Вечернее

Болею и лихоражу,
пить хочется, жажда,
но если не писать об этом,
любым куплетом, то...
Синий блюз, синий блюз,
тяжелый груз, тяжелый груз,
вот и прибываем
как вода,
поток не скор, 
разными тембрами,
такой он,
пожалуйста, внемлите,
предузнан бывает только 
бывший гений.
А мой еще в семени мак,
но ты зряч, трубач.
И ты знаешь где лазейка.
Где лоск, а где лишь пунктир,
где напечатал для ударений,
и кто-то мудр пишет – ширпотреб.
Им надо лоск.
Или надо блеф.
Королев.
Правда курносее, страниц
проще, телес, ее тоньше писк,
доставай на ноли делитель,
но моросит
половая тема
и звезда надо мной горит.
И голосит, иногда шипит,
из черных недр, вечера дневней,
нервнее свеч, видимая кем?
Как кипарис слово прикури,
во всем величии не сломи,
а обойди, как тайфун, торнадо.
Прости если опять вода
и слово странное витиевато.

Зла флер – он не висит,
не мистика дана богам, не флер.
Летит вода и расцветает стих,
не флер, а ноты музыки от си и до.
Бывает остра алфавитная буря,
сам знаешь,
но мне не стыдно,
льет вода,
дрожит губа,
вода несовершенств течет и нет тепла.
Зимой укрывают меха.
И им самим сколько течь?
И им самим растаять кем?
У Бога нет слепых злодейств,
поражает злодейство людей дел.
Ты хочешь чтобы пели твоей музе плебеи?
Остекленели глаза от смотрения на тебя, а ты еще просишь
пожелтейте.
В зимнем лете, ты розы поза,
не беспокойся,
луна к солнцу клонится,
вот и весь флер.
Это не укор, а уговор не быть один флер.
Расцветает флер
и падает к твоим ногам.

К черту флот, весь небосвод выжат,
и не вопрос, облака плыли.
Они туда подвешены кем?
И чья рука реки вен?  Моя мала.
Он наконец побледнел, посинел,
он налетел, он хотел, он владел,
вода ледяная, любая вода,
твоя строфа
и расцветает стих.