О встрече с N

Я смотрю на людей и вижу, как у них шевелятся губы. Они о чём-то говорят, и выражения на их лицах меняются быстрее, чем я успеваю моргнуть. Я не вижу всего, я не успеваю. И вдруг всё замедляется. Словно всё погружается в воду, и присущая ей плотность всё смягчает, всё притормаживает. Мне нравится эта гладкость, эта скруглённость.

Мне нравится видеть, как она заученным жестом поправляет волосы, хотя они заплетены в тугой хвост, и ни одна прядка не позволила себе нарушить дисциплину и выбиться из общего строя. Она делает это точно так же, как делала восемь лет назад. И улыбается так же. Разве что немножко грустнее. И её интонации всё те же, те, что я помню, только менее взволнованные и слегка приглушённые, не такие страстные, как раньше.

Она не смотрит на меня, и я чувствую себя гостем. Гостем, который подглядывает за её жизнью в замочную скважину. Своей у меня нет, но я люблю наблюдать за чужими, как кто-то любит смотреть сериалы. Я не смотрю больше одной серии чьей-то жизни, потому что каждая следующая в точности копирует скелет предыдущей. Отличаться могут только незначительные, мелкие детали, но их репертуар настолько предсказуем, что их легко можно угадать. Смотреть больше одной серии скучно.

Мне не нравится её жизнь, но я люблю её саму. И я смотрю на неё сквозь невидимую изгородь, сквозь уплотнённый дыханием воздух, и мне хорошо. Спокойно. Как будто бы я снова дома. Как будто бы я снова в прошлом. В нашем общем прошлом – беззаботном и легкомысленном.

Она почти не разговаривает со мной, да и я, как это водится, не особо словоохотлива, но мне нравится слушать её голос. Я не слышу слова, но я слышу голос – взлетающий, обволакивающий, газообразно-жидкостный. Моё внимание рассредоточено, я плаваю по волнам её голоса, и он всё звучит и звучит, и моё плавание продолжается.

Я сижу в лодке, плотно обхватив колени руками, и шевелю пальцами на ногах, и они касаются всего, и всё, чего они коснулись, тут же исчезает. Я не улавливаю нить беседы, но я вижу её ткань и могу её потрогать, слегка раскрыв ладонь, и я трогаю, и она стелется под моими пальцами. Наощупь она как трава, только не такая свежая и живая, и пахнет по-другому. Пахнет ковром – не пылью, не старостью, а именно ковром. Или даже не ковром, а шерстью. Если взлохматить кошку, а потом плотно-плотно прижаться к ней лицом, и вдохнуть её шёрстку в себя, получится тот самый запах.
Вот такой рецепт.

Сладко. Совсем чуть-чуть, но приятно. Как будто в большущую кружку с подкрашенным заваркой кипятком положили всего одну ложечку сахара и не размешали, и он постепенно растворяется, и я причмокиваю, и чувствую его плавно нарастающую мягкую сладость. И когда всё заканчивается, кружка пуста, и чай не успел остыть, и я успела его выпить, и это хорошо, это славно.