Конец Артурианы

I

Мне продали билет в один конец до Ада.
«Но вы перепутали: нужен билет обратно!
Я здешний…»
«Ах, знаете, сэр, ведь туристов все больше,
И рук не хватает,
И снова вчера закончился свет,
А еще на стене в главном холле расцвел лишайник.
Мы оставили и всем говорим, что панно».
В общем, не поменяют. Занятно. Ну что за контора!
«Вы сдачу забыли, сэр» - и горсткой монет, что назавтра выходят из оборота.
На кружке у нищего надпись: «Мелочь не предлагать».
Город простужен всю осень, и кошки все серы:
Вот и поди разбери, кто скребется в душу.
Брысь!
Не отворю никому.

II

В бюро находок за углом – вечная суматоха;
Вавилонское подземелье – иначе и не назовешь;
Кто потерял мозги – да ему и без них неплохо;
Кто-то любовь отыскал как будто (да только цена ей – грош).
«Ищу смысл жизни», - написано на плакате,
А ниже еще: «И способ избавиться от него».
А призраки мелких болезней по шестеро спят в кровати.
Таким, как они, дело есть до всего.
Кто-то «разумное, доброе, вечное» сеет;
Врет же, подлец, не краснеет!
Знаем: разумное с добрым, по сути, не вечно;
А вечное с добрым фактически неразумно;
А все, что разумно и вечно – всегда недобро…
А что там в кармане? Ненужный билет до Ада.
Когда говорят снисходительно: «сдачи не надо»,
То все-таки стоит давать. От души. Под ребра.

III

Асфальт, стекло, дождь, кашель, мусор, идея, переулок, дом.
Эй, в зеркале! Бросай кривляться! Вот занавешу же сукном!
Вечно, как вырубят свет, так шляться уходишь – зови-не-зови…
Мне же повестки приходят потом.
На ужин – всегда лапша: куда же без новостей по TV.
Передоз обещаний, патока так и течет у него изо рта;
Глядь, улыбается как – думает, мило; на деле – ехидно;
Все дураки, и умников горстка над ними. И даже не стыдно.
И как не наскучит –
И учат, и учат нас жить.
Благодарим непокорно: мы и без вас помрем;
(Жизнь ведь известно каким передается путем).
Лучше своих учите отпрысков выживать.
Снова за стенкой просят заткнуться. Ну не стучите.
Ладно уж. Спать.

IV

Уяснил.
За все нужно платить в единой валюте:
За зло – злом.
За равнодушие – тоже.
А за добро? А что это, блин, такое?
Я бы спросил у того, кто искал смысл жизни,
Только искатель, увы, в трехнедельном запое.
Мраморный ангел глядит на меня с укоризной
- с чего бы?
О мертвых заботятся лучше, чем о живых;
Этот покойник прикинут в костюм от Версаче.
Смерть на холеном коне нынче ездит – кто врет нам о бледной кляче?
Кто-то рыдает. Фальшиво! Так хочется дать под дых!
Да, понимаю, иначе с наследством-то не судьба.
Вот умора. Еле сдерживаюсь; прикушенная, кровоточит губа.
Здесь не печально ни капли – ну хоть ты тресни.
Только тошнит. Да ну, умирать – так с песней!
В общем, вы мрите, а мы вам споем. По рукам или нет?
Правда умора… да ладно, не хнычь. Не, ну честно,
Ты думал, что я не ударю в ответ?

V

У городской Луны, как обычно, отек лица;
И в одиночестве хочется пострадать;
Где там! Покой – это роскошь; не помечтать!
Воют и воют, выродки, без конца,
А ты не в силах и самоубиться,
Взять бы вот так и свалиться с небес!
Так нет же; краном подъемным – обратно.
Вдуматься – так отвратно,
Зато тебя ждут на сцену,
Которая необъятна,
И можно вдобавок к невянущим синякам
Набить себе цену.
Я не брезгливый вовсе. Гнилью несет из канавы:
Плюй – и не разобьется лучшее из зеркал.
Таллия с Мельпоменой, будто бы две шалавы,
Бьются в грязи друг с другом, волос выдирают клочья.
В сердце черным-черно лунной заразной ночью.
В грязную гладь гляжусь – видеть хочу воочью,
Как изнутри взрезает мышцы лица оскал.