Темные стороны натуры
Лампа - это символ вечерних сумерек. Когда за окном тьма, а в углах остается полумрак, от нее идет свет и тепло, а вверх поднимаются угар и копоть. Когда появляется чад, воздуха не хватает и начинает нестерпимо болеть голова. Недаром лампу так и называли, коптилкой. Ее место - посреди стола, а на потолке над нею черное пятно. Бабушка пыталась с ним бороться, но без успеха, пятно появлялось снова и снова.
В детстве у меня было немного друзей. Со мной играла одна девчонка, звали ее Настей, но девчонка разве друг? И я ей не шибко друг, и она мне не очень подружка. Ей все время хочется в куклы играть, а у меня из картонки самолет, я бегал по двору, лишь иногда погружаясь в проблемы семьи, где считался отцом ее кукольных детишек. Я для нее был, наверно, тоже большой куклой.
Помню, однажды к нам в гости пришла знакомая мамы и привела с собой мальчика. Он был старше меня, и у него в руках была половина подсолнуха. Он часть семечек сшелушил мне. Мне это очень понравилось, ведь так и поступают настоящие друзья. Но он не очень запомнился, он больше не появлялся, а мне хотелось с ним дружить.
Неспроста я начал разговор про лампу. Осенними вечерами темнеет рано. Вокруг нее у нас в собирались соседки. Вечер – время отдыха. Это означает, что все дневные работы уже сделаны. Не было у нас радио, газеты попадали в дом редко и то только лишь потому, что мужики из газет крутили самокрутки. Зато было общение, соседи жили дружно, часто помогая друг другу. Они собирались не по часам, а по вечернему свету. Заходили, здоровались, крестились на икону Николы-чудотворца и все поначалу говорили о погоде. На столе стоял самовар, я был тоже за столом, потому что иногда к чаю ставили пряники.
Я читать еще не умел, мне было около шести лет. Зато я уже умел считать до десяти. Кто меня учил? Конечно, бабушка. Книжек в детстве я не видел. Бабушка не умела читать, потому что даже в церковноприходскую школу не ходила. Всех букв она и сама, пожалуй, не знала. Но она была великолепная рассказчица, знала множество историй, поэтому и приходили к нам соседки посумерничать. Взрослые вели долгие разговоры, под них я засыпал, и в моем мозгу продолжались роиться страшные истории. Таким было мое дошкольное образование и воспитание. Один из таких вечеров глубоко запал в память.
Бабушка решила показать, что внук не лыком шит. - А Колька уже считает, -сказада она. - Ну-ка, сосчитай!
Я бодро вскочил, отбарабанил до десяти, и замолчал - А дальше?.. - стали подбадривать меня женщины. И тут я вызвал всеобщий смех. Я сказал: - А зачем? Зачем еще считать-то? Десять - это и так уже много!..
Надо сказать, бабушка учла свою ошибку и на следующий день стала меня учить считать дальше. Скоро я уже считал до ста. Мне хотелось, чтобы меня слушали, как я буду считать до тысячи, но охотников слушать не находилось... Но когда меня спрашивали, сколько ложек на столе, я говорил просто: много.
В этот вечер я сидел смирно, пытаясь вникнуть в беседы взрослых. Среди всех соседей тетка Анна сильно выделялась, историй она тоже знала много, рассказывала интересно и слушали ее со вниманием.
Вот что я запомнил. Зашел у них разговор о чем-то не очень мне понятном. Стали говорить про Степана, у которого большой дом, и что он богато живет. Потому что подворовывает, сказал кто-то, у него лошадь есть, и он сено летом на телеге, а зимой на санях возит. Многое за Степаном замечают. И мне в память врезались слова тетки Анны, когда она сказала: "Таковы уж темные свойства натуры". Сказала, и все сразу заинтересовались, что это такое? - «да пятна темные на душе» - пояснила она. И разговор как-то сразу утих, не захотели люди про темные пятна души говорить.
Дальше расскажу историю про подсолнухи. Она сама собой возникает. Не росли подсолнухи у нас в огороде. Уж больно они землю сушат, картошка рядом хорошая не родится. А соседка тетка Анна их любила, - тетку «за глаза» звали хохлушкой, - и подсолнухи у нее на родине всегда в большом почете. У нее в огороде подсолнухи росли в картошке, на боках между грядами.
Между нашими огородами забора не было, а шла широкая, заросшая травой межа. Но мне строго-настрого было сказано, ее переходить нельзя. Чтоб я в чужой огород не ходил. Мало ли, пойдешь за огурцами!
И вот дня через два после прихода моего друга где ползком, где мелкой рысью перебрался я через межу и оказался в канаве между грядами, возле большого подсолнуха. Я пригнул стебель и попытался оторвать корзинку от стебля. Попробуй докажи потом, что это сделал я. Но не тут-то было. Дело это было мне не по силам. Я пыхтел, кряхтел и вдруг возле себя увидел дядю Василия, мужа Анны. Он стоял и смотрел на меня. Я оторопел и не знал, что делать: то ли от него бежать, то ли дурным голосом зареветь. А он оторвал корзинку подсолнуха и подал ее мне. Взял меня за руку и повел меня к выходу с огорода на улицу, через задние и передние ворота. Я шел, понимая, что сейчас меня приведут к бабушке, и вся улица будет знать о моем позоре. Я только в этот момент окончательно понял, что я мелкий воришка. Я держал в руке огромный как колесо подсолнух и стыд разбирал меня. Дядя Василий вывел меня на улицу, отпустил руку и сказал:
- Ступай!
Я побежал домой. Подсолнух жег мне руки. В дом занести его я не мог, я спрятал его на сарае и до темноты не появлялся в доме.
Минуло несколько дней, но стыд не проходил. Бабушка заметила неладное, спросила, что со мной.
- Бабушка, а дядя Вася тебе ничего не рассказывал?
- Нет, а что случилось?
- Да так,- сказал я и вышел во двор.
На подсолнухи больше глядеть не хотелось.
И я вспомнил разговор про темные свойства натуры. Я понял, что на моей душе появилось черное пятно. Я, конечно, бывало шалил, но воровать! Этого со мной не случалось О, как это мучило меня!
Это было раскаяние. Я не понимал, что надо делать. Было настолько стыдно, что я голову не мог поднять от земли.
И вот, увидав на улице Василия Максимовича, я подбежал к нему и сказал:
- Прости!...
Случай так и живет в памяти с детства. Я всегда вспоминаю разговор о чистой совести. Очень важный для всех нас сейчас разговор.
Свидетельство о публикации №119100802862