Век разорвал страну на клочья ваты

Век разорвал страну на клочья ваты,
и мы увидели, что у народа много слуг,
и мы пришли,  рожденьем  виноваты,
и мы пришли без званий и заслуг.

И мы вошли в российские просторы,
где фотографии все в профиль и анфас,
волчата мы, мы молодые воры
в стране, где всё украдено до нас.

Вы мыслите, что все зарыли томагавки,
а мы порылись в нищете и их нашли,
дрожите у рубля грызущиеся шавки,
дрожите –  это мы пришли.

От вас рождённые ублюдки,
в помойке нас не утопила жизнь,
вы думали, что не рожают проститутки,
а мы прошли абортами и родились.

Вы побросали жён, для вас они старухи,
и с юной кровью снова род зачат,
но ваши дочери нам будут шлюхи,
собачьи  свадьбы  в моде у волчат.

Вам радуги не будет к небосводу,
вы в лабиринт не взяли нить,
мы на прощание вам плюнем в воду,
которую попросите испить.

Мы нищеброды, сволочи и хамы,
в пехоту нас готовите, во вши,
для подаяний строите нам храмы,
а нужно строить Храмы для души.

В трехперстье вяжете нам пясть,
а нам пришлось у вас учится,
как у народа всё украсть,
а после к нищим в церкви прислониться.

Ведь храмов чистота – не чистота извёстки,
а тяга к свету из кромешной тьмы,
а вы и в Храме крутите напёрстки,
а под напёрстком всюду только мы.

Трубите вы в охотничьи рожки,
но что запретов ваших речи?
Что нам законов красные флажки,
мы ведь прошли селекцию картечи.

Что вашей гвардии дубинки и хлысты,
жандармов под намордником прикусы?
Что ваших партий куцые хвосты?
Вы за законом прячетесь, вы трусы.

Мы  неудачный ваш заём,
мы знаем, что охота в ожиданье,
мы просто тупо вас переживём,
уйдёте в прах, как сказано в писанье.

За всё платить, за всё на этом свете,
за алчность, ложь, за грязные слова.
К распятию придут под вашей ношей дети,
и будет их терзать народная молва.

Мы серые, не верим мы в слова,
а ваши храмы не дорога к богу,
как вы пройдём по головам,
как вы, на прошлое поднимем ногу.

Мы серые, но мы  не псы,
мы не меняем масть на коже.
мы так устали от попсы,
и от политпопсы  устали тоже.

Вас не укроют лондонские корты,
вы в Шарикова слишком вжились роль,
и мы рванём вам дряблые аорты,
и выпустим гнилую вашу кровь.

Мы раним лапы о страны осколки,
и держим против ветра чуткие носы,
но там, где умирают за свободу волки,
приходят после, и грызутся псы.

Рождённые не в мире, не в войне,
научимся мы в храме ставить свечки,
элита продолжается  в стране,
зачатая  от сучьей течки.

Мы взвесим вас Фемиды на весах,
иначе рот не оторвать от сдобы.
Мы вас утопим в наших голосах,
но мы уже не волки – волкособы.

Уйдете вы, и мы заменим вас,
и станем алчущими псами,
и потому на мир в последний раз
глядим по-волчьи, жёлтыми глазами.

Где лесу молятся язычества божки,
свобода где в охоте, и в погоне…
Исчезли те, кто мог бы за флажки,
остались те, кто гонит, кто в загоне.