -
Зачем же руки ищут выход?
Им надоел весь этот стыд,
Что так похож на чью-то прихоть.

Ради которой с бубном танцы
Устроить можно под дождём.
Нет ощущения пространства,
Когда с любимыми вдвоём.

Когда замкнётся треугольник,
Найдётся лишнее звено,
Кто будет третьим - недовольный,
Второму с первым - всё равно.

И опечаленный любовник,
Пойдёт искать на ветках счастье;
Ему навстречу шёл садовник,
Бросавший корм в собачьи пасти.

А тот страдалец их ловил,
Хрустел костями вместе с псами,
Ушёл от тех, кого ценил,
Представил лай их голосами.

Сорвал последний сгнивший плод,
Поверив в то, что вкус прекрасен,
Но вышло всё наоборот,
И крик от боли был ужасен.

Его услышал даже дворник,
Нырнувший в пьянку с головой;
Приятный тот, кто всем покорный,
Чей градус тела - нулевой.

Как много в мире филофобов,
Замкнувших ток внутри себя,
Как много в мире небоскрёбов,
С которых спрыгну от тебя.

Температура давит череп,
Бурлит кровавый кипяток
Я сам себе останусь верен,
Пока нет бирки в пальцах ног.

Мне космос кажется тарелкой,
В которой плавает картофель,
Людские чувства - лишь подделкой,
Да хоть в анфас, да хоть и профиль.

По Станиславскому - не верю;
Под языком клинок от бритвы,
Чтоб пить вино своих артерии,
Читая Господу молитву.

Царапал ногтем острым губы,
Пуская слёзный водопад,
Горел огонь, стучали трубы,
Закат смеялась с баррикад.

Свернувшись в позу эмбриона,
Ловлю летящий первый снег,
Сегодня чувства по талонам,
За деньги завтра  - человек.