Лейла Ночь

Лейла (Ночь)

               Сдувает ветер прах времен;
               Ушли народы, поколенья,
               Другие нравы, нов закон,
               Свобода совести и мненья.
      
    Веков холодное молчанье
    Хранит заветное сказанье
    О диве вышних, диких гор,
    Свежо в веках еще преданье,
    Рассказ печален будет мой.

    Как прежде было, и сейчас,
    Закрыв глаза, во мгле ночной,
    Когда придет урочный час,
    Ее я вижу пред собой.   
    Я всей душой ее люблю
    И на страницах, здесь, в стихах,
    Как вечный сон боготворю;
    Покойся с миром, бедный прах.            
   
    В горах над скалами высоко
    Стояла сакля одиноко,
    Внизу долины открывались,
    Где взоры дикие терялись,
    Где зеленели мирно травы,
    Пастбища, шумные дубравы,
    Средь скал, где бурных, горных рек
    Нетерпелив стремглавый бег,
    Где овцы тихо меж камнями
    Гуляют мирными стадами,   
    Где дух на воле отдыхает,
    О смысле бога вопрошает,
    Где время ход остановило,
    Как прежде все, так ныне было.   
 
              ---
    Уж сакли бедные дымились,
    Столбы под небо ровно вились…
    Звон колокольчика поля
    Под утро сонно огласил;
    На склоны гор свои стада
    Пастух с клюкою выводил.
    В папахе, бурке, налегке
    Присел поодаль в стороне
    И песнь печальную завел
    О вышине кавказских гор…

    В одной лачужке неприметной,
    Простой на вид и очень бедной,
    Росла Лейла, любви созданье,
    Кавказских гор очарованье.
    Раскаты дальние войны
    Ее совсем не омрачали,
    И силы все ее души
    Еще в забвении дремали.   

    Жила без матери она,
    Но с детских лет уж поняла,
    Что русский был тому виной,
    Ее оставив сиротой.

    Суровый брат с седым отцом
    В округе много промышляли
    Разбоем, местью, грабежом,
    Но дочь свою не обижали,
    Ее любили, так она,
    При них, что вешний цвет, цвела.
    В заботах только лишь о том,
    Чтоб дом их был согрет теплом.

    Лейла, невинное дитя,
    Как цвет от бурь и непогоды
    На лоне матери Природы
    Для глаз невидимо цвела.      
    Уж с детских лет, с самих пеленок,
    Когда она была ребенок,
    Ее ласкали нежно слух
    Напевы гор, и гордый дух
    Ей душу жизнью напоил,
    Кавказа силой вдохновил.
      
    Она мечтать одна любила,
    Одна в горах всегда бродила,
    Иль часто в доме у окна,
    Всегда задумчива, грустна
    Сидела тихо, одиноко
    И зачарованно, глубоко
    Смотрела вдаль, где над главой
    Вершины длинной чередой
    Из-за туманов поднимались
    И в облаках от глаз скрывались.
    Любила утром, пред рассветом,
    Когда еще стелится мгла,
    Полюбоваться вешним цветом,
    Взглянуть на долы и луга.
    Иль высоко, от всех далеко,
    Склонившись взором у ручья,
    Сидеть любила одиноко,
    Природы дикое дитя.
   
    Красой ее пленяли горы,
    Она гуляла часто там;
    Ее блуждали мирно взоры
    По диким склонам и холмам,
    Лаская дивные картины,
    Паденье вод и скал вершины.
    Иль в тишине, среди древес,
    Сойдя под лиственный навес,
    Будила отраженье вод,
    Таило что небесный свод…   
    Иль часто сев на склоне гор,
    Вдали, одна, никем не зрима,
    Внимать любила разговор
    Полночных звезд; неодолимо
    Ее манила за собой
    Бездонна пропасть над главой…
       
    В казачьей русской стороне,
    В куренье ветхом и простом
    Жил парень славный на селе.
    И наш рассказ теперь о нём.
    То было время крепостное,
    Но был свободен наш казак,
    Какое счастье – степь, свобода!
    Но не везде бывало так. 
    Среди лесов, полей и рек,
    На свежем воздухе, на воле,
    Он цвел, как маков алый цвет,
    И рос, как колос в чистом поле.
    С душой простой и незлобливой,
    Веселый нравом, справедливый,
    Он честен был и сердцем славен,
    Любил Природу и друзей,
    Веселье, праздник, шум затей,
    И, в общем, был отличный парень.   
 
    То были смутные года,
    Кавказ вулканом волновался.
    Прошла младенчества пора,
    Его призвали, он собрался,
    Ни разу сердцем не смутился
    И в край кавказский устремился,
    Хотя пророчили конец
    Ему бесславный на чужбине,
    Но духом смелый был юнец,
    Он верным сыном был России.         
            
    Мелькали дымные костры,
    Столбы неровно подымались,
    Дрожа в мерцающей зыби,
    Между собой перекликались
    Цепные, горные хребты.
    Черкесы праздные сидели,
    Часы невидимо летели
    В беседах мирных о конях,
    О дикой вольности сынах,
    О красоте их юных жен
    И обо многом о другом…

    Один старик; все перед ним
    Столпились други молодые,
    Он тихим голосом своим
    Слова вещал им призывные.
    И кудлы белые до плеч
    Вились; неторопливо речь
    С дрожащих уст его слетала,
    Но слово каждое звучало
    Живою мудростью, душой,
    Храня отцов завет святой.
    Давно годами убеленный,
    Он безмятежно говорил,
    Не здесь как будто, отрешенный,
    Клюкою угли шевелил...
    Он говорил о газавате,
    Свободу горцев воспевал,
    Всё о Коране толковал(1),
    О Шамиле, борце, имаме,
    Неверных грозно проклинал;
    К убийству, крови призывал.
    Его речам бойцы внимали
    С угрюмым видом, в тишине,
    Слова сердцами принимали,
    Поведал им он о войне,
    О том, как он в былые годы
    Скакал на резвом скакуне,
    Не знал еще своей дороги,
    Но верен был всегда борьбе,
    И жизнь прожил, храним судьбою,
    Хотя готов был умереть,
    Тут он поник седой главою,
    Назавтра воинов ждала смерть…      

    Костер горел во тьме холодной,
    Шипели угли, дым валил,
    В горах шакал один голодный
    За перевалами бродил,
    И ветра злые завыванья
    Качали редкую траву,
    Без страха в сердце и страданья
    Сыны глядели на войну.
    Один черкес, как ворон, чёрный,
    Стоял поодаль, в стороне,
    Его раздался голос ровный,
    Он рассказал им о мечте,
    Он местью пламенной дышал,
    Погибель русским предвещал;
    Что звезды тёмной ночи,
    Его блестели хладны очи.
    И гордость горного орла
    Со скорбной раной на челе
    Читались в сумрачном лице,
    Он был пророк и Сатана. 

    На небе тучи заходили,
    Повея влагою в горах,
    Кругом всё небо обложили,
    В долины пал ненастный мрак;
    Вода, что чистая слеза;
    Близка уж страшная гроза,
    Уж слышны были в отдаленье
    Ее угрозы и волненья…   

    Заходят тучи над горами,
    И над рекой, и над лугами
    Раскаты грома, молний блеск,
    Из края в край раздастся треск.
    В потоки мутные сливаясь,
    Стекает дождь с окрестных скал,
    И мчится, пенясь, дикий вал,
    В долину с гор, шумя спускаясь. 
    Шайтан под буркою в скале
    С тяжелой думой на челе
    Сокрылся мрачной непогоды,
    Сидел, глядя на тёмны своды;
    Дождь лил в горах сплошной стеной,
    Он видел капли пред собой,
    Что с камня падали шумя,
    О смерти мысли наводя…
   
    Блеснула молния, удар,
    Зажглося древо… наповал
    Грозой в ненастье сражено,
    Упав, обуглилось оно…
    То явно был недобрый знак,
    И чью-то жизнь поглотит мрак.   

    Настало утро. Спали горы,
    Дремали мирные просторы,
    Под небом, в сизой вышине
    Мечеть сокрылась на скале,
    Светила уж свершили ход,
    Раздались клики — то мула
    Молитву огласил с утра,
    И пробудился весь Восток.       
    На горы тихо пал туман,
    В горах виется караван,
    И слышен говор узденей,
    И топот их лихих коней.
    Уже давно и стар, и млад,
    Все нетерпением кипят
    И боя ждут; как вдруг вдали
    За перевалом казаки
    Меж скал, неведомой тропой
    На конях едут, меж собой
    Неспешно речи говорят,
    Клинки наточены блестят,
    А кони чуют уж беду,
    Фырча, гарцуют на ходу…
   
    И завязался страшный бой,
    Один черкес убит, ногой
    Он в стремя крепкое попал,
    С коня на землю вольно пал,
    И вдоль дороги по степи
    Конь долго мчал его в пыли…

    Лейла, Лейла, то брат твой был,
    Он смертью храброю почил.       

    Сияет месяц в облаках,
    Туман ночной стоит в горах,
    И, обернувшись сизой мглой,
    Вершины спят во тьме седой…
    Вдали блуждают сонно взоры,
    Пылает пламя, у костра
    Казак сидит, и на просторы
    Душа его устремлена.
    Виется дым чуть зримо в выси,
    Тревожа ночи тишину,
    Печалят душу тайной мысли,
    Но забываясь, уж ко сну
    Клонится буйна голова;
    Сияют звезды, ночь тиха.

    И все ж с земли казак привстал,
    Коня лихого оседлал,
    И веря призрачной мечте,
    Подъехал к сакле на скале. 

    Улыбку мило затая,
    Лейла на путника взглянула,
    В сердцах его уже любя,
    В ней искра страсти промелькнула:
    «Прости, не в праве я тебя
    Удерживать… останься,
    Приляг у мирного огня,
    Забвенью сладкому предайся.   
    Уж ночь настала на дворе,
    Куда, казак, тебе спешить,
    Куда поедешь на коне?..
    Останься кров со мной делить!
    Отец сегодня не придет,
    У кунака ночлег найдет…»

    Туманы дымной пеленой
    Носились сонно над рекой,
    Лилась прохлада ночи,
    Затихло все, и на покой
    Манили сладостные очи… 

    Казак остался до утра
    Делить ночлег и мирный кров.
    Всю страсть и нежность, и любовь
    Ему отдала в ночь Лейла:
    Объятья с лаской распахнула,
    Устами в война воздохнула
    Любви истомный, сладкий дух,
    Он с ней прилег, огонь потух.
 
    Теперь они и дни и ночи
    Гуляли вместе под Луной,
    Ночами не смыкая очи.
    Весенней, ласковой порой
    В шумящих травах забывались,
    Любви без меры предавались,
    Как звери дикие в лесах,
    Иль птицы вольные в горах. 
          
             --- 
    Вечер тихий, неприметный,
    Звёзд мутящих караван,
    Дым из труб прозрачно-бледный
    Горы кутает в туман.
    Час вечерний, день протёк,
    Седой старец наклоненный,
    Уж спешит под тёплый кров,
    Под вязанкою согбенный.
    Запах дыма, в сакле сухо,
    Веет пряный запах лука;
    Дочка бедная в углу
    Варит ужин старику.
    «Добрый вечер, мой отец,
    Долго не было тебя,
    Воротился наконец,
    Волновалась тут уж я».
    Седой старец помолчав,
    Пододвинулся к огню,
    Самосад свернул, помяв,
    Закурил; речь такову
    Дочке сказывал своей
    Про удалых узденей,
    И, запнувшись, вдруг сказал,
    Голос старца задрожал:
    «Видно, дочка, не к добру
    Стал казак к нам заходить,
    Кто таков и почему
    Смеет твой покой будить?
    — Не волнуйся, мой отец,
    Он по нраву мне, он люб,
    Добрый это молодец,
    Я больна, и мой недуг
    Может он лишь излечить,
    В чем его мне обвинить?
    —  Издалека я видал,
    Но мой острый глаз приметил,
    Знай, он мне напоминал
    Казака, что в брата метил.
    Он повинен в его смерти,
    Ты должна свершить знак мести,
    Отомсти за брата кровь,
    Он любил тебя, любовь
    Крови требует его,
    Отомсти же за него!»
    Страшно ей, не по себе,
    Странны речи диве те,
    Очи вспыхнули; огонь
    Пламя мести засветило,
    И ее печальный взор
    Сталь клинка остановила.
    «Будет брат мой отомщен,
    Кровь за кровь, таков закон!» 

И месть ее затмила взоры,
Ее мутятся чувства вдруг,
Кипение восточной крови,
Ей так мучителен недуг,
Чело объемлет ада пламя,
Кровавой дымной пеленой,
Пред глазами, словно знамя,
Ведет все чувства за собой.
Она любовь бы не предала,
Но ей безумья покрывало    
Смутила чувства все в груди,
Она решила, что любви
Достигнет в смерти вечной,
Не на земле столь скоротечной…
Ведь он неверен будет ей,
Так лучше смерть пускай теперь
Сердца навеки их скрепит,
На свете том соединит.   

    На небе звезды чередой
    Неторопливо выплывают,
    Своей полночной красотой
    Дрожа, в смятении мерцают;
    Средь них красавец молодой,
    Пастух печальный томно бродит,
    Задумчив в неге неземной,
    Сиянье тусклое наводит;
    Печально горные напевы
    Звучат сегодня при Луне,
    И взоры любящие девы
    Глядят слезами в полутьме…
    Сияют звезды, ночь тиха.
    Горит костер в горах высоко,
    Восходят искры в небеса,
    Душе влюбленной одиноко.
      
    Туманом всё заволокло,
    Воздушно, призрачно, легко;
    Престолы дивные Природы,
    В туман укутанные горы,
    Стоят незримо, величаво;
    Уж утро в горы сонно пало…

    Лейла глядит – и горы тонут
    В прозрачной дымке голубой,
    Вершины снежные выходят
    На небе длинной чередой…
    И Солнца луч уж за горами
    Блеснул в синеющей дали;
    Растаяв, бледные туманы
    Явили дивный край земли.    
   
    Природы тайные картины,
    Никто не зрит сиянья гор,
    Под Солнцем спящие вершины,
    Немой натуры разговор;    
    О как прекрасны си картины,
    Паденье рек, кремни, стремнины,
    Долины устланы в туман,
    Где дух восходит к небесам...
    «Прекрасней гор, лишь только горы»
    И необъятные просторы,
    Что взором в раз не охватить,
    Здесь пуще сердце хочет жить.
 
    О чудо! кругом голова,
    Восторг и жизнь! Сверканье льда.
    Звенит весенняя капель,
    В горах смеется тихо Лель,
    Шумя, потоки мчатся с гор,
    Повсюду слышен говор волн,
    В ущелье падает река,
    И в пене бурной, что дуга,
    Что шаль узорная, цветная,
    Царица света рождена – 
    Из капель радуга златая…          

    Люблю я шум младой весны,
    Когда душа на воле дышит,
    Волненье бурное в крови,
    Когда рука свободно пишет,
    Забыв все чаянья зимы,
    Когда кровь пенится и бродит,      
    Сердца открыты для любви,
    И счастье в душу к нам нисходит
    С приходом ветреной весны;      
    Когда капель звенит ручьями,
    Когда Природа чуть дыша,
    Подует вешними ветрами
    И пробудится ото сна; 
    Когда, все силы пробуждая,
    С приходом солнечного мая
    Оттает мерзлая земля,
    И с Солнца первыми лучами
    Между холодными камнями
    Бежит и пенится река;
    Люблю весенние порывы,
    Когда на небе голубом
    Заходят тучи грозовые,
    Повея влагой и дождем,
    Когда за домом сад шумит,
    Главой склоняются дубравы,
    Над лесом тучи, гром гремит
    И ветер вольно клонит травы…          

    Молчат вершины снежных гор;
    Мелькнет испуганный сайгак,
    То в вышине парит орёл,
    Окрест бросая гордый взгляд… 
    Раздастся выстрел — дрогнут горы,
    Заговорят ущелья, своды,
    Как пробужденные от сна;
    Мгновенье лишь… и тишина…      

    На горы пала мирно ночь,
    Плывет на холмы сонно мгла;
    Себя не в силах превозмочь,
    Ступает бледная Лейла,
    Подходит к пропасти крутой;
    Сияют звезды в темноте,
    Кругом царит немой покой,
    Лишь месяц томный в вышине
    По небу одиноко бродит,
    Себе приюта не находит,
    Сияет ясно над горами
    В воздушном, призрачном тумане…      

    Казак, закутанный в рубище,
    Открыл глаза, проснувшись рано;
    Еще дымилось пепелище,
    В окно повеяла прохлада…         
    Воспоминаньем вдохновлен,
    Лежал в тиши на ложе он,
    Над ним красавица склонилась,
    И сердце бедное стремилось
    Его обнять, его ласкать,
    Но сталь зловеще обнажилась,
    Он должен смерть из рук принять.
    «Умри, казак!..» Удар – и кровь
    На красный, бархатный покров
    Фонтаном брызнула; в миг он
    Был очарован смертным сном.
    Лейла слезами залилась,
    Душа ее вовне рвалась,
    И взор потупленный блуждал,
    О, что же он тогда искал?..
    В ней смерть любовь превозмогла,
    Вновь поднялась ее рука…
    Блеснула молния в глазах,
    Клинок дрожал в ее руках,
    Удар клинка! И в миг она
    Без чувств лежала холодна...

    Их демон ночи Азраил
    Своим крылом приосенил;
    Покойся с миром бедный прах,
    Восток силен, велик Аллах!

    Акбар Аллах.


   
    (1)
                *** 
    Как много толкователей Корана,
    Его толкующих к войне,
    Пособников исламского шайтана!*
    О, сколько заблуждений на земле!

   *(отчасти) по плодам терроризма познаете их

    (Невежеству сопутствует и глупость,
    Отсутствие научных центров,
    Безынтересность, скудоумость,
    Наличие лже-ментров;
    А также беспросветный труд, нужда,
    Когда уж дело не до знаний,
    Как выжить – вот забота дня,
    Еще ответственность – семья
    И как избегнуть ей страданий.)



    Примечание. Писал из себя, услышав одну историю, как казак влюбился в горянку, поставив отчасти себя на место Лейлы и Ее брата (моего альтер эго). Моя поэма «Лейла (Ночь)», фантазия.
     Примечание. Возникнут вопросы: могла ли девушка вот тако вот сразу отдаться гостю, впервые увидев его? К тому же на Кавказе столь суровы нравы и законы. Как бы на это посмотрело общество, родные? Необходимо сперва выйти замуж, кандидата еще должен был бы одобрить отец, а он бы никогда не согласился отдать любимую дочь за русского, казака.
    Но мне захотелось так написать, показав, что любовь может быть с первого взгляда и сильнее разных устоев и преград. 
    В древние времена в Риме весталкам под страхом (смерти от голода или быть похороненными заживо) запрещалось вступать в интимные отношения. И все равно порой они вступали… Такова сила жизни, естества, продления рода.   
    Могла ли девушка сказать отцу о своей любви? Почему отец не устроил скандал? Мог ли отец попросить дочку свершить месть, почему не сам? Не хотел потерять ее, она должна была это сделать, раз это ее любовь.
    Могла ли Лейла переступить через любовь и убить любимого?
    Обычно любовь чувственная превыше любви к брату, зачастую женщины остаются с любимыми, которые убили их братьев, по крайней мере не мстят им. Но, а если велят…
    Через любовь девушке, если она действительно сама любит, трудно переступить, практически невозможно. К тому же она могла бы просто убить себя (как это сделала черкешенка в «Кавказском пленнике» Пушкина).
   
     Лейла уж мыслит про себя:
     «Ты не убьешь убийцу брата? 
     Тогда навеки ты проклята.»
     Но кто из женщин, чья рука
     Убьет любовь наверняка?..

   Для Лейлы естественно было бы просто хранить свои чувства про себя, тайно, и не давать им воли. Если бы дала, то, скорее всего, оказавшись в такой ситуации, просто убить только себя, но не свою любовь. А можно было и ничего не делать. Иной выход – бросить отца и уехать с возлюбленным в Россию, сделавшись впоследствии его законной женой. Все это было бы более естественно. Но логика поступков порой бывает разной у людей.

    Мог ли отец-горец попросить у дочери убить казака? Если бы он узнал, что она была близка с казаком, то он ее убил бы сам скорее по законам чести. Отец в любом случае запретил бы ей с ним встречаться и сам бы постарался убить его. Но если бы она продолжила, то проклял бы ее или убил. По крайней мере он мог попросить ее избавиться от казака (на счет которого он мог ошибаться, обвиняя его в гибели сына). Если бы все же отец очень любил свою дочь и не мог принять казака в качестве ее мужа, то он бы не убил ее, но для нее единственный выход – уйти с глаз долой с казаком и жить с любовью к казаку и мучительной болью по брату и оставленному отцу, деля это противоречие.
    Естественно: до свадьбы она не подпустила бы к себе. Но и одиночество с не разделенным чувством невыносимо. Трудно и устоять, если и тебя любят.
    Казак должен был бы попросить руки дочери у ее отца, но тот бы точно отказал. Единственный выход – бежать ей без отцовского согласия. Казак мог и похитить невесту, пленить. Но готова ли была Лейла?.. Есть ещё одно обстоятельство – казак находился на службе и не мог вернуться просто так домой. Но на время мог и оставить жену дома у себя.
   То есть были преграды для их любви на земле. А также у Лейлы была вера в потустороннюю жизнь. Не хотелось и горы покидать, и отца. Но и остаться с отцом не могла. Бывает, когда жизнь становится невыносимой, единственный выход – смерть.

    Примечание. То, что любишь, трудно уничтожить; трудно убить того, кого любишь. Сама любовь является началом рождения (жизни) и противлением смерти. Тем более трудно и противоестественно для девушки, женского существа (находящегося в основе рождения и процветания жизни), убить того, кого она любит, глядя на него, – любовь противится смерти и является почти непреодолимым препятствием; влюбленный, скорее, готов убить себя, чем любимого.

    Когда-то я спрашивал: мог ли Онегин убить на дуэли своего друга Ленского? Почему Онегин не поднял пистолет и не выстрелил в воздух, а вероломно убил поэта? Также не вполне понятно, зачем черкешенка покончила с собой от неразделённой любви у Пушкина в «Кавказском пленнике». Возможно ли такое в реальности?
    В реальности многое возможно, но это было желанием Пушкина.

    Примечание. Пушкин, Поэту:
    «…И впрям, завиден ваш удел:
    Поэт казнит, поэт венчает;
    Злодеев громом вечных стрел
    В потомстве дальном поражает;
    Героев утешает он;
    С Коринной на киферский трон
    Свою любовницу возносит.
    Хвала для вас докучный звон;
    Но сердце женщин славы просит:
    Для них пишите; их ушам
    Приятна лесть Анакреона:
    В младые лета розы нам
    Дороже лавров Геликона…»
      
    P. S. После написания «Лейлы» понял, что сюжеты лучше брать из жизни, которая предоставляет столько абсолютно, единственно выверенных сплетений судеб, что и измышлять не надо. (Но и фантазию исключать не стоит…)