Алла Шарапова. Экспертный обзор. Сентябрь-2019

Большинство стихотворений, попавших в лонг-лист, серьезны. Нет скучного однообразия,
каковое бывало нередко в конкурсных реестрах. Представлены и поэзия формы, и
верлибр. Есть и домашняя тема, и фантазия, и построения на чужом материале, и – в лучших стихах – большие философские обобщения.

Мой выбор, не очень легкий:
1. ЕЛЕНА ТАГАНОВА «Осколки»
http://stihi.ru/2019/06/03/2988 отборочный тур для резидентов
9. СЕРГЕЙ ТРЕГУБОВ «Мост»
http://stihi.ru/2019/06/23/4998 отборочный тур
12. ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК «жемчужные фермы Х»
http://www.stihi.ru/2019/09/04/2474 номинатор Ильдар Харисов
15. АЛЕКСАНДР КРУПИНИН «Die Winterreise»
http://stihi.ru/2019/04/18/8171 квота ГР за ведение Гостиной
16. ИЗ БУРГОСА «Шотландскому королю»
http://www.stihi.ru/2019/07/06/2851 номинатор Ильдар Харисов
21. STERVA «Мужчина, женщина и война»
http://www.stihi.ru/2015/02/23/3767 квота Игоря Бирюкова за редактирование
отборочного тура
24. НАСТЯ РОМАНЬКОВА «нелюди»
http://stihi.ru/2008/06/03/2066 номинатор Елена Лерак Маркелова
28. НИНА МАТРОХИНА «Без имён и фамилий»
http://stihi.ru/2014/10/01/10154 номинатор Елена Ительсон
29. СЕРГЕЙ ГЕРАСИМОВ СТИХИ «Последний день зимы»
http://www.stihi.ru/2016/10/11/3582 номинатор Елена Ительсон
30. ВЛАДИМИР КОБЕЦ «Суп»
http://www.stihi.ru/2010/12/19/3108 номинатор Юрий Семецкий

Теперь короткий обзор:

1. ЕЛЕНА ТАГАНОВА «Осколки» http://stihi.ru/2019/06/03/2988

Напишу хоть что-нибудь. Опишу как есть.
Как жучок-точильщик дом потихоньку ест
и тускнеет кайма на блюдцах.
Как размачивает плeсневелый батон
в жестяном ведре ворона и как потом
воробьи за ломоть дерутся.

Как сухой листок выписывает круги
в теплой луже, и не нужно ему реки,
и не жаль ни себя, ни ветки.
Как сосед, весь день подбрасывая в костер
что-то горькое, втихаря выметает сор
из избы под забор соседки.

Как ржавеет гвоздь, забыв, для чего забит,
и паук в углу налаживает свой быт
вместо бабушкиной иконки.
Как алеет вырождающийся ранет,
и как дедовой чашки, памятной с детских лет,
я зачем-то храню осколки.

Как, с весны ослепший, трется о ноги кот,
извиняясь за то, что осенью пропадет.

Детали сплошь с отрицательным знаком, но классическая форма говорит: «Не дай мне
забыть, что все ниспослано Тобою». Содержательно напомнило Роберта Фроста:
И я один в своем жилье,
А если выйду за порог,
Один я буду на земле.
Нет никого со мной. Лишь Бог.


9. СЕРГЕЙ ТРЕГУБОВ «Мост» http://stihi.ru/2019/06/23/4998

Заалел в ночи восток, будто флагами.
Сполз в овраги холодок пряной влагою.
Лёг росою конденсат — сыпь туманная.
Видно, — жалко небесам сыпать манною.
Крапива с репьями — в рост, хоть июнь ещё.
В берега вцепился мост — ветхим чудищем.

Погорел — кого винить?  — может, — молния.
И кого найдёшь чинить? Речка — полная.
А с церквушки крест упал, сняли волоком.
Чуть не сдали на металл, спьяну, — колокол.
Нет здесь духа прошлых лет, да и будет ли.
Во дворах веселья нет — обезлюдели.

Занавески — в петухах, к счастью вышито.
Только нет его никак — кем-то выжито.
У старушки, к образам с просьбой вышедшей,
Ожидание в глазах — синью выцветшей.
И слезинки с впалых щёк прячет в вороте —
Ищут дочка и внучок долю в городе.

Благодати льёт елей небо вечером,
А чтоб стало веселей — сделать нечего.
Нет ни доктора в селе, ни учителя.
Не хватает на земле Попечителей.
Над водой струится дым, тлеет чудище —
Прочит благо молодым – в новом будущем?...

Смотрят предки с высоты — много пройдено...
Не должны сгорать мосты к малой родине.

Интересно, что по форме совершенно совпадает с (1), и хороши тоже многие детали,
хотя нет того чувства присутствия Вселенной, как в стихах Елены Тагановой.


12. ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК «жемчужные фермы Х» http://www.stihi.ru/2019/09/04/2474

цветением абрикосов,
как снежно-розовой плесенью,
забрызган квелый сад, дощатый борт.
это март – полусгнивший ковчег
с высотой мачт до третьего этажа –
ярую зиму пережил,
ощутил во рту кровь и грязь, талый снег,
подснежников нежные белые жилы
зубочисткой повыковыривал из окружных
дорог. на скорую руку прочертил углем
ватерлинию возвращающихся журавлей.

а китайские коты-коммунисты
уже с утра рьяно медитируют,
орут, раскачиваясь: «о великий Мао-о-оу...» –
и дальше, как по расписанию.
хомосапиенсы стягиваются в центр города,
сонными блошками перескакивают
на тело больного волчонка
во всем помете метрополитена.
весь город чадит в цивилизованном бреду:
маршрутки, улицы, рынки забиты людьми,
как минуты в аду – вихлястой хищной мелюзгой,
и я чувствую себя в мусорном ведре Пикассо,
квадратоидом, которому нет места
в акварельном замысле Творца...

пройдя свой день до середины,
с терпкой каплей смога в носоглотке
я возвращаюсь домой
списанный – не святой, не простой –
рябой, с отпиленным алюминиевым нимбом.
идет пересадка сердца, души, маршрута.
трамваи забиты ксерокопиями, как лохмотьями:
«их никто не разыскивает».
запутываюсь в недобрых глазах, точно в сетях,
чувствую, как тянутся из глубины веков
живые нити преступлений,
мерещатся розовые ноздри
подопытных кроликов по кличке Адам и Ева.

легкие толчки. скученность. суета.
в сознание впиваются осколки мыслей.
утомляют минуты ожидания –
слабоумные котята с гаджетами.
тает в мозгу свеча страдания,
и кондуктор вращает глазами, как хамелеон,
переползает вдоль переполненного вагона,
по стальным веткам, лианам жилистых рук,
свисает складками серая кожа,
а его длинные лапки цвета денег
могли бы принадлежать пианисту, хирургу,
карманнику, фокуснику...
так кому же, черт побери, выгодно
выращивать человечество?

В самом ли деле декларируемое «я не люблю людей» исчерпывает суть всего?
Мизантропическая сентенция нужна автору для расширения картины, ибо он прежде всего художник. Вывод жесток и неправ, но в уме пассажира горит свеча страдания. Богатая звукопись: «вихлястой хищной мелюзгой», «с отпиленным алюминиемым нимбом»,«в помете метрополитена», «ватерлиния журавлей», «подснежников белые жилы».


15. АЛЕКСАНДР КРУПИНИН «Die Winterreise» http://stihi.ru/2019/04/18/8171

Март в Берлине.
Петер Андерс на сцене маленького зала.
За пианино  Михаэль, похожий на Мефистофеля,
качается и смотрит в никуда.
Сегодня вечером не бомбят.
Давно не было в мире такой тишины.
И только музыка.  Шуберт. "Die Winterreise".

Я вспоминаю.
Моника бежит ко мне  по набережной Шпрее, размахивая сумочкой.
Она кричит издалека: "Макс, Макс!
Из оркестра уволили евреев, и Герберт меня назначил первой скрипкой!"
Её оливковые глаза светятся, как я люблю их.
Она лопочет не переставая:
"У нас так легко дышится теперь, как будто свежий ветер пробежал по коридорам Оперы.
Мы репетировали "Эгмонта".
Какая это чистая, сильная музыка, по-настоящему, немецкая.
Евреям нельзя играть Бетховена, они не могут его чувствовать".
В её глазах свет, в её глазах счастье.

Я вспоминаю.
Хроника в кинотеатре перед фильмом с Царой Леандер и Марикой Рёкк.
Наш флот входит в порт Мемеля,
на одном из  крейсеров фюрер.
Как будто свежий морской ветерок веет с экрана.
Как легко дышится даже здесь, в кинозале.
Несчастные, поруганные немцы встречают фюрера, как бога.
Теперь все немцы вместе в единой великой стране.
И Австрия с нами, и Судеты, и Мемель.
Какие-то поляки, непонятные литовцы унижали нас.
Все всегда хотели нас унизить.
Но так больше не будет.
Как мы верили, что так больше не будет никогда.

Я вспоминаю.
День рождения фюрера.
Опера на Унтер-ден-Линден.
Моника в оркестре, а я в зрительном зале.
Петер Андерс поёт из "Нюрнбергских мейстерзингеров".
Потом фюрер просит его спеть Парсифаля.
Как счастлив фюрер, да и все наслаждаются чудесной музыкой.
Все мы как будто уже не здесь, а улетели в чистый мир звуков,
который намного лучше нашего мира.
И потом овации.
Долгие овации Петеру и, конечно, фюреру,
За то, что он  объединил нас всех,
Ведь это  он научил нас гордиться тем, что мы немцы.
Фюрер обнимает Петера, как сына.
В феврале Оперу разбомбили. Нашей Оперы больше нет.
Варварство.

Я вспоминаю.
В пивной "У последней инстанции".
Старичок был сильно пьян,
ему хотелось поговорить,
но язык  заплетался,
и никто бы не смог понять, что он бормочет.
Я разобрал только: "За всё придётся заплатить.
Неужели вы думаете, что нам не придётся заплатить?"
Я похлопал его по плечу, и сказал:
"Не бойтесь, дедушка, мы за всё заплатим.
Я могу и за вас заплатить.
Это всего шестьдесят восемь рейхсмарок".
Но он отказался: "Заплати за себя", – и заплакал.
О, эти пьяные слёзы, подумал я тогда.

Скоро закончится "Die Winterreise",
и бомбы снова полетят на Берлин,
а потом придёт американец или русский
и пристрелит меня,
и останется в комнате с Моникой.
Берлин, мой город, будет гореть восемнадцать дней,
восемнадцать ночей, 
пока не останется от него один пепел.

Петер уже поёт "Шарманщика".
Ещё несколько минут, и всё.
"За деревней крутит шарманку босой старичок,
качается и смотрит в никуда.
Людей нет нигде, только собаки лают и пытаются укусить его за ногу.
Денег нет, и смысла нет никакого в его музыке.
Мне бы уйти с тобой, старый  Шарманщик,
но куда? Куда уйти?"

Глубокое знание немецкой истории и культуры. Прекрасная режиссура. Хотя это похоже на мейнстрим немецкой антинацисткой литературы и кинематографии, где нет героя, а есть лишь ресентимент, неизбежно уводящий к предательству и преступлению.


16. ИЗ БУРГОСА «Шотландскому королю» http://www.stihi.ru/2019/07/06/2851

Кончаем тары-бары –
народец слишком прост.
Малютки-медовары
не встанут в полный рост.

Не выучат законов,
не создадут стихов.
Течение сезонов –
порядок их таков.

Возьмите волкодава
и соберите рать.
Народец этот, право,
не станет воевать.

Они умрут, как дети,
травою на ветру
полягут люди эти,
всё кончится к утру.

И лишь один, с пелёнок
обученный играть,
какой-нибудь ребёнок,
не станет умирать.

Пройдёт сто лет и триста,
и тысяча пройдёт,
его дуделка свистом
на берегу поёт.

Колышут волны дико
огромные моря,
а он – как земляника,
как вереск и заря.

И кто придёт на берег,
услышит этот свист.
И кто придёт, поверит,
что навсегда флейтист.

Собачья морда брызжет
горячею слюной.
И с каждой каплей ближе
безжалостный убой.

Но что вы ни умейте,
останетесь в долгу –
вам не играть на флейте
на страшном берегу.

Обаятельное отчаяние. Музыка на стороне побежденных. Навсегда флейтист.


21. STERVA «Мужчина, женщина и война» http://www.stihi.ru/2015/02/23/3767

мои герои не спят когда архангел трубит отбой
она потому что дежурит а он потому что не спит она
и если для мирных лирика моногамна само собой
то здесь треугольник:
мужчина женщина и война

он спрашивает:
устала?
озимая нежность даёт ростки
а связь дерьмо но каждое слово кровь превращает в йод
летёха мальчик стоящий с мелом у гробовой доски
вторые сутки мамой её зовёт

она сидит с ним вторые сутки и гладит по голове
похоже сегодня аврал на небе нехватка свободных мест
она хотела бы написать да слово не соловей
я_в_ночь_
_целую_
остальное не вместится в смс

известно что за словами порой толпятся ещё слова
мои герои на них скупы они не играют в страсть
он вряд ли напишет как пел хирург и голос себе сорвал
живому майору без рук и ног
как всхлипывала сестра

рожденные в камуфляже на окровавленной простыне
обычные боги цитируют гессе когда выходят курить

он пишет ей о любви а получается о войне
она ему о войне а получается о любви

Афористически блестяще. «Треугольник: мужчина женщина и война…»,
«он пишет ей о любви а получается о войне
она ему о войне а получается о любви»…


24. НАСТЯ РОМАНЬКОВА «нелюди» http://stihi.ru/2008/06/03/2066

Я сейчас расскажу вам короткий рассказ про семью, что совсем не похожа на нас, что живёт вдалеке от назойливых глаз – там, где тихо, и некому даже молиться. Мать считает во всём виноватым отца. Дочь крестом по канве вышивает тельца. Сын заходит внезапно – на нём нет лица, лишь отчаянным светом лучатся глазницы. Говорит: я хотел просто с ними дружить, почему они вслед мне кричали "держи!", почему они в след мой втыкали ножи?.. Мама плачет: сынок, нужно просто смириться. Не узнал бы отец – разозлится, беда. Умывайся скорей, скипятилась вода.

От касания пальцев по коже озноб, брат целует сестру в перламутровый лоб, и клянется: спасу нас, чтоб умер я, чтоб никому из уродов таких не родиться. Но сестра уже знает – с пути не свернуть, я одна тебе буду зализывать грудь, мы с тобой одной крови. О людях забудь. Обнимает его, опуская ресницы.

Пятаком неразменным на небе луна, мать, ссутулившись, молча сидит у окна. Муж твердит ей с постели: не наша вина. Мы с тобой невиновны, сестрица.

Страшное стихотворение. Инцест – крайность. Но это не обязательно об инцесте.
Композиционно безукоризненно.


28. НИНА МАТРОХИНА «Без имён и фамилий» http://stihi.ru/2014/10/01/10154

Все мы  –  сорное семя эпохи без имени-отчества,
Беспородной, лохматой дворняжки, не знающей жалости.
Ей "кухаркины дети" карманы обшарили дочиста
И сломали хребет ко всеобщей ликующей радости.

Пропади оно пропадом  –  время голодных и жаждущих
Отобрать, поделить и пропить до последнего грошика.
Век кровавой охоты и тайные братские кладбища
Без имён и фамилий. Тела здесь безжалостно сброшены

В бесконечные рвы полигонов, куда их с конвейера
"На гора" выдавали подвалы Малюты Скуратова...
Просмолённая кровью замученных пращуров, плеть его
Послужила на славу опричникам века 20-го.

Стихотворение читается, именно оно по-хорошему декламативно. И совсем не так
просто, как может показаться при беглом просмотре. «Беспородные» эпохи у
«породистых» наследуют избирательно, выбирая, что надо уничтожить, а что выгодно
присвоить (наряду с орудием уничтожения).


29. СЕРГЕЙ ГЕРАСИМОВ СТИХИ «Последний день зимы» http://www.stihi.ru/2016/10/11/3582

На донышках
заснеженных аллей
скрипят шаги бездомных и поэтов.
На стенах,
как на днищах кораблей,
дрожит мозаика
разбрызганного света.
Свет.
Голуби.
Последний день зимы.
Во льду, как в сладком сне, остекленели ветки.
Открылся магазин.
Сюда входили мы
с наивностью в душе,
с пустою хлебной сеткой,
сто тысяч лет назад,
в последний день зимы,
когда слепил глаза, – ты помнишь? – блеск капели.
Волшебники и львы
хранили дивный сад,
куда, познав любовь, войти мы не успели.
Мы прожили свой век
средь бодрой кутерьмы,
что в памяти людей стирает дни и лица,
но что-то оживет
в последний день зимы,
чтоб вспыхнуть, замереть,
случиться –
и проститься.
Свет.
Голуби.
Последний день зимы…

Воздух ностальгии, взгляд как будто сквозь ледяной слой вечности. Это настоящая
поэзия.


30. ВЛАДИМИР КОБЕЦ «Суп» http://www.stihi.ru/2010/12/19/3108

               У героя стихотворения есть, вернее, был реальный прототип...

Жили-были бабка с дедом – сказка, смех и грех.
Были радости и беды, было как у всех.
Жили, Бога не гнушались, плыли по судьбе,
А потом вдвоём остались в старенькой избе.

Захворала как-то бабка да и померла.
Дед стоял, ломая шапку – голова бела...
Что поделать... В одиночку век свой доживать.
Укатили в город дочки, схоронивши мать.

Дед не плакал. Не пристало плакать мужику.
Много раз судьба хлестала деда на веку.
На пути нелёгком, длинном,лишь один разок
Дед заплакал. Под Берлином. Слёз сдержать не мог...

"Плакать стыдно, плакать глупо",– часто он ворчал,
И по бабкиному супу втихаря скучал.
               ***
Бабка суп варила знатный, всем супам супец!
Сытный, вкусный, ароматный... "Бабкин", наконец!!
Приглашая в гости друга выпить по сто грамм,
Дед просил: "налей, супруга, супчика ты нам".

Суп, да водочка на травке делали своё,
Гость всегда просил добавки
– Супчик, ё-ма-ё!!!!
И гордился дед по праву умницей – женой...
А теперь вот ест "отраву" из крупы ржаной...

Было... Стало забываться...
 – Только, может быть,
Самому мне попытаться суп такой сварить..?
И сварил... И ел, не чуя обожжённых губ.
В одиночестве, тоскуя, ел свой "бабкин" суп...

Мёрзли ноги, ныло сердце, горьким был обед...
"Видно много бросил перца" – тяжко думал дед.
Стыли окна от мороза, с плеч упал тулуп...
Капали в тарелку слёзы, разбавляя суп...

Может быть, и нет «второго дна». Но хороши детали, интонации, рифмы.