Бия-Катунь

      
Толкая пяткой донные пески,
взрывая рыб воздушных косяки,
я в Кулунду нырнула. Под водой
окутанная мутной немотой
плыла да вдруг за что-то зацепилась,
клочки травы, стеблей и листьев силос,
а тело холодит осклизлый ил,
но тут Водяник хвать меня за косу,
и ловко от коряги отцепил.

Прищуренные щелки глаз. Смешок.
Он был похож на целлофановый мешок
с завязками на шее и на брюхе,
с большой серьгою – сигом в ухе,
в потеках водяных и в струйках, и сосулях ледяных,
на шее низка тины.
– Ты не видала рек иных ! –
клокочет бороды его стремнина, –
я покажут тебе!
Ведет меня Водяник,
мерцает сланец сквозь густой торфяник,
плывем все дальше, глубже в недра, в нижний лаз вселенной,
спускаясь по бочажной, ртутной, пенной
струе туда, где вся вода Алтая вызревает,
весь снег изнаночной зимы стекает
и наполняет скважины, как чаны,
тазы гранитные и кальцевые ванны.

Здесь жилы родников переплелись,
как на руках сибирских великанов!
Вода лилась, текла, ломилась, билась,
волами густошерстых волн неслась отсюда Бия,
Катунь катила камни, в круг себя крутясь,
перетирала мел и бирюзу толкла,
и в Бию врезавшись, лазурно замерла,
не смешиваясь, не соединяясь,
и потому вода была в полоску :
одна – белесая как береста березки,
Другая – синь  с налетом серебра.
Бежит, трепещет водяная зебра,
как рощица пестреет на лету :
бия -  катунь - бия- катунь-бия - катунь
–  Вы обе Обь!   – мигая мокрым глазом,
Водяник крикнул. Древним водолазом
 сейчас он выглядел с тростинкою во рту,
  – Катунь, теперь ты новая река Сибири.
  Ты слышишь, Бия?

А новая река
пересекает степь, всю в лентах сосняка,
тайгу, болота, гать и топь,
в себя вбирает Томь – все обаяние ее и шарм
и волю Иртыша, и конформизм Кызыма,
извилистого, что колечки дыма,
и мелких рек, ручьев очарованье …

Борей играет на кугиклах* камыша
в краю Обдоры, севером дыша,
увидит в тундре путник дальний :
весна с реки снимает лед, оклад ее хрустальный.
И вот разлив. Затопленные поймы.
И в каждом рукаве, и в каждой складке
налим, елец и окунь сладкий пойман,
муксун и жирный омуль у Ямала,
тугун и чир у мыса Салемала.
Не счесть племен, что жили здесь, имен,
 их повторяет ветер, волны вторят :
«зыряне шли к Обве, а русские – к Обноре… »
И вздрагивает Обь,
губою мягкою уткнувшись в море.

                2.
 А мы…мы вышли к небу по воде .
И дальше я одна, несомая теченьем
 меж звезд плыла – ведь нет у бездны дна,
 и если смерти нет – то нет ее нигде,
 и мир подводный тут не исключенье.