Реинкарнация альманах доосов и миражистов

РЕИНКАРНАЦИЯ альманах Доосов и Миражистов

М И Р А Ж И С Т Ы
- ------   --------
РЕИНКАРНАЦИЯ       
     Альманах  Доосов  и  Миражистов
          Альманах  Доосов  и  Миражистов
    Константин КЕДРОВ  Елена КАЦЮБА    Николай  ЕРЁМИН   Евгений СТЕПАНОВ  Андрей КРУЧИНИН   Валерий ЯСОВ   Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ   Сергей ПРОХОРОВ Вова РЫЖИЙ  Иветта ЛИШЕНКО Владимир МОНАХОВ Юз АЛЕШКОВСКИЙ Евгений ПОПОВ Николай ПОТАПЕНКОВ
«ДООС»  «ДООС»«ДООС»«ДООС»  «ДООС»  «ДООС»«ДООС»«ДООС»            
         
                КрасноярсК-Москва 2019

М И Р А Ж И С Т Ы      ------------- -----------                РЕИНКАРНАЦИЯ
Альманах  Доосов и  Миражистов               
Константин КЕДРОВ  Елена КАЦЮБА   Николай  ЕРЁМИН   Евгений СТЕПАНОВ  Андрей КРУЧИНИН   Валерий ЯСОВ   Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ   Сергей ПРОХОРОВ Вова РЫЖИЙ  Иветта ЛИШЕНКО Владимир МОНАХОВ Юз АЛЕШКОВСКИЙ Евгений ПОПОВ Николай ПОТАПЕНКОВ               
         РЕИНКАРНАЦИЯ
                Андеграунд и Авангард Доосов и Миражистов
         
Константин КЕДРОВ
Елена КАЦЮБА
Николай ЕРЁМИН
Евгений СТЕПАНОВ
Андрей КРУЧИНИН
Валерий ЯСОВ
Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ
Сергей ПРОХОРОВ
Вова  РЫЖИЙ
Иветта ЛИШЕНКО
Владимир МОНАХОВ
Юз АЛЕШКОВСКИЙ
Евгений ПОПОВ
Николай ПОТАПЕНКОВ
     «Литера-принт»
                2019


ББК 84.Р6
«РЕИНКАРНАЦИЯ» - Альманах Доосов и Миражистов, Красноярск: «Литера-принт», 2019. - Тираж 100 экз. Автор идеи, составитель и издатель Николай Николаевич Ерёмин. «РЕИНКАРНАЦИЯ»  это альманах Доосов и Миражистов,  Поэтов, продолжающих традиции русского андеграунда и авангарда.
 Подношение любителям поэзии в 2019г сделали    Константин КЕДРОВ  Елена КАЦЮБА    Николай  ЕРЁМИН   Евгений СТЕПАНОВ  Андрей КРУЧИНИН   Валерий ЯСОВ   Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ   Сергей ПРОХОРОВ  Вова РЫЖИЙ  Иветта ЛИШЕНКО Владимир МОНАХОВ Юз АЛЕШКОВСКИЙ Евгений ПОПОВ Николай ПОТАПЕНКОВ
Альманах украсила икона Божией Матери Казанская художника Сергея Козлова, кошки Кристины Зейтунян-Белоус  и фрагменты фотографий из портала «Мой мир» Сверстала книгу Владислава Васильева
1SВN 978576-025-5 © Коллектив авторов
 
Константин КЕДРОВ

 ................ Константин КЕДРОВ.......................

Реинкарнация

Когда-нибудь мы возникнем
и нас не будет
Когда-нибудь нас не будет
и мы возникнем
…Годовые кольца
Геологические слои
Все о чем-то говорит
о чем-то умалчивает

Я вхожу в свой дом
раздвигая стены
Я выхожу из дома
сужая небо
Привычка к собственному телу
непостоянна
Постоянно только непостоянство

Вот сменю еще две-три вселенных
и успокоюсь
Успокоюсь
и сменю все вселенные

Одиннадцатая заповедь
1
Астрология – Звездословие
Астрономия – Звездознание
Встали молча у изголовья
две сестры, а может быть няни

Нисходя к точке на двух опорах
как кариатиды стих держат плечами…
Китайцы изобрели порох –
взорвали порох датчане
2
Все что в запасе имеет небо
я могу сосчитать на пальцах
Все либидо восходит к «либо»
входя в черепаший панцирь

Как компьютерный вруцелет
умещается в руце лет
с дочерями проснулся Лот
и умножился в род и род
3
Вдыхайте ладан – бездонен он
Вдох – и ты в глубине окна
Так однажды взглянув в ладонь
я увидел всадника и коня

Всадник взметнул копье судьбы –
линия жизни ушла в зенит
линия жизни ушла в себя
линия счастья еще летит
как копье девственницы над Орлеаном
как копье римлянина на Голгофе
так мой взор пронзило железо Жанны
острием сияющих голо-графий

Вижу Жанну – желание входит в латы
в игрище звездных игр
Взмах – копье в боевом полете
Взлет – зенит вонзился в надир
4
Молекула человека неизмерима
ведь никто не знает
из чего состоит человек
Все дороги в Рим
но все дороги из Рима
Рим никто не минует
и это рок

К счастью, существует периферия
до которой ни один гонец не доскачет
Так парфяне ничего не знают о Риме
слово «Рим» для них ничего не значит

Так свет бегущий от Полярной звезды
полтысячи лет летит от пункта до пункта
но 500 лет преодолевает взгляд
за полсекунды

Миг – разверзаются двери гроба
и неба звездного
Взгляд – мгновение: видим небо
времен Иоанна Грозного

Панагия на душегубе сияла как Вега
Отче наш иже еси на небеси…
Но Иван Грозный не видел своего неба
он видел небо времен Крещенья Руси

Как по воде расходятся блики
так созвездья расходятся от креста
Зато Иоанн Златоуст и Василий Великий
видели небо времен Иисуса Христа
5
Все же яблоко Адама содержит пусть
пустоту чувств с полнотою чрева
Раскусив его Ева познала грусть
в середине Рая
Рай мой рай прорыдал Адама
Рай мой рай прорыдала Ева
Никогда Адам не войдет в Эдем
Никогда Ева не будет дева

В словаре Фасмера одно слово
удивило меня не то смыслом
не то звучаньем
Это слово стояло слева
но я не помню его значенья

Эту задачу я решал честно
до рези в глазах до боли
но если значение не известно
икс и игрек меняют роли…

Фехтование противопоказано принцу
но принц погибнет за принцип
Так убойная сила рапиры –
принцип принца «быть и не быть»
измеряется в два Шекспира
переводится как «убить»

Слишком медленный земной быт
слишком изысканно, слишком галантно…
Пока Гамлет говорит «Быть…»
во вселенной гибнет 500 галактик

«Быть» – раскрылось 1000 роз
«ИЛИ» – образовалась галактика Офелия
«Не…» – взорвалось 100 000 звезд
от избытка в космосе гелия

Слаще щемящей щели втянувшей флот
где на пути щекочущий Шикотан
между мирами есть микро- и макрофлирт
абы ты сии пелки ущекотал

Боян бо был негром, в нем играли зубы
но каждый зуб играл по-другому
Клавиатура рояля вмонтирована в зебру
как шлагбаумы на пути к дурдому

Черно-белые шпалы где каждый тур яр
повторяют ребра Анны Карениной
по которым летит паровоз-рояль
от Карелии до Армении

В клавиатуре где карна и жля
увязла не одна конница
Так колибри влетает в «ля»
где сплетаются пальцы Горвица

Будто бы попал под пустой вагон
или оказался внутри рояля
или вышел на полигон
полгая что это всего лишь поле

Когда тебя берут на прицел
ты конечно же близок к цели
В перестрелке важна не цель
а цель цели

Не сходя по бегущей лестнице
ты нисходишь
хотя стоишь как Ленин
Потому в пристрелянной местности
ты живешь навсегда пристрелянный
Эскалатор – тот же орган
восходящий ввысь
нисходящий вниз
в Рай – небесный ангар
в ад – подземный ангар
в направлении «в – из»

Извлекая корень из глубины
сходишь с эскалатора  прямо в небо
Извлекая корень из вышины
сходишь в земные недра

Человек не корень но в нем количество
иррациональных чисел равно друг другу
Квадратный корень – кубический
но кубический корень – круглый

Так по рельсам страну кроя
паровозы уходят в дебри
Потому паровоз-рояль
есть прообраз бегущей зебры
6
Библия для верующих и неверующих
где 11-я заповедь невидима и неслышима
ее нет на иврите
но в душе
она известна на идише

Ангелы изъясняются подарками,
даря друг другу кино
Так в арку въезжает Жанна д’Арк
так Баттерфляй выпадает из кимоно

Минуя Прованс и Реймс
улетело Жанны копье
в сияющий рейс

Я хочу проследить за полетом ее копья
но для этого надо прожить лет 300
Но зато я видел копию копия
коим воин пронзил Христа

Узор похожий на график бедствий
Одиссея
что вычертил нам Гомер
так за вязью копья Орлеанской девственницы
не уследит ни один геометр

В чертежах Лобачевского и Евклида
я не раз узнавал письмена то иврита, то санскрита
У судьбы на плече есть печать Миледи
но это от глаз сокрыто

Так лорд Байрон покинув Англию
плыл в Элладу как древний грек
Человек человеку – Ангел
Ангел Ангелу – Человек
7
Если бы я жил в пустоте как Бог
я бы наполнил ее собой…
Но Бог без одежды наг
одежда его – Собор

Моя одежда соткана из
Жанны, в нее я одет-раздет
как сияющий парад-парадиз
как мерцающий игрек-зет

Так 11-я заповедь «НЕ дыши»
читается после смерти
Это есть в поминальнике и кадише
Где путь копья предначертан
 
Поэма ЗверьЯ

Я хочу играть в свое Я с тобой
Если нет тебя
то меня здесь нет
я – привитый к тебе черенок-привой
я в разрезе срез
я в срезе разрез

чувство именуемое любовью
океан вливаемый в океан
я привет к тебе
как черенок к подвою
ты – стакан
не вмещающий океан

но и океан – только продолженье
того что переполняет краешки губ
каждое слово лишь порожденье
от единого корня «ЛЮБ»

корень ЛЮБ
суффикс – ЭЛЬ
окончание – Ю
Ю – ЭЛЬ – ЛЮБ
ЭЛЬ – Ю – ЛЮБ
ЛЮБ – Ю – ЭЛЬ

я твое Я
я твое Ё
я твое Ю
я твой Кедр
ты моя Ель

Эль Елена
Елена Эль
Ель Елена
Елена Ель

я не человек, любимая, нет
у меня есть тело, но я любовь
тело сплетено из твоих тенет
где улов –
любовь
а любовь
из волн

Сладкая волна – как девятый вал
захлестнуло горло и тянет в глубь
я успею только сказать ай лав
но ведь это тоже от корня ЛЮБ

Многоэтажный Титаник
из слов с корнем ЛЮБ
перерастает океан и тонет
в себе самом
Море  –
любви тысячегорбый из волн верблюд
сам в себе несущий
знойный сладкий самум

Вот уже и нет никакого зла
ты и я
но это уже напалм
это поезд
летящий в речной вокзал
это пароход
плывущий в депо вдоль шпал

Потому что небо только кровать
где не уместится даже двоим
потому что нет края того ковра
самолета
на котором мы все летим

Иногда я думаю что Париж
был придуман
чтобы в нем жили
не мы а другие
да и рай был создан для того лишь
чтобы изгнать из него Адама

Я как строитель
строивший дом
не с фундамента
а прямо с крыши
не изгоняемый из рая Адам –
остаюсь в тебе как в Париже

Я наверное дирижер
для полета
автопилота
взмах –
перелет Москва – Париж
взмах –
перелет Москва – Рим
взмах –
и сам над собой летишь
как вертолет или херувим

Граница тел – соприкосновенье
я прикасаюсь к прикосновенью
я завидую своей тени
она сливается с твоей тенью

Быть может и сам я такая тень
Ангела влюбленного в твое лоно
Я привит к твоей наготе
Как коринфский аканф к колонне

Мне никогда нигде
не нужно
если я не с тобою
я привит к твоей наготе
как черенок к подвою

Мне все яснее
что я – не я

Мне все понятней что
Ян не Инь

Я не ты если
Инь не Ян

Ян не Инь
если я не ты

Потому что у чувства
есть волчий привкус
и оно не может отпустить тело
если тело – сгусток звериных чувств
то оно уже душа а не тело

Я устал посылать к тебе
этих радужных нежных птиц
я уже получил ответ
у свирепого ключа в сердце
я хочу сыграть в свое Я
в рокировке тел блиц
я хочу оказаться
в середине
тесного
солнца

В середине литавр
я хочу быть звук или ключ
когда я ускользает голо
я изнеженный зверь
под названьем скрипичный ключ
извергающий ноты из
логова и глагола

Я отчаянный ключник
со связкой из звонких Я
открывающих двери в кущи
изваянье из Я
рык зверья
из рулад соловья

Тут поставить бы точку
но в этом
отчаянный риск
Точка –
только источник
в котором
утонет мир – Арарат
поэтому вместо точки
будет
звериный рык
потому что я рад
потому что я град
на вершине горы Арарат
где растет виноград

Торопись в свое логово
зверь
настигай свою суть
неизбежен финал
скаковой охоты
изливай свое Я
в нежногубое устье из уст
ты охотник и зверь
потому что ты зверь и охотник

Этот тигр саблезубый
берет меня
в нежную 
дрожь
своей пасти
Или тысячерогий
сохатый
вознес
на рогах
и разнес
мои части
по чаще

Часть меня –
глаз Озириса
вырванный Сетом
фаллос бога
и главная часть –
твое сердце

Откупорив крышку рояля
звук
переполняет собой лазурь
так в горле моем этот крик возник
признания в том
что Я
только Зверь

МОЯ НОБЕЛЕВСКАЯ РЕЧЬ,
ИЛИ
ПРИНЦИП НЕО_ПРЕДЕЛЕННОСТИ,
ИЛИ ОМЕН_НЕМО

Голос — волновая природа горла
Разум — волновая природа мозга

Мысль это волновая природа слова
Слово — корпускулярная модель мысли

Время — волновой вариант пространства
Пространство это корпускулярное время

Душа волновой пакет человека
Человек сгущение Бога

Человечество — боговолновый океан

Нильс Бор уплывающий от Гитлера
В картину Гитлера Ночное море

Холокост это огненный вариант Гулага
Гулаг это ледяной вариант холокоста

Ленин это волновой Сталин
Сталин это корпускулярный Ленин

Павел Челищев — волновой Сальватор Дали
Сальватор Дали — корпускулярный Павел Челищев

Кандинский волновой вариант Малевича
Малевич — корпускулярный образ Кандинского

Сезан — корпускулярный Малевич
Малевич волновая рябь от Сезана

Моцарт волновой Бах
Бах корпускулярный Моцарт

Дебюсси это Клод Моне в музыке
Клод Моне это Дебюси в живописи

Бандитизм это корпускулярная политика
Политика это волновой бандитизм

Новый Завет — волновой пакет Торы
Тора — корпускулярный Новый завет

Одисей в волнах океана — это волновой Гамлет

Цифровая экономика — вариант неопифагоризма
Програмирование — все есть число

Аристотель — корпускулярный Платон
Сократ волновой вариант Платона

Женщина это волна мужчины
Мужчина корпускулярный утес всех женщин

Санскрит — волновая рябь в океане речи

Ньютон это корпускулярный Эйнштейн
Эйнштейн волновой Ньютон

Мозг в черепе это орех в скорлупе
Океан в берегах это мозг в черепе

Врубель корпускулярный пакет сирени

Лифарь это мяч в волнах океана

Айвазовский адмирал всех морей

Пруст волновой пакет Льва Толстого

Троица Рублёва — волновой образ Бога

Гагарин — Икар ХХ-го века

Россия волновая тень Мироздания
Мироздание проекция всей России

Дух — волновой вариант материи
Материя — корпускулярная калька Духа

Мать Мария это Мария Дева
Дева Мария это Мать Мария

Януш Корчак это Христос сходяший во ад Освенцима

Андропов это урод материи

Синявский это Голос из хора
Даниэль это говорит Москва

Солженицын это разрешенный Шаламов
Шаламов это запрещенный Солженицын

Никон это тень от сгоревшего костра сожженного Аввакума

Космос в Гагарине это Гагарин в космосе

Бородинское сражение волновой вариант Куликовской битвы

Ньютон это формула всемирного тяготения
Циолковский это формула невесомости

Достоевский это антиТолстой
Лев Толстой это больше чем Лев Толстой

Маяковский это корпускулярный Хлебников
Хлебников это волновой Маяковский

Кручёных это волновой Хлебников
Мандельштам это волновой Тютчев

Фет это волновой Шеншин

Метаметафора — это волна метафоры
Верлибр — волновой вариант силлаботонического стиха

Принцип дополнительности Нильса Бора —
Принцип нео_пределенности Вернера Гейзенберга

ОМЕН-НЕМО
29 сентября 2018
Г Москва

                Елена КАЦЮБА
               
               
 

                .............................Елена  КАЦЮБА...................................................
Отражённые

Когда он родился  – 
в зеркале он раздвоился
он соскользнул со стекла
тот
что успел
а тот
что остался
застекленел
глаза в глаза
скользит он за
ним
повторяющим его живым
В комнате живёт женщина
а в зеркало только входит
но они совсем не похожи
одна смеётся –
другая плачет
одна пляшет –
другая курит
но отражённому в дыму дурно
потому что плохо  видно
и женщина может выпасть из рамы
наполовину
или на четверть
А когда мимо проносят чайник
с орхидеей пара
растущей из носика
неподдельным теплом
обдает стекло
и в нем коробятся серебра кристаллы
Когда он родился – 
в зеркале он раздвоился
он стал зеркальным наполовину
в нем дверь
открытая настежь в спину
и все видят
что в нем происходит
когда он из себя выходит
Все это было бы еще ничего 
но его женщина ушла от него
ушла
забрав пустоту кастрюль
вилок звон
круглоту пилюль
сыпучесть стирального порошка
табачно-мятную перекись голоса
переперекрашенные волосы
и еще что-то
что называлось работа
А пока он плакал
стонал
икал
в зеркале разворачивался карнавал
Там делали все 
что хотели
там лепили все
что могли
а если ничего не умели
то любили то
что могли
Никому не было дела 
до того 
что за их пределом
до того
что комната опустела
потому что женщина не любила
когда что-то происходило
не так
как она хотела
она все вытесняла телом
Тот 
что в комнате
холодел и стыл
он думал
что себя разбил
или
что его разбили
Он был стаканом 
упавшим с полки
и расстоянием между осколками
но память его 
слилась кристаллом
она не разбилась
она осталась
медленно гранями переливалась
спектр раскладывала и собирала
А ночью зеркало колодцем стало
в нем вода улыбалась
луну качала
и оттуда на свет смотрело
то ли детство
то ли солнце
Тот
что в комнате
думал:
«Сон ли 
или все кругом нарисовано
или сам я линия на листке
Если я стану себе отраженьем 
больше не будет во мне раздвоенья
и этот колодец плещущим оком
будет в меня уходить глубоко»
Кончилась ночь распаданья 
начинался день пробужденья
Все 
что было страданьем
стало вдруг отраженьем
и все кошмары воображения –
только трещины в отражении
и женщина тоже лишь воображение
искаженного отражения
1983
РЕИНКАРНАЦИЯ
Вот придёт бог с головой крокодила
мутную воду Нила
по улицам проведёт
Слоем сытного ила же
фасады домов вымажет
хоть намазывай бутерброд
Боги с нечеловечьими головами 
выберут себя в сенат совет комитет
Ил заползет в глаза. И
в оконной раме 
тебе привидится не свой портрет:
глинное месиво без души –
даже не вылепишь для воды кувшин
Бойся уснуть в липкой тиши
криком криком криком ударь в небосклон 
небо склонится   
и выйдет из дальних глубин
Самый Великий Слон
Вмиг обрушатся все пирамиды 
от грома грозовых ног
упадет и  рассыплется 
пустым глиняным идолом
крокодилоголовый бог.
ЗАКАТ  НО
СИяние в  ЗИянии
                ИЗ ян и ин
                Никогда 
не ЗАкрывай   глаЗА когда
    ЗАпад играет в ЗАкат
катится 
    по крыШАМ
красный ШАР
                ШАРкая
                ШЕРстяными 
             и ШЕЛковыми протуберанцами
Звездные дети прикрыв спины ранцами 
в ночную школу бегут 
на темном НЕБЕ
                НЕ БЕгите дальше своих созвездий
                соцветий
ЗАкрыли
ЗАнавес
ЗАпада
ЗА горизонтом ЗАкат НО
      на востоке уже давНО
                темНО
ОУАйльд Дверь запрета не заперта никогда для Уайльда – изобретателя программы старения изображения в раме экрана Картиной украден зеркалом разрезан –-  тут       Дориан, а ироД                там Изобретатель – излетатель 
из тела из картины рамы из окна тюрьмы   свет решёткой изранен режет лезвиями-лучами  Сколько слов было вначале?  тайнатайнатайнатайнатай читай: – Соты красоты полны ос жужжащие жала желаний                жала желанные Ежели взглянул с вожделением значит уже  вознесен и низвержен
 г Москва


Николай ЕРЁМИН
 
               
Николай ЕРЁМИН...................................................
Сибирский лев
ФЕСТ «БЕСТ»

- Степанов – это брэнд!
И Кедров – это брэнд!
Кацюба - это брэнд…
Ерёмин – это брэнд…
И лучше брэндов нет! –

Так на фест-«Бесте» рек
Безвестный Имярек…
И кто б, и почему
Вдруг возразил ему?

- Поэтам возражать
Трудней, чем воз рожать! –
Вмешалась в фест-процесс
Одна из поэтесс:

- Кто против? Так, прекрасно!
Все – За? -
Единогласно!
2019

***
Дайте мне Кремлёвскую таблетку!
Бабку пережить хочу
И дедку, -
Чтоб
Вождям-мечтателям под стать
И счастливым, и бессмертным стать…
А не то, Госдуме на беду,
Молодым
В бессмертие уйду…
Чтобы там, достойно,
Как в Кремле,
Жить в раздумьях о добре и зле…
2019

БЕЛАЯНОЧЬ В ЕНИСЕЙСКЕ
Справа- солнце…
А слева – луна…
Жизнь была
Бесконечно длинна…
И влюблённо-
Светла и темна…
И волшебно –
Трезва и пьяна…
А сегодня она –
Суть одна –
Стала вдруг
Ещё дальше видна…
Так как вдруг
День и ночь -
Вот те на! –
Обвенчались
На все времена…

ИКАР

- Снова вспомнил,
Будь оно неладно,
Одинокий,
Отходя ко сну,
Как летел я - бабьим летом -плавно -
Через зиму –
В девичью весну…
Как под солнцем
На семи ветрах -
Крылья рассыпались
В пух и прах…
А потом –
Ба-бах! -
Увы и ах…
Понимали все,
Что дело –
Швах…

***
- Повсюду – беспредел! –
Поэт
Вздохнул
Устало…
- Мой мёд окаменел!
Вино –
Водою стало…
А муза:
- Догоняй! –
Направилась в Китай…
Где будет фестиваль -
«Лиффт
Маргариты
Аль»

ПРОВИНЦИАЛ

- Я приехал, помню,
В Москву -
Не взаймы просить у неё,
А пропеть ей своё:
– Ку-Ку! –
Чтоб навек покорить её...
К сожаленью, в ответ Москва
Мне пропела своё:
– Ква-ква... -
Чтоб остаток жизни,
Увы,
Я провёл далеко от Москвы,
Без неё-
До седых волос...
Почему? Интересный вопрос...

АРТ-КАФЕ

Все знают: в рюмках – яд, но пьют...
И ждут,
Когда ещё нальют?
Чтобы скорее отключиться...
Вокруг –
Алкающие лица...
Дым... Гам.. Увы...
О, Арт-кафе,
Где поэтесса Подшофе
Поёт сильнее шума-гама:
- Богема, ты – моя программа!
Как Муза, музыку любя,
Не мыслю жизни без тебя...
Люблю волшебный микрофон,
За то,
Что мне подвластен он...
Недаром я сейчас
Пою
За тех, кто пропил жизнь свою,
Меняя золото на медь...
И никогда
Не сможет петь...

СТО ЛЕТ  ОБУЧЕНИЯ

Учился я сто лет подряд –
Так,
Чтоб в стихах талант лучился...
И различать,
Где – мёд, где – яд,
Я, слава Богу, научился,
Ах, с полуслова, с полувзгляда...
Обманывать меня не надо!
Я сам
В охотку, ну и ну,
Кого угодно обману...

ЗЛОБА ДНЯ

Под Ачинском
Взорвался склад
Просроченных боеприпасов -
И в небе воцарился Ад...
А в телешоу –
Алибасов,
Который,
Выйдя в Райский сад,
На Шукшиной жениться рад...
А зрители –
Бездомный люд –
В Москву из Ачинска бегут...
А за спиной –
На тыщи га -
Горит сибирская тайга...
А теледиктор говорит:
- Тушить не надо!
Пусть горит...

РЕМЕЙК ПАМЯТИ БРОДСКОГО

Ни гостей, ни погоста
Не хочу выбирать...
А хочу очень просто
Жить- и не умирать
В поэтическом космосе,
Где сегодня вдвоём
Мы - и в силе и в голосе -
С милой музой поём...

***
В округе даль светла...
Берёзы облетели...
Неужто жизнь прошла?
Прошла... На самом деле...
Но хочется опять
Подумать и сказать:
- Вернись, о благодать, -
Всё заново начать...

***
Я – художник Возрождения
Вечных красок
Вдохновения...
Жаль,
Родился не Тогда...
В этом вся моя беда...
И Туда, -
Сказал поэт, -
Мне тропы обратной нет...

ПЕСЕНКА
БИЗНЕСМЕНУ ПЕТРОВУ

Хоть Петров – не академик,
Но и он, как я, без денег –
Академики Сам-друг
Поэтических наук...
Бизнесмен, увы, Петров
Наломал немало дров
И в офшорах неспроста
Заблокировал счета...
Чтобы жить, увы и ах,
На Канарских островах...
И писать – Ха-ха, хи-хи! –
Заграничные стихи:
- О, Ерёмин Николай,
Ты хоть как меня издай!
Я в Россию ворочусь –
Непременно расплачусь...
Ты – поэт, и я - поэт.
Вышли денег на билет!
Или сам, прости, лентяй,
На недельку прилетай!
Здесь такая Красота!
Твоей Музе не чета...

***
Кто кого перепоёт,
Перепьёт,
Перефилонит...
Тот того переживёт –
И достойно
Похоронит...
Чтобы вдруг понять,
Что впредь
Не с кем пить...
И не с кем петь...
 
ПОСВЯЩЕНИЕ ВАЛЕРИЮ ЯСОВУ

Все художники – поэты!
Но не все поэты –
Художники...
Ясов – истинный поэт
И художник,
Спору нет.
Он – близнец.
И нынче в нём
Воплотились два в одном...
Слава Богу,
Там и Тут
Оба спорят и живут...

***
Любовь прошла –
И начался
Запой,
Бессонно-отрешённо-неземной...
Поёт разочарованный поэт
О том,
Что счастья не было
И нет...
И сам себе перечит с похмела,
Что всё-таки была любовь...
Была!

***
Кедровых шишек
Урожай
Царит в лучах зари...
Бери, поэт, не возражай,
И, как стихи, дари!
Во сне и наяву...
....................................
Да Кедрову –
в Москву
Мешок в счастливый путь

Отправь – не позабудь!
И музам – О-го-го! -
Кто около него...

НАПОЛЕОН

- Наш друг сгорел живьём...
А мы с тобой –
Живём!
Поём и пьём, дурим,
Надеясь:
Не сгорим,
Пока 4-й Рим
Всерьёз
Не покорим...
Хотя,
На кой нам он? –
Сказал Наполеон,
- Давай-ка, милый мой, -
На брудершафт
С тобой?
Пожар
В моей душе
Пора тушить уже!

ПАМЯТИ БОРИСА РЫЖЕГО

Попасть в Свердловск...
Нет, в Екатеринбург, -
Случайно, из эпохи Ренессанса...
Писать стихи, картины...
Чтобы вдруг
Впасть в состояние прозрения и транса...
И возвратиться в свой родимый век,
Где ты, поэт, не раб – но человек...

***
Я слышу ласковый мотив…
Я чувствую
Императив:
Увы, - забыться
И заснуть…
И всё же,
Продолжая путь,
Иду, пропитанный слезами…
И сплю,
С открытыми глазами…

СТАРЫЙ ПОЭТ
Поэту нельзя ни курить,
Ни пить, ни стихи писать...
По мнению докторов,
Льзя –
Жить, чтоб себя спасать -
И тех вспоминать в пути,
Кого - не вернуть,
Не спасти...

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ ПУШКИНА, 6 июня 1992 г.

Цвела вовсю июньская сирень...
Я сочинял, хмелея от стихов,
И рифму мне подсказывал — свирель —
Непьющий Анатолий Третьяков...

И день рожденья Пушкина царил
Во всех аллеях ЦПКиО —
И в микрофон, кто мог, тот говорил
О сущности поэзии его...

О, в этот день и счастлив был, и пьян,
Кто хоть немного с Музами знаком.
Нас угощал поэт Арутюнян
Прелестнейшим армянским коньяком…

Не жаль мне тех, кто в этот славный день
Был ненароком друг на друга зол,
А жаль мне тех, кого сковала лень,
Кто просто так на праздник не пришёл...

Ах, как цвела июньская сирень!
И, нам прощая смертные грехи,
Звучал оркестр (особенно — свирель)
И Пушкина бессмертные стихи...

***
Всё тяжелей походы на Парнас...
Всё напряжённей дышит мой Пегас...
Всё медленнее движется за мной
Восторженная Муза, ангел мой...
Какой простор для чувств, очей и уст!
Всё тяжелей подъём...
Труднее спуск...

***
- В тебе –
Бог-дух, Бог-сын и Бог-отец! –
Сказала Муза мне...
- Чего надулся? –
И подтвердила:
- Да, ты – молодец! –
Я выслушал её...
И улыбнулся...

***
Он мне сказал,
Но под большим секретом:
- Я перестал считать себя поэтом…
Поскольку
Никакого
Смысла нет
Доказывать всю жизнь, что ты – поэт…
И год за годом
Книги издавать,
Когда никто не хочет их читать…
Ни покупать…
Ни даже даром брать! –
Он так сказал,
И это не секрет…
Увы, его уже на свете нет…
Но книги…
До сих пор живут
- Привет! –
И излучают тихий
Вечный свет…

ВИФЛЕЕМСКАЯ НОЧЬ

Отвар ночной травы –
Отрада и отрава...
Волхвы несут дары
Любви... Им – честь и слава!
Несут – и смех, и грех –
Земной дорогой в рай...
Поэт, туда, за всех,
Не медля, вылетай!
Мчись налегке, без груза
Мчись, вдохновенью рад...
Крылат-Пегас и Муза
Позднее прилетят...
Зачем лететь? Ну, вот
Ты и изрёк вопрос...
Знай, что тебя там ждёт
Твой сын – Иисус Христос!

НАДЕЖДА

Почему
Сегодня снова
Греет сердце человека
Поэтическое слово
Девятнадцатого века?
Потому, что в слове том
Есть надежда на
Потом...
***
Не вытесняй меня, пространство,
Пока,
У времени в плену,
Я вновь –
Слуга непостоянства –
Влюблён в черёмуху-весну…
Нам вместе горе –
Не беда.
Вот кончится любовь, -
Тогда…

СТАРЫЙ АКТЁР

- Интриганы, интриганки,
Помню, при социализме,
Мы, актёры на Таганке,
Дружно радовались жизни...
Потому что нас Любимов
И лелеял, и любил –
Посреди огня и дыма
Запретителей-бомбил...
Хорошо нам было вместе
В театральном терему!
Выживали честь по чести
Из ума - по одному...
Я – актёр, а вы – поэт?..
В честь прекрасных юных лет
Вот, дарю вам, интриган,
Свой игрушечный наган...
В нём недаром с тех времён
Дремлет боевой патрон...

ДЕНЬГИ на МЕЧТУ

Мне предлагает «деньги на мечту»
Сосед-банкир,
Наивный кредитор…
Его мечте -
На выпивку-еду -
Вполне хватает денег с неких пор…
Не верит он,
Что у меня мечта -
Бесценна…
И совсем-
совсем
не та…
http://stihi.ru/2019/09/05/1039

***
Кофе с коньяком...
Кофе с молоком,
Ах, - и с крендельком!
Кофе с тобой...
Кофе с собой...

***
Любить далёкую подругу –
Друг другу
Со-переживать...
Как чётки -
Под шальную руку –
Года в пути перебирать...
Шептать:
- Ах, Золушка, прости
За выгоревшие в горсти
Странички,
Ставшие золой,
Над безутешною землёй...

АНЕКДОТ
Владимиру МОНАХОВУ

- Про Луну и про Солнце сквозь тучи,
Про меня -
Меж других светил -
Александр Юрьевич Тютчев
Мне стихи свои
Посвятил...
И с тех пор - вот уже много лет -
Он
Мой самый любимый поэт!
- Всё ты врёшь! –
Возразил мне сосед, -
И такого поэта нет! –
...За бутылкой продолжив беседу,
- Как же нет? –
Возразил я соседу...
И - поскольку сосед не дебил -
За четвёртой
Его убедил,
Прочитав и пропев- наизусть! -
Антологию
«Русская грусть»...

УЧЕНИК

Горький, Чехов и Толстой
Приказали мне:
- Постой!
С нами рядом посиди...
Погляди,
Что впереди...
А потом живи 100 лет,
Прославляя
Наш квартет!
Не случайно ты, Ник-Ник, -
Наш
Первейший ученик!
Помни нас,
Весь мир любя...
Вся надежда –
На тебя!

СМЕНА ПЛЮСОВ

Поэтесса
Превращается в мужчину:
Расшифровывает следствие-причину...
...И однажды выдаёт она секрет:
- Знайте:
Я - не поэтесса! Я поэт...
Неспроста -
За полосою полоса –
Север–юг - земля меняет полюса...
Так что всем, кто прочитал меня,- привет!
В каждой строчке-
На любой вопрос - ответ...

***
Сверкает молния над лесом –
Над шалашом
Гремит гроза...
И у влюблённой поэтессы
Кошачьи светятся глаза...
В которых
– Мяу, мяу! – звонко
На волю рвутся два котёнка,
Нет, два чертёнка... Чудеса!

ЗЕРКАЛО
                «Зеркало это зрачок»
                Константин КЕДРОВ
Врать или не врать?
По честным меркам
Другу и подруге всё равно.
Никому не верю!
Только – зеркалу,
Потому что не соврёт оно.

***
Зеркало упало –
И разбилось...
..................................
Отчего? К чему?
Скажи на милость...
..........................................
Хорошо, что, зная все ответы,
Никогда не верил я в приметы...


НЕБОСКРЁБ
                Евгению СТЕПАНОВУ
Дети Ра
Живут в полуподвале...
Небоскрёб над ними – выше, выше...
Строят внуки, правнуки...
Едва ли
Кто-нибудь захочет жить на крыше...
Потому что каждый хочет – ах! –
Вечно жить и здесь,
И в небесах...

***
Не резал вены...
И не лез в петлю...
О, жизнь моя, как я тебя люблю!
И ненавижу
Киллеров твоих...
Которые, читая каждый стих
Как будто он – про них,
За психом – псих,
Увы и ах, -
Есенина убили
И пули в Маяковского всадили...
О, Лама савахфани, Или, Или...
2019

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

В России все больны шизофренией!
Депрессия
Сменяется манией...
И, отрицая половые факты,
Гремят
Террористические акты...
О них не зря умалчивают СМИ...
Спи, шизофреник маленький,
Усни...
Спи,
Точно в старой сказке,
Добрый гном -
Невечным сладким сном...
Заснул дурдом...
Не спят лишь только звёзды
За окном...
***
- Я в ожидании конфуза! –
Признался вдруг
Мой друг Пиит,-
Моя беременная Муза
Не знает,
От кого родит...
И я сказал ему:
- Фигня!
Поэты, музы...
Все – родня...
Дождись Рождественской зари...
Взгляни...
А там и говори...

ДАР

Мне друг из Греции
Прислал
Венок лавровый...
Пардон,
Конечно – лАвровый,
Венец!
Смеётся надо мною люд дворовый:
- Дай поносить венец,
Святой отец! –
А я хожу – не мавр, не бакалавр –
Над головою –
Благородный лавр...
И только улыбаюсь всем в ответ –
Как будто
Древний Греческий Поэт...

***
В России – осенний психоз:
Листва
Опадает
С берёз...
Над речкой – морозный туман...
И каждый,
Кто болен всерьёз,
Со мной
Наполняет стакан
Целебных берёзовых рос...
И вновь – веселится
До слёз,
Впадая в предзимний наркоз...

АКС-ФЕСТ

Ах, к а к хорошо в Казани!
Где даже грибы-
с глазами...
И каждый поэт популярен
Хоть русский он,
Или татарин! –
Сказали, наевшись грибов,
Матвеичев
И Попов...
- Такая вокруг благодать! –
Не хочется
Уезжать...
Но кайф завершает -
Как жаль! -
Аксёновский фестиваль,
Вручая всем «Звёздный билет»
В один конец,
На сто лет...
...И всё же
Прости, Казань,
Не хуже тебя Рязань!
Где в гости нас ждут
Неспроста,
Есенинские места...

***
Возмущаясь душою и телом,
Проклиная иголку
И нить,
Ты хотела всё-всё переделать...
Я хотел
Всё-всё-всё изменить...
Но
Всему есть разумный предел...
Ты – как хочешь...
А я расхотел...

***
Слеза
Переполняет душу –
И долго просится наружу...
Туда,
Где никому она,
Увы, и на фиг не нужна...
Где пофигисты там и тут
Бесслёзно,
Радостно живут...

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие
Острословие
Злословие
Многословие
Пустословие
Родословие
Богословие
Послесловие


***
Весна –
Не много и не мало –
Меня для жизни вдохновляла...
А осень –
Пить или не пить? –
Никак не может вдохновить...
Весна была
Необычайна:
Всё в ней – и молодость, и тайна...
А осень -
Память, и мечта,
Огонь, и дым, и - пустота...

В СТРАНЕ ОБСЦЕННОЙ
1.
«...в стране осенней скука,
Что б там ни обещал восторженный поэт...»
Владимир Монахов
2.
«...всё равно она не даст...»
Иван Шепета
...их нах!..
Игорь Бирюков
3.
В моей деревне скука... Вот так штука!..
Ни встречного поэта... Ни рубля...
Бежит повдоль забора злая сука,
А вслед за ней - три злющих кобеля...

И думают, как Шепета, в стихах:
- Лав-лав!– Гав-гав!.. - Не даст, увы и ах...
...И сука посылает всех «их нах»
18 сентября 2019 г


***
Ты - в Крыму,
А я – в Сибири,
В промерзающей квартире,
Где такие холода -
Зуб на зуб не попада-
ет... Реально, не шучу...
Нет!
Я тоже в Крым хочу!

ВОСПОМИНАНИЕ о ПЕРВОЙ ПУБЛИКАЦИИ

Вдруг
После опубликования
Стихов –
Такое
Ликование
Возникло – Ах! – в моей душе...
Какое
После ожидания
Теперь – на фоне выживания –
Какое глупое желание! –
Не повторяется
Уже...

ДВЕ СУДЬБЫ

Судьба стихов,
Судьба поэта –
Две неразлучные сестры...
Я слишком поздно понял это,
Когда обрушились
Миры –
Внезапно –
Ах! -
В тартарары...
И две сестры –
Вот это да! –
Вдруг разминулись навсегда
У входа в Рай, а может, в Ад...
Сказав:
- Прощай, наш друг и брат!

Никто ни в чём не виноват...

ОТ БОЖЬИХ ЩЕДРОТ
                посвящение
                - Твори, поэт!
                Пой песни, бард!
                Финала - нет,
                Жизнь - вечный старт!
                Эдуард РУСАКОВ
СОНЕТ Владимиру РЫЖКОВУ,
утверждающему, что "Времени нет вообще"

Время замедляется,
Ах, в моей душе...
И сегодня кажется:
Нет его вообще...
Караул! Аврал!
Кто его украл?
Эй, воры в законе,
Помогите Коле!
Если в вашей воле -
Помогите Вове!
Тот и тот поэт
Должен жить 100 лет!
Я за помощь вам -
Каждому – воздам...
ЦИКЛ ДИССЕРТАЦИЙ

ПОЭТИЧЕСКАЯ СУБЛИМАЦИЯ
ПОЛИТИЧЕСКАЯИНТОКСИКАЦИЯ
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ
ПОЛЕМИЧЕСКАЯ ПРОФАНАЦИЯ
СУБЪЕКТИВНАЯРЕАНИМАЦИЯ
ОБЪЕКТИВНАЯ ДЕГРАДАЦИЯ

ПАРАДОКСЫ ПОЭТА Артёма СЕВАСТЬЯНОВА
1.
- Раньше
Было, с кем выпить...
Да нечего.
Нынче
Есть мне, что выпить...
Да не с кем!
2.
Света спит...
А Тёма
Глушит спирт
И глядит,
Как ярко он горит...
...........................................
Света просыпается:
- Артём!
Не забудь оставить на потом –
Чтобы не голела болова...
Тьфу! -
Чтоб не болела голова!
3.
- Кто
Почти без пульса
Лёг вчера с женой?
А когда проснулся –
Был едва живой
И святой почти?..

Господи, прости, -
Неужели – я?
Бедная семья...
4.
- Я любил настаивать:
- Истина – в вине! –
И бидон настаивать
На смородине...
Чтобы в хороводе, на-
Пившись,во хмелю,
Петь:- Ты слышишь, Родина?
Родина-смородина,
Я тебя лю-лю!
5.
-Неужто, Господи, и я, -
Позволь спросить и улыбнуться,-
Я! - вышел из Небытия,
Чтоб вновь в Небытие вернуться?

СОРОКОВИНЫ

- Выпьем, рады,
От Божьих щедрот
Винограды...
За тех,
Кто не пьёт!

SUPER-STAR ПЛЮС
1.
Над Ялтой царил соловей...
А ты –
Надо мною царила...
И вдруг
Между звёзд и ветвей
Мне свой поцелуй подарила...
С подарком твоим,
Super-Star,
Сравним лишь Божественный Дар...
С той ночи- привет соловью! -
Ты слышишь?..
...А я всё пою...
2.
Пою, вдохновенье ценя,
И жизнь продолжаю,
Как в трансе, -
Пока заставляешь меня
Ты
Передвигаться в пространстве...
3.
Солнце светит, да не греет...
Но
Невзгодам вопреки
Моё сердце
Не стареет
Возле моря и реки...
Душа в душу с неких пор
Мне и горы,
И простор...
Слава Богу,
Я уже
Стал им тоже по душе...

***
Я любил Мельпомену,
И она меня –
Всласть...
Мы поднялись на сцену,
Чтоб со сцены
Упасть...
В оркестровую
Яму...
Вспомнить папу и маму –
И навеки
Пропасть...

***
В душе и вне – темно и пусто...
Куда девалось? -
Позови! -
Неугасающее чувство
Взаимной
Трепетной любви?
Туда...
В Кудыкино... Куда
Давно не ходят поезда...

***
Мир
Положительных эмоций
И поразительных идей,
Увы, зови – не отзовётся
- Ау! - в сознании людей,
Которые, себя любя,
Куда-то смотрят –
Сквозь тебя...

***
И вот – на грани выживания –
Пропали все мои желания...
Осталась только благодать
Ещё поесть, попить, поспать...
Какая тишь! Какая рань...
Бессонница – за гранью грань...

***
Как Древний Греческий Поэт,
Которому
Сто тысяч лет,
И я- за что про что -
Не знаю...
В Сибирской ссылке вымираю,

Как мамонт в вечной мерзлоте,
Раб памяти и друг мечте,
Себе внушая поутру:
- Нет! Здесь я весь я не умру...
Прости меня, Святая Русь,
Я всё же в Грецию вернусь...
И слышу хор колоколов:
Бог-сын...Бог-дух...И Бог-отец...
О, эта музыка без слов!
О, перекличка всех сердец!
Земля меняет полюса...
Я жду – и верю в чудеса...

***
Я помню лампу Аладдина –
Волшебника
И господина, -
Которой освещал он путь,
Чтобы я шёл куда-нибудь...
Зачем-нибудь...
Чего-нибудь
В пути под звёздами желая...
Невзгоды все переживая...
Соображая:
В чём – судьба
И господина, и раба?..

***
Как постарел учитель мой!
Был голосистый –
Стал немой...
Был зоркий –
Стал полуслепой...
Куда мы шли одной тропой?
Откуда
Мы идём домой?

***
Вдруг
Связь поэзии и космоса –
Ах! – прерывается в груди...
И я иду вперёд без компаса
Туда,
Где вечность впереди...
А раньше - ждали
Неспроста
Любовь, надежда и мечта...

НОЧЬ-НЕВА

Бес безумия
Без
Бога в голове
В полнолуние
Купается
В Неве…
А вокруг него –
Рождённые
когда-то –
Дружно бесятся,
Купаясь,
Бесенята…
И Нева -
От полнолуния
Пьяна –
В них
Безумно
И взаимно
Влюблена…

Из романа «Прощай, спиртное!»
***
Признался мне Пегас поддатый
На Енисейском берегу:
-Ты знаешь, я хоть и крылатый, -
Летать без солнца не могу...
Такая темнота и боль
На фоне яркого костра!
Есть, слава Богу, алкоголь...
Ну, воспарим, поэт? Пора!
Прекрасна огненная смесь -
Бессмертная - «Благая весть»

СМЫСЛЖИЗНИ

                «Чтобы жить долго,
                Нужно жить медленно.
      Медленные прогулки придадут смысл
                твоей жизни»
                Александр РОСИН
***
Я жил бессмысленно
И быстро…
Куда спешил я и зачем?
Туда,
Где в море гасли искры
Упавших звёзд…
А между тем
Земля всё медленней вращалась…
Моё движенье замедлялось…
Короче становились мили…
Ненужными –
Автомобили…
И самолёты – ни к чему…
Лишь море…
Я иду к нему,
Как в детстве…
Рядом – верный пёс…
Зачем спешить?
Что за вопрос!

ПРИВЕТ и ПОЗДРАВЛЕНИЕ из НИЖНЕГО ИНГАША
31 августа в Красноярской Государственной универсальной научной библиотеке прошло учреждение
ежегодной литературной премии
«Сибирский лев».
Лауреатом премии стал красноярский поэт
Николай Николаевич Ерёмин, Член СП СССР с
1981 г. Союза российских писателей с 1991г. и
русского ПЕН-центра международного ПЕН-
клуба. Кавалер Золотой медали «Василий Шукшин».
Редакция журнала «Литкультпривет!»№ 9(83)2019г
от души поздравляет Николая Николаевича
- нашего постоянного автора с заслуженной
Наградой
Редактор Сергей ПРОХОРОВ

ЭКСПРОМТ ЛАУРЕАТА:

Диплом –
Как много в этом звуке!
Теперь Ник-Ник - Сибирский Лев...
И львицы - светские подруги -
С ним дружат, вроде королев...
И, чтоб поздравить,
Ма-мон-ты
Встают из вечной мерзлоты...
 
 
На фото: Я.Л. ЛОГИНОВ, директор Сибирского издательского дома "СУРИКОВ" и первый лауреат Литературной премии "Сибирский лев" Николай ЕРЁМИН с Дипломом в руках, 31 августа 2019 года Красноярская краевая научная библиотека
http://stihi.ru/2019/09/01/7069
Дорогие друзья! Читайте
Альманах «Внуки Ра» в цвете на Литсовете.
До новых встреч! Сибирский лев Николай ЕРЁМИН

ПОЭТУ и ПЕРЕВОДЧИКУ
Александру Васильевичу МАТВЕИЧЕВУ

Переведите меня на немецкий,
На испанский и на французский...
И, конечно же,-на английский!
Пусть меня все народы прочтут -
И поймут поэтический русский...
И за ваш титанический труд
Пусть вам Нобелевку дадут!

***
В эту ночь
Звездопада сентябрьского
Под романс «Быть любви иль не быть?»
Так мне хочется выпить
Шампанского
И морошкою закусить!
Но в краю Енисейском – Эх, ма! –
Ни того, ни другого
Нема...
Сочный, горький Бадан,
Да, хоть плачь, -
Самогон под названьем Первач...
Не хочу я прослыть трепачом,
Но давно не дружу
С Первачом...
От него у меня
Бледный вид...
И душа почему-то болит...
Так, что в ночь звездопада,
Увы,
Не сносить мне хмельной головы...
Голова, ты зачем так пьяна?
Не хочу бадана
С бодуна!

СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ

У него –
Обсценный синдром...
У неё –
Палиндромный синдром...
У него-
Боязнь политическая...
У неё -
Болезнь поэтическая...
Боже,
Дольше союз стариков сохрани!
Друг без друга не смогут они...

НА ИСПОВЕДИ
                «не в чем каяться»
                Е.А.М.
Господи,
Суд исповеди- вечен:
Не в чем мне покаяться, я -раб.
Жизнь прошла...
Но и хвалиться нечем...
Было б чем хвалиться, - не прошла б...

***
Что
Яуспел?
Что
Доказал? -
Тем, что пропел,
Тем, что сказал...
........................
Тем,
Кто при деле,
Ложь ценя,
Правдиво пели
До
Меня?

***
Я – сфинкс!
Ты – моя пирамида...
Нет в мире
Желаннее вида
Для тех,
Кто пустыней забот
Верблюдов
Напиться ведёт...
Сюда,
Где под солнцем, свежи,
Мерцая,
Живут миражи...
***
Фортуна,
Повернись ко мне лицом!
Я стать хочу, как прежде,
Молодцом...
И,
Угостив тебя сухим винцом,
Твой лоб украсить
Лавровым венцом...
Как будто в сладком сне –
Спиной к стене –
Фортуна,
Повернись лицом ко мне!

***
Как хорошо
Весной влюбиться...
Водой умыться...
Вином напиться...
И вдруг – опять –
Счастливым стать...
И ветром над рекой летать...

БЫ

Был бы я миллионером,
Я купил бы яхту
И уплыл таким манером
По морю-на остров,
К тем, кто – ух, ты – ах, ты –
Без меня живёт
И - легко и просто -
Песенки поёт...
И лимон жуёт,
Сдобрив коньяком...
И, конечно, ждёт,
Вдаль мечтой влеком -
Встретиться со мной...
Как бы невзначай
Пригласив «на чай»,
Яхту подарить...
Чтоб- в восторге - я
Смог про «бы» забыть...

ЯНУ ЛОГИНОВУ

В стране -
Политическй бред
На фоне пожаров и взрывов...
В душе –
Поэтический бренд
На фоне фест-слэмных призывов...
И кто бы чего ни сказал,
Как следствие –
Грустный финал...
Давай же –
На фоне причин –
Мой друг, погрустим, помолчим...

***
Дура - не дура,
Секрет - не секрет -
Литература
Ушла в Интернет...
Где - в час досуга -
Покой, благодать
И можно друг друга
Читать - почитать...
У него благо- дать...
У неё благо – взять...
И опять такая штука:
Шутка в ней или не шутка-
Правду пишущий народ
Прав – а не наоборот...

МУЗА

Не было женщины краше!
Слово и дело ценя,
В Греции
Гречневой кашей
Муза кормила меня...

Силу и славу дарила...
Сонной росою поила...
Так, что скажу неспроста:
- Греция-
Это мечта!

***
У соседа в стайке
Днём и ночью
Живность блеет, хрюкает, мычит,
Лает, кукарекает и квохчет...
....................................................
Он
Стоит у входа и молчит...

***
- Когда стихи его звучали,
Мы все
Восторженно молчали...

Жаль, что с годами -
Стар, устал –
Писать стихи он перестал...
Жаль...
А ведь был в расцвете лет,
Ну, замечательный поэт! –
Сказала Муза...
- Ох, беда! -
Что с нами делают года...

***
Умалишённый,
Памяти, мечты,
Артист душевный,
Что бормочешь ты?
Где роли - те
Что ты хотел сыграть?
Рояль расстроен...
Слов не разобрать...
***
Вино – вина... Вином – виною...
Что время делает с тобою?
Вина – вино... Вином – виной...
По сути, то же, что со мной...


***
- Зачем поэта образ в разговоре
Вдруг оживает,
Господи, скажи...
- Затем, что о Содоме и Гоморре
Стихи его,
А до сих пор - свежи...
Ведь там он жил –
И до сих пор живёт
Среди не иссякающих забот...


ЛЕТО
О,
Как
Тогда
К рассвету от рассвета
Меня манило солнечное лето!
Река ласкала, ах,- не отпуская –
Влюблённая,
Желанная такая ...
И, усмиряя сладострастный пыл,
Я, глядя в небо, -
В небыль плыл и плыл...


ОСЕНЬ
Я тревожу листья сапогами...
Осень
Пахнет бражкой и грибами...
Солнце светит... Вечер...
Боже мой,
Я ли это вновь, такой хмельной,
С кузовком грибов спешу домой,
Чтоб скорей зажарить их
И съесть...
В телефоне -
Радостная весть...

***
Я судьбой был тогда -
Мне на диво –
Сослан к соснам
Морского залива…
И об этом
Хмельна без вина
Знала только
Русалка одна…
А теперь –
Разве это секрет? -
Каждый, ах,
Кто войдёт в Интернет…
…А тогда
Про русалку и ссылку
Я стихи запечатал в бутылку…
И забросил в морскую волну…
Чтобы кто-то прочёл.…
Ну и ну!


***
Там,
Где бесы и химеры –
Жертвы трезвости и пьянства,
Гений
Знает
Чувство меры
И безмерного пространства…
Где
Божественно полна
Жизнь в любые времена…

***
Не называй тюрьму- СИЗО,
Не подменяй понятия,
Мой друг, и не кропи слезой
Фальшивые объятия…
И не тверди, что ты был прав
Подменой правила поправ…
Но, повторяя прежний путь,
Судьбу не пробуй обмануть:
И ненавидя, и любя,
Она всё знает про тебя…
2019

***
В России
В каждой социальной нише
Поют и пляшут
По приказу свыше…
Хотя средь прочих
Инициатив
Веселью снизу
Нет альтернатив…

***
С кем бы спеть сегодня Тары-Бары?
Времена сменились…
Бог ты мой!
Всюду – шестиструнные гитары…
Семиструнной – рядом –
Ни одной!
Впрочем, вру,
Ты, Муза, ты одна –
Для меня та самая струна!

***
Я с детства верил в миражи
Потёмкинского мира лжи...
И видел,
Как
Его потомки
Играли все, кому не лень,
Сквозь театральные потёмки
Со сцен российских деревень...
И пели в честь Екатерины
Под гусли
Древние былины
В огнях восторженной молвы
От Петербурга до Москвы...
И от Москвы
В пределах срока
До самого Владивостока...
......................................................
И помню кукольный театр...
Как в нём смеялось мне
И пелось!
Потёмкин – автор-психиатр,
Как псих,
Внушал любовь и верность...
Ау!
Откуда что бралось? –
И на всю жизнь отозвалось...


СПИЧРАЙТЕР

Спичрайтер сочиняет бренд...
Иной заботы в мире нет,
И не было награды лучшей:
Коньяк, лимон, да хлеб насущный...
Которые в кругу друзей
Он делит с Музою своей,
Пока она ему: - Привет! –
Твердит, - Даты и впрямь – поэт...
Не зря тебе – за Божий дар –
Такой шикарный гонорар!

***
Между икон засветилась икона:
Лаокоон и медуза Горгона...
Снял эти образы, тайну храня,
Иконописец – с неё и с меня...
Боже, прости,- это наша вина:
Всюду слывёт чудотворной она...

Из романа «ЭМИГРАНТЫ»

Прозаик
Сочинил для нас
О бездуховности рассказ...
Весь текст про То
(подтекст про Это) –
Как загубить в себе поэта...
И, слово-дело
Разлюбя,
Вдруг сволочью назвать себя...
И, выпив водки 200 грамм,
Простить себе
И стыд, и срам...
«О, Господи!
В который раз
Все повторяют мой рассказ,
Кто в эмиграции сейчас...
Жизнь – на обмане, мани-мании...
Она – в Москве,
А я – в Германии...
Бывают и на солнце пятна...
Взгляни,
Как стар я и устал, -
Ма-ма,
Роди меня обратно,
Чтоб я опять поэтом стал!»

***
Мечты свежи: не думать впредь,
Забыть про жизнь – и умереть...
Но – слава Богу, что места
Меняют Память и Мечта...

ЧИТАЙТЕ ЖУРНАЛ ПОЭТОВ!
Читайте Кедрово-ТалАнто-Кацюбо-АтлАнтологию журнала ПОэтов!
Свет увидел фолиант,
Драгоценный бриллиант...
Как я рад! Как я рад:
Светит в нём и мой карат!
Николай ЕРЁМИН Со страницы 18:
МЕТА-КЕДР
Дифирамб Константину Кедрову,
записанный на обложке Журнала ПОэтов № 9, 2012г

Тропою Минотавра
Я шёл среди невзгод,
Вводя в метаметафору
Вселенский метакод
И Ариадны нить
Пытаясь сохранить…
И вышел вдруг на свет
Среди московских гроз,
Где спас меня ПОэт,
Охранник всех стрекоз,
И указал: - Лети
По Млечному пути!-
И я, как Стрекозавр,
Лечу сквозь звёзды лет…
И смотрит Минотавр
Мне с завистью вослед…
А там – из космонедр
Мерцает Мета-Кедр…
И звёздный метакод
Звучит, как септаккорд…
***
Со страницы 23:
Красноярск, 6 октября 2012 г.
Я помню все стихи из МОЗАИКИ, ПАРАБОЛЫ и ТРЕУГОЛЬНОЙ ГРУШИ моего любимого в своей неповторимости поэта. А сейчас, когда он лежит ВЕСЬ передо мной в одном томе, я читаю и понимаю, какое он оказал огромное влияние на развитие современной поэзии. Посылаю вам триптих.
ВЕСЬ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
1.
Вознесенский –
Царь на троне –
Покупай и не жалей!
Все стихи – в огромном томе,
За полтысячи рублей…
Нет в стихах ни лжи, ни страха.
Страсть, любовь –
И все дела…
А ведь тяжкой
Мономаха
Шапка, говорят, была!
2.
Было время юное, весеннее,
И в столице - что за благодать! –
Вознесенский стать хотел Есениным,
Евтушенко – Маяковским стать…
А у нас, в прекрасном Абаканске, -
Посмотрите, вот, мол, я каков! –
Иванов хотел стать Евтушенкой…
Вознесенским стать хотел Петров…
До сих пор, мечтающий о славе,
Сидорович, под гитарный звон
Страстно подражает Окуджаве…
Всей душой туда стремится он,
Где царит теперь Иосиф Бродский…
И с недосягаемых высот,
Миром завладев, поэт Высоцкий,
Так неподражаемо поёт…
3.
Закончен жизни путь весенний,
Земная радость и беда...
Увы, вознёсся Вознесенский,
Чтоб не вернуться никогда...
А, прозревая смерти суть,
Продолжить свой небесный путь...
***
Со страницы 33:
***
Дремлют звуки под крышкой рояля.
Дремлет истина в чаше Грааля.
Дремлет Бог в Гефсиманском саду...
Я на тайную встречу иду.
Звёзд мерцанье... Космический зал.
Тишина. Значит, я опоздал.
***
Я мало стал бывать на солнце...
Увы, всё больше на луне...
Стихи - откуда что берётся? –
Как тени лунные во мне
И вне – живут, меня храня
При свете солнечного дня...

СИНОНИМЫ
Мир
Пронизан мистикой,
Волшебством и тайной,
Вечною лингвистикой
И тансцедентальной...
Убеждаюсь снова:
Я – синоним Слова!

***
А ВОТ НЕСКОЛЬКО НОВЫХ:
Мешая страсть с грехом,
Поэт,
Будь осторожен:
Не думай о плохом!
А думай –
О хорошем...
Пока тебе Пегас
Не дал копытом
В глаз!

***
Я жил –
Ни в чём не виноват...
Творил, у Музы на примете...
И пел,
Любви взаимной рад,
Счастливый, как никто на свете...
И полупьяная молва
Твердила мне:
- Спиши слова! –
Какая боль!
Какая грусть!
Я все их помнил наизусть...
Но пел со всеми... и плясал –
Ни одного
Не записал...

НОЧЬ
Где ты,
Муза бездетная,
Ах, влюблённо-бездомная?
Предо мною –
Вселенная
Вдохновенно-бездонная...
Я сегодня –
Один,
Сам себе господин...
А ведь был я
С тобой
Связан общей судьбой...
Где? Когда? -
Глядя ввысь,
Мы с тобой разошлись?

Из романа «Прощай, спиртное!»
***
- Неделю брагу пил у тёти Вари...
Плясал...
Играл на скрипках Страдивари...
Соединила нас -
О, шторм и качка! -
Над морем Чёрным
Белая горячка...
Летели- с тётей Варей заодно -
Две капельницы...
То-то и оно:
Я – на метле... Она – на кочерге...
Рука к руке... Пардон, нога к ноге...
Запомнился с тех пор на много лет
Мне
Тот неповторимый бражный бред...
Как хорошо, что мы теперь не пьём
А душа в душу
Трезвые живём!..

http://www.stihi.ru/2019/09/08/7321
Николай ЕРЁМИН г Красноярск Сентябрь 2019









                Евгений СТЕПАНОВ






 



 
               
 

                ............................. Евгений СТЕПАНОВ........................
ВЕРЛИБРЫ

ТРИ СТРОКИ

популярный поэт
какая неслыханная пошлость
Господи спаси и сохрани


ДЕНЬГИ

Киссинджер долгое время работал на Рокфеллеров.
Макрон долгое время работал на Ротшильдов.

И т. д.

Бильдербергский клуб управляет мирами.
Деньги делают деньги.
Однако никакой Бильдербергский клуб
не заставит меня любить то,
что я не люблю.

СПАСИ И СОХРАНИ

вместо поэзии тексты
вместо крови вода
вместо судьбы карьера

НОЧЬЮ

одинокой ночью
сердце стучит
как старенькие ходики


НА МОИХ ГЛАЗАХ
маргиналы
переходят в когорту элиты

элита
переходит в когорту маргиналов

как-то все очень быстро

на моих глазах

слава Богу что я никуда не спешу

СПАСИБО

Лучшие в мире родители
дали мне жизнь.

Требовательные тренеры
воспитывали мой характер.

Великие поэты
читали мои стихи, разбирали их, давали мне, бывшему боксеру, советы.

Прекрасные женщины разных континентов
дарили свою любовь.

Красавица-жена
продлила род.

Благородные друзья
помогали в трудный час и радовались моим скромным успехам.

Злобные враги
научили не обращать на них внимания и делать свое дело.

Добрые врачи
не залечили до смерти в советской психушке.

Слепая  пуля
пролетела мимо в горячих перестроечных точках.

Красивые страны и города
давали приют.

Милосердный теолог и мой наставник Патрик де Лобье
выкупил из женевской тюрьмы.

Лучшие журналы
предоставляли свои страницы для моих экзерсисов.

Выдающиеся педагоги
приобщили к науке.

Я говорю спасибо.

Я надеюсь, что много хорошего
у меня еще впереди.

ЛЮ
Какая такая любовь?!.
Просто если ты мне не звонишь,
Я начинаю болеть.

ИВАН ИВАНОВИЧ

в каждом встречном он видел черты Иисуса
каждого ребенка воспринимал как своего
тратил все свои сбережения
на помощь бездомным животным
он знал что-то такое
чего не знают многие люди
он сумел построить храм —
в собственном сердце
и все-таки считал себя
самым большим грешником на земле
в гробу
он улыбался
аминь


УРОВЕНЬ
я научился писать так
чтобы меня печатали в журналах

пришло время учиться писать так
чтобы не печатали

если ты удобный для мейнстрима поэт
тебя нет
УВЫ

выплатил зарплату сотрудникам
оплатил налоги
отдал деньги за офис

купил картошки
банку шпрот
и маленькое эскимо

из меня бизнесмен
как из говна пуля


НЕВОЗВРАЩЕНЕЦ

я попросил политического убежища в стихотворной строке

ЗЫ

длинные ноги-и-молодость
танец
глаза
нежности — узы


КРИК
утро — мгновение — ночь

крик
о пощаде

раздоры
бессмысленны

время хватает за горло
точно кредит

время
 

ЧИСТАЯ СТРАНИЦА

крик беспомощности
чистая страница

может быть
это и есть поэзия

ЗАУ-ДЗЕН-ЦЫ

вдох-нов-или
            ставни Дзен

окна – настежь

грязь летит в меня

спасибо

я спокоен

я река


2019

Москва и посёлок Быково (Московская область).
                Андрей КРУЧИНИН
 
               
               
                ............................. Андрей Чёрная метка

если ты вышел вечером от тоски
   с дурью своей поиграть средь местных жлобов,   
           то лучше возьми бутылку дешевле, чем джин,
                а внутренний голос пусть скажет: «ну что, не слабо?»
и ты уж тогда не бойся сивушных паров,
                пугая амбре перегара марин и алён,
                после двух рюмок вернее идти на вы,
                если конечно коньяк уже не алё,
  и в этот момент у дамы с питомцем есть шик,
              глядя в глаза тебе, с буля снять поводок,
                и ноздри у леди  станут остры, как ножи,
                готовые резать и резать вдоль-поперек,
 а губы изогнуты станут на манер форм су-27,
             адреналин в крови ее резко подскачет – «бац»,   
                а в карих очах даже черти подпрыгнут вверх,
                и в эту секунду – хоп, и уходит страх,
 хлебнув на полшурика, ты достанешь ключи,
    при этом, смачно плюнув, сделаешь ложный замах
                зубы вонзятся в руку, теперь уж кричи,
                бей, только бей со всей силы, пока
  от алкоголя плохого завод еще не иссяк,
                дальше - обычное дело уходишь, вот,
                а дама орет, как будто бы на сносях,
                тонкими пальцами сжав свой высокий лоб.
      

О пиратах, девочках, котах и стрекозах
Этюд 1
как на ладони здесь
          камень под именем прежним,
                жилы его застыли со времени оно,
                часто туда приходит девочка-эльф,
                держа букетик полыни,
                тихо поет о чем-то под Эннио Морриконе,
галька у моря блестит,
                что глаза вороньи,
                переливаясь, мерцает
                с отсветом блеклым,
                волны вдали несутся,
                как черные кони,
                летит им вдогонку
                стрекоз торжественный стрекот…

Этюд 2
у главного  кошки есть в зеркале плоском
     близнец в полосатой тельняшке матросской,
                оттуда на кошку он смотрит в упор:
                - эй, что ты зеваешь? давай-ка, брат, спой,
иль вниз головой походи кренделями,
      свой хвост обхвати для удобства когтями!
           - ну я же не в цирке, - вскипел главный кошка,
                пыхтя, как вулкан, вдруг подпрыгнул неловко
и громко свалился, три чашки задев,
    «дзинь-дзинь» тонко звякнуло блюдце в ответ,
                и в это же время упал на паркет
                в  матросской одежде близнец, лапы вверх,
он вскинул, как-будто летя с гамака,
              а главный в испуге: «ой-ёй! аха-ха!»,
              чу,скрипнул замок - не во сне, наяву,
                хозяйка вошла: «ничего не пойму…»
- здесь был злой пират, - жалко вымолвил кошка,
             дразнился, кривлялся, был очень несносным,
                и брал на слабо, мол, ты смог бы мне спеть
                иль вниз головой походить надо ж ведь,
затем хохотал, как нутро барабана,
    он с видом таким, что уже из чулана
        все мыши сбежались от страха к окну…
               хозяйка: «ну - ну , ничего не пойму…»
и, глядя на кошку, сказала: «что ж, ладно
         за все отвечает из вас двоих главный,
                и кошка понуро поплелся обуться,
                ужасно скрипело разбитое блюдце,
осколки от вазы, как снег, на полу…
      - куда же он делся? в толк не возьму, -
           бурчал от досады обиженный кошка,
                вот взял и ушел у меня из-под носа…

Этюд 3
и в каждой букве есть уже одно -
то, что незримо в двух частях обмана
на слух соединили вы до самой
их верхней точки, да, на глаз верней
любого выбора ход пешкой, где в начало
то ль формы, то ли смысла нынче лень
мне ставить цифру три - о, как же мало
здесь света, друг мой , изнутри обклей
ты темноту фольгой, чтоб та скрывала
движенье двойника, он, прячась в ней,
скользит, как в зеркале, готовя для удара
кинжал, эй, выскочка, сквалыга и плебей,
пока еще дуэль не состоялась
ты флейту опусти-ка поскорей
и, сделай милость, не дави на жалость…

Этюд 4
ответь-ка, Айкиньо Суао, не ты ль свысока
           еще распускаешь бестканную пряжу из чудо-клубка
                последней  сивиллы,
                не ты ли ее вдохновила,
  пока ветер дул, несносно шепча «да-да»,
                с исподу его был так светел
                ликом
                тот, что ушел еще раньше,
                чем в глотке у рыбы родился звук самый первый  «а-а»,
                тот, кому тяжко без нас,
  посылающий вслед малышке со взглядом индиго
                своего близнеца, в переплеске агатовых брызг
                ярче солнца блестят капли в кудрявых его волосах,
                а на душе у него сиротливо,
 тихо голос ее любви вьется из глубины анапеста
                дельфиньих напевов,
         ты вспомни, Айкиньо Суао,
                как тепла изнутри чаша раковины, что слева
 стояла у трона отца,
     и на дверях лабиринта снаружи
                в  спирали незримой
                заключена тайна имени,
 ах,
        едва ли мне суждено ее разгадать,
                идя  виток за витком,
                ах,
                едва ли Айкиньо Суао,
                но все же...

Этюд 5
на
      циферблате
без
              четверти
девять,
                адью,
в прицеле
              ружья
 даже
                белые
контуры
                чайки
 равны
                нулю
доля
   секунды
           хлопок,
                чу,
                не
                судьба,
похоже,
        стрелок
из
          охраны
 иль
                пьян
  иль,
                скорей
 всего,
                юн,
явно,
    пулю
          к нему
               в колыбель
                не
                клал
                при
                луне
                колдун,
эх,
     надо
            же,
                как
                ловко
                уходит
                на
                юг
                яхта
                капитана
                Дель Конте,
таща
                на
 буксире
                добычу
свою:
            лодку
                с девой,
                одетой
                в платье-
                колокол, -
и   
     как
            же
                теперь
                быть
                ей? -
                ведь
с истеричной
             пляской
сигнальных
                огней
ползет,
          выгибаясь
 причудливо,
                как
тюлень,
           в отражении
влумин
                волны
корпус
                фрегата,
боцман,
          сплюнь
                же
                ты
                для
                удачи
                на
                палубу
                рыбью
                кость,
пусть
         рассудит
                конвой
                и
                пиратов
                ночь,
ибо
        все
              ближе
                и
                ближе
                дощатый
                борт,
даже
        надпись
                видна –
                «Биатриче»,
тяга
           у
 судна
            не
 то
            чтоб
 айс,
             слышен
стук
               шатунов,
с двух
                метров
попасть
                проще,
конечно,
                если
вдруг
              абордаж,
знай
                нашего
 брата,
        снизу
             вверх
 поднимается
           вперемешку
с  бедой
                серая
 вата
                тумана,
на
                парусе
 соль
               проступает 
крупно,
               в  кристаллах,
юнга
         босой,
про
             себя
читая
                молитву,
готовит
                измену, -
мало
         по
малу,
           лопасть
винта
           вращает
                одну
                и
                ту ж
                цветущую
                вереском
                пену…
кто ж,
             господа офицеры, 
                в конце-то концов
спасет
                несчастную королеву?
зря что ль
                глагол с окончанием "-еть"
дает языку
                ощущение легкости впредь,
а реальность,
                вплетая лыко в строку,
                разворачивает
                буквы
                справа налево,
после чего
           мелко-мелко
                то и дело
сыплется над водой
                синее с проседью небо,
издалека глядя
                на вспышки со дна,
Дель Конте представляет себе,
что это
                внутреннее око духа
нептунова двойника
                зажглось
 на короткое время
                средь
                черной запруды
                от плюс бесконечности
                до минус,
трепеща,
     вверх клубятся
               дрожащие облака,
и в этот миг
       лучше бы морякам
              к мачтам прижать свои спины…

«Весной вдали пределы бытия…»

                1
Весной вдали пределы бытия
отверсты абие, ужели это плата
за пустоту? Иль Ахиллеса зря
рапсодами воспета многократно
пята? А в келье Паре ле Маньяле 
тепло свечи равелевской токкатой
струилось, оперяясь в облака,
где столько алебастра средь закатной
бордовой взвеси. След от корабля —
суть зеркала двойник, когда агатов
взмах или оттиск, словно бы паря,
напоминая мантию прелата,
разрез крыла даст лодке рыбаря,
поскольку на лету и жизнь, как благо:
лекиф давно забытого царя,
(забытому уже едва ль награда),
а если так: по-прежнему  болят
на небе раны воинов Эллады.
Ночной портье встречает: «Voil;». 
Хранитель же, по-ангельски догадлив,
когда Селена, волны серебря,
из синевы зеркал отцедин карий,
па-де-труа танцуя, вынет впрямь 
манок, как некогда в том зале,
где музам Феб имен соцветье спрял.


                2

«Входи», — привратник,
не спеша кальян
отставив, молвит Одиссею, лампу
подняв к лицу, губами в такт ловя
движений дым, еще немного сладкий,   
перебирая, как слепой гусляр,
павлиньи перья на вельвета складках
футляра корабельного, ведь пьян
уже с утра, цедя глинтвейн украдкой,
корсар недавний — на поверку фавн —
ревнитель оперы, и поелику складно
поет он в одиночестве, моля
о нежности светило, только «срама
не имет», ибо до икоты рад,
амуру в шапке из эпиталамы,         
которую он здесь на всех подряд,
в «дель арте» стиле с помпой надевал бы,
в четверг, похоже, ветер так, на раз,
ему от делать неча балюстраду
дворца итакского закинул, будто снасть,
ох, как же на халяву нынче падок
избранник двух русалок, догола
раздеты девы, им любой корабль —
добыча, право, это ж все игра:
вдруг если женщин-птиц услышишь,
                надо б
бутылку рома выхлебать до дна,
и зеркало стечет по ветру, как помада,
по синему стеклу классического бра,   
эх, до чего ж волна оттенками богата:
куда ни посмотри, в ней стерты добела
все краски радуги, о, прежде чем расплата
настигнет беглеца,  напополам
ты раздели колоду карт, однако -
у дамы пик есть те черты ферзя,
однажды осенью приведшие на плаху
по-детски верящего в сказки короля...


Нить Ариадны

                1
Энея одеяньем Тибр черн,
издалека надгробием атлантов,
деля надвое хоры белых волн,               
девятая из них — взахлест анданте,
кильватер вздыбит,
и, крылами
темн,
из жути ангел смерти - спутник Данте.

                2


Есть мгла и мгла,
эль ночи тек рекой,
вблизи Эгейских скал
солдат удачи,
Дель Конте,
фал отдернув вниз легко,
взглянул на Регул,
поутру иначе
казалось капитану, тьфу ты ну,
купцы из Дании,
а не фрегат прелатский,
что с миссией к далекому Перу
отправлен Папой
такелажем клацать,
увы, уж поздно.
видно, не к добру
конвой кулеврин зарядил десяток,
скулу шлифуя брига,
крюйс в волну
обрезан ядрами —
и Эльма пламень святый
безмолвствует, в пробоине
в борту
сквозная рана,
лаг и румпель смяты.
Мальчишка лейтенант вскричал:
«Ату! На абордаж!
На рею всех проклятых!»
Однако иногда неравный бой
есть продолженье нити Ариадны,
и, ухватив ее —
как смерч —
рукой,
корсары юлами теней осадных
разили,
их безумные клинки
слепили, 
настигая ярью молний,
и дрогнули конвоя моряки,
им страх
сердца предательски наполнив,
принудил отступить.
О, миг борьбы,
столь упоителен
и до предела краток,
что вряд ли есть в нем
время для мольбы,
и вряд ли есть в нем
время для расплаты.


Книга шахмат (египетская версия)

у песка есть глагол - это камень
если потереть его влажным пальцем
то
      он   
            станет 
                блестя
                на солнце
                тем оком
                за око
                идущим -
                "майна"
туда
               где справа
                и слева
                выжжено
                на коре
                эвкалипта
                - "вира"
 где охрой жутко темнеют буквы
                растянутые в сухие полоски
                мертвого алфавита
опять-таки
        можно вывернуть наизнанку
                шахматную королеву
                но тень ее изнутри
                по-прежнему
                как и снаружи
                будет плоской
 до люто
               вращающегося
                блюдца
                даже
                скорей
                на манер
                юлы
                инферно
                с жарким
                избытком
                лоска
по краям текуча
                в центре же - зеро
                с запахом женского тела
                первый ход
 останется первым
                ладно б в сторону юга
                к удаче
                нет
                явно
                на север
впотьмах
                белый лак фигурки
                покажется светло-серым
на фоне креста,
                сжатого точкой
                обратной перспективы
                в точку знака препинания
откуда речь
              теряя силу
                медленно-медленно
                рассыпается
                с едва уловимым стуком
литер друг о друга:
            то ли это начало фильма
                Федерико Феллини

то ли  в разрезе
                пустота имеет
                профиль
при встрече
                с  ладьей
                переходящий
                анфас
                в эндшпиле
    

Египетская версия (Дежавю авгура)

усни в метро,
       лучше места нет,
                чмок-чмок, 
                это куриный бог
                целует камень в макушку
если б он мог, ах,
           если б он мог,
                то имя свое виток
                за витком
                таща наружу,
 по четыре раза
                обернулся бы
                то двойником "Рен",
                то "Ба",
и когда
     в холодном свете перил
            каменное нутро сожмет
                его душу
                до ночного
                шороха
                мотылька
 одна из трех женщин-птиц
      в тряске вагона руку,
           как крыло,  на отлете держа,
                пожмет худыми плечами
                - не дело...
во сне же реальность
   белее белого станет за час,
     и точка перед глазами качнется
             в разные стороны, расходясь
               очертаньями астрального тела.

Дежавю авгура (Сны об Атлантиде)

когда из пряжи огней
   улица ткет свое отражение
        на желтом стекле витрины,
          тогда в ней
                оживает тигровый глаз,
ища свою жертву,
 он долго вращает зрачком,
   отчего у прохожих идут мурашки по спинам,
              перламутр хищно натянут в дымке окна,
где зверь приноравливается к прыжку,
                ну, как видно,
                не в этот раз,
                свежий снег пред ателье,
                на второй Квессиской
                пахнет малиной,
 то ли это отблеск светофора,
           теряя силу, рассыпает сахар зимы,
                мол, ешьте всласть,
 то ли это духи "версаче эрос"
          летят вслед за горе-амуром,
                одетым мужчиной,
                вокруг же снежинки танцуют вальс,
 паяц в бмв хмурит жидкие брови,
                представляя себя Тарантино,
                со злым упоением жмет на газ,
                да, вчера здесь еще можно было
 встретить  любителя "Криминального чтива",
                сегодня же снайпер в темных очках
                выцеливает чье-то плечо на заказ
                от минус cardo до плюс decumanus
его ружье, чертя дулом восьмерку,
       мимо лекала бесконечности бац-бац -
              стреляет из-под ног у людей снизу вверх,
                веером разлетаются льдинки,
                попадая
в сердце большеголового мальчика,
                идущего в первый класс
                школы номер 221.

Сны об Атлантиде (Исповедь двух зеркал, по мотивам творчества В. Ван Гога  и В. Хлебникова)

жребий брошен — «alea jacta est»*  — уж и треть статуэтки не видна из-под варева аляповатого брашна, капля за каплей воск оплывает по кругу через меня, «крылышкуя» навстречу, инь огня ослабляет мертвую хватку  раздвоенным языком (фитиль не в счет), облизывается сама на себя - точь в точь удав, явно путаясь в кольцах,
дрожит в горячечном трансе
- все корчи ее почем зря отражает двойник естества
статуйки, ибо, скорее всего, свеча была то ль поставлена накануне с подтекстом 
«а плевать, что нельзя», то ли это попытка - блажь, та же пьяная выходка всуе -
залог ни с чьего-то  нуля, а с Бернулли - развернуть цифири, как будто ярмарочные ходули,  вспять…
сползающий плед на почерневшем от солнца стуле выцвел до паутинок, сплошь и рядом
амуры мишени, танцуя, выхватывают из толпы голенастых дев с лицами на восток, повторяющих с яростью Ев-до-кий  «ой-ля-ля, ой-ля-ля, ой-ля-ля»,
а вглядишься: их скулы круче, чем у скво главного инка, -
есть в анатомии
исчезновения точность сродни уловкам вуду - это либо обман, скрытый  под так называемый обратный
эффект перспективы... либо правда ошую...
можно бросить теперь четыре монеты в банку —               
еще бы, черня водяные знаки, оттуда еле зримы контуры
                астрального тела —
сверху оно текуче, а снизу белым кажется в темноте, если много
                выпить,
                «дзинь-дзинь-цыц» — о стекло зряче бьется птица
                из сна авгура,
ища выход  в лабиринте, вращающемся изнутри по часовой стрелке, а снаружи -   
против, -               
смотреть друг на друга- опасно, когда циферблат и реверс - одно и то же,
тем более, уже никто не разделит то, что скрыто, на наше и ваше, ибо тесно везде,
как в палатке у местечковых хиппи, - извольте, в иной день бывает фиеста - сын фавна, сидящий вполоборота на лавке,               
                блестя позолоченным
профилем цезаря на исцарапанной пряжке, во весь голос затянет балладу, теребя бусинки четок, о  невозвращенье из
                плаванья между зеркал,
однажды унесших Винсента, - ах, дующий с запада ветер желтого
                неба милее
дымчато-синих туч,
                расплескавшихся сферой бенгальских огней вровень с кровлей музея эм Тюссо, поелику
отверсты  в тот час имена огнедлаков, в хмельном беспорядке кружащихся с чайками Арля,-
                так одиноко звучит в перепалке их криков журчанье двух
улиц,
                что босая
нимфа Овер-сюр-Уаза в платье из легкого шелка с тонкими лентами вдруг отпускает заколку, глядя по-галльски большими глазами прямо перед собою - «чёт или нечет?»,
ангел справа взлетает «клац-клац», щелчок-рикошет - драма за распущенными волосами реальней
голоса диктора, объявляющего посадку... алеют окна ломбарда со стороны
площади Форум, а с другой стороны кто-то идет впотьмах нетрезвой походкой, на нем потертая шляпа, утоплен в кармане галстук, усы обвисли, а борода клочковата,
огоньки в лужах плещутся ковко, плюс-минус па-де-труа георгинов на уплывающих клумбах, утро кадрами феллиниевского
«Амаркорда», под шум первопутки, мелькающей  бампером, наступает обычно не к сроку, очертанья кентавра пугают, его ладонь на руле суха,
узловата, корни вен сплетены в древние руны,
по бокам авто - пляска солнечных человечков, асфальт от их быстрых движений  к центру светлее, - нынче фея
игры удачно коснулась младенца, в фокусе ока витрины вращается омут чужой прошлой жизни, ловя белую рыбу зимы с чешуею дракона,
чтоб где-то извне тверже стал взгляд у того, кто дал повод для
встречи с пернатыми буквами
алфавита, выклевавшими зерна латыни, стальные их клювы -
предтеча
«золотописьма тончайших жил» — отныне и присно...

 
*alea iacta est — жребий брошен


Метель

и вот уж
    конец ноября,
        без четверти девять,
                утро,
вид из окна
           обещает запой,
                худо,
четко помню -
           три дня назад
                та же картина -
еще бы,
     здесь психика у тех,
            кто читает Кафку,
                лабильна,
им порой кажется,
            что снег на кровле
                дома напротив,
взбит, как
   молочный коктейль,
            до белой пенки,
                а на фото в раме
                - коллаж
                нет лица у тети,
одни лишь губы,
   напоминающие мишень,
           нарисованную на коленке,
обведенную жирно
     фосфорным с точками крУгом -
               да-да, стреляй в темноте,
                ты же был с детства
                метким,
знаешь, метель -
                это все-таки танец,
                не песня,
эхо уже
                вынуто из крика
                кем-то,
 теперь оно тонет
             даже в недрах твоей гортани -
так слово,
      вдруг обращенное в человека,
само в себе выращивая
                расстоянье,
с тяжестью якоря опускается
                на потеху
                толпе,
 в нем каждая буква,
                становясь тяжелее,
                чем камень,
опять и опять исчезает
         меж колонн церковного нефа,
                звуча протяжно и глухо
                древнееврейским amen...



                Валерий ЯСОВ (БАЛЬЦЕВ)
 
               

..................................................... Валерий ЯСОВ Осенний исихазм
Нарезка мрака лезвием витрин
ещё в цене –  подрагивает утро.
Его теней разбавленная умбра
сочится от подножия рябин.

Утроба дня  томительно пуста.
Лишь отзвуки незрячих сновидений,
целуя стены, бродят меж строений.
Дорожная мелодия проста.

Её аккорды окунают  в синь
большую кисть для раннего шедевра.
И чистоту небесного маневра
являет облако  –  продолговатый линь.

Я уезжаю, а потом вернусь.
Увижу радость в незнакомых лицах.
На ропотных, сентябрьских страницах,
любовь листвы, читая наизусть.

Когда слова страданья лишены, –
они бледны, как всадники из бездны.
Я слушаю, презрев их стон железный,
молочное молчанье тишины.
Люблю. Всполох женщины
               
Небритый снег бомжует под деревьями.
Игольчат от еловой шелухи,
он еле держит связь с больными нервами
ветвей,  с трудом цепляющих верхи.
Высь,  отпусти! Мне вечно лгут будильники
за то, что щупаю теплом строки,
врачом из детской поликлиники
ребячий пульс твоей руки!
В каком году бессмысленного месяца
я молод был (теперь седой мертвец).
Весёлых листьев стыла околесица,
и то, что говорил отец -
не помню. Тьма внутри обменника,-
меняю время года на побег.
Чуть смятый фантик «вялопонедельника»
без слов, бесшумно падает на снег.
Всегда и днесь.  «Ты здесь?!» Моя желанная.
Знакомой нотой оттиск на стене.
Речь канет чёрно-белая экранная….
Ты куришь, лёжа на спине.
Куделью дым. И мыслей злая конница.
А за окном стареет череда
огней слепых - « Да здравствует бессонница!»
Застыло изваяние дождя.
Карниза джаз отстукивает медленно.
Пьян саксофон ночного фонаря.
Я в имени твоём тону уверенно.
Безлико всё, минуты катят зря.
Лишь только эта музычка неверная
вполне космична за сырым стеклом.
Она с тобою родилась, наверное,
покачивая тоненьким крылом.
Продлись столетье - мы ещё не узнаны!
Синкопой свет завис (от лампы свеж).
Дерев ночных узорчатыми узами
хмельного неба цирковой манеж
по плечи стиснут. Лампы след изогнутый
навек прилип к оконному стеклу…
Но это там, вдали,  а в нашей комнате
я понимаю, ведаю -  люблю!
Не полумрак синюшный в коридоре -  над
холодной крышей шорохи планет.
Вновь пробирающий до рёбер женский яд.
«Сверхновой» - лампы обалделый свет.
 
Восхождение сердца
Неспешная, отравленная мышь,-
как будто никогда не шебуршала?!
Лежала в коридоре тишь.
Будильников соседских злые жала
внезапно протыкали сон ли, стон?
Ещё там было что-то,- я не помню…
Окно на север, неба полутон
и сердце очертя в каменоломню!
Дорога школьная, правее плыл барак.
(Его сожгли, потом, весною, после).
Замёрзший быстро розовый кулак
вцепился в лямку ранца. Взрослый
махая папиросы огоньком,
влачит на службу серое пальтишко.
Так хочется быть дельным, как и он,
чтоб грели «наморожное» излишки.
Продрогший ворон жалуется на
угрюмые природы колыханья.
А у меня в глазах блестит страна
без внятных стен и тусклого названья.
Мой двор в объятьях кобальта столь строг…
Любим мерцающей под стылой плотью точкой.
Восходит сердце -  предпоследний слог
стиха незримого. Под смертной оболочкой
оно лишь горячо внимает. Явь
ещё не твёрже здешних сновидений.
Неразличим востока тихий нрав
за спинами угольчатых строений.
Мгла пеленает почерневший куст
шиповника. ( В снегу по горло тронет
когтистой лапой куртку). Наизусть
я знаю всё о вожделенном троне -
двух досках меж раскидистых ветвей
большого тополя, где старшие ребята
глядят на кромки греческих морей.
Их видно за столетье до заката.
Монетой сизой теплится фонарь.
Снежинок оспины на физии проулка.
Синеющий до судорог январь
мне шепчет незнакомое: «Разлука!»

Я полюблю благую горечь слов -
мороз и боль невидимых кристаллов.
Январский шаг под хрип вороньих строф.
И шелест волн за гранью всех причалов.
Молитва о дожде
Тулово дня отлито из олова.
Выбелит время берёзовой известью
тёмной дороги раннее орово.
Снова просветы пестуют истину.
Блеск перелесковой бредит болотиной.
Саднит, царапает ветром обочины…
Я узнаю тебя родина Лотова –
горечь запекшейся, огненной отчины.
Зверем ли глянет в окна автобуса
Тверь, обнажая рёбра расстрелянных…
Вуз медицинский – чекистского глобуса
царство алеет для скифов и эллинов.*
Здесь ли родню мою ставили к стеночке?
Камни, ответьте, я требую возгласа!
Нынче здесь мальчики учатся, девочки.
Память безумствует стрелкою компаса.
Что без Любви захлебнулись проулочки?!
Красным копытом юродивых тронуло…
Мудрые трепетно клянчили булочки.
Кануло, минуло, не было – ожило!
Вот кобура раздувается коброю.
Чёрный подвал, глаз смеющихся  радужка.
Вечность ударом под дых и по-доброму:
« Где твой Христос, может, выручит, батюшка?»
Нам целовать эти стёртые паперти.
Потчевать небо, заплаканной описью.
Смерть – это грубое внешнее граффити.
Мы же ответим фресковой росписью
внутренних стен человека в смирении.
Вены таят византийское зарево.
Век лишь поводит глазами оленьими
и предлагает перченое варево.
Верная твердь – голубиная, Божия.
В Тверь только с Верой… Пустыня в отечестве
вся зелена и боится бездождия.
Словно безбожия сердце в младенчестве.
              * В Твери чека организовала расстрелы на территории теперешнего
медицинского ВУЗа.В 1937 г. там был казнён мой родственник о. Григорий Раевский
 
Нероновы куплеты
Кажись финал….
Завис фингал
под глазом вечера.
О, сколько синей чепухи
кладёт на плечи нам
безродный час.
Ему до нас, как до Монголии.
Фонарь - облезлый ананас.
Но филармонией
сустав железного замкА
по-детски хрустнул (где?)
За чёрной дверью
грустью больше стало в городе.
Надежды суетливых птиц - не слышно их!
Косые тени пали ниц.
Трёхмерный стих:
багряный воздух, голод стен
и сердце прячется
под пенье вороных сирен.
«Сегодня пятница?»
А я забыл, в какую глубь
ныряют голуби.
Там, над землёй, горячий струп!
Упали жёлуди
с небесных солнечных дерев -
шальные отсветы.
Шершавый выдох, дама треф
и ставки подняты.
Вновь поздний блик убьёт меня,
стреляя  форточкой.
И солнце между двух домов-
вишнёвой косточкой…
Вечерних окон стынет желчь -
пей стоны - стороны!
А город, город можно сжечь!
Он нарисованный…
Звонок отцу
Телефонная будка росла у фабрики.
Бетонный забор - декорация вечера.
Очередь мягко щипали фонарики.
В речах людских на просвет - газетчина.
Звонили в Москву «туземцы» и дачники.
Пятнатики* падали, щёлкая жалобно.
Синюю бездну  дымом табачники
грели… Следующий - Я!
Юнгой на палубу…
Стеклянную дверь закрыть поскорей.
Потные деньги в горстИ
до щебета.
Диск телефонный сердце- гиперборей
кружит, пластмасса быстра до скрежета.
- Привет… здоровье?
Лучше некуда -
от прошлой боли почти ни капельки!
Я видел в роще чьё-то гнездовье…
и тени деревьев спешили - калики!
Задание школьное? Само собой.
Ты же знаешь, я умру академиком!
Ещё здесь солнце сквозь еловый строй
проходит огненным лемехом…
(Говори, спрашивай - звонко отвечу!
Голос добрый далёк, но светел.)
Ну вот, стучат,-
сердит и клетчат
чей-то пиджак занервничал…Вентиль
с тугим упором закроют навеки.
Последнее: - «Белкина повести»
 ща читаю,  в библиотеке
взял Брэдбери.… Без всякой горести
не успеваю внятно проститься,-
фонари надсадно вершат прощание.
Мне так приятны людские лица
и глупое июльское обещание.
Хотел про дальний бор, о реке,
в которой вода отливала бронзою.
Монетка зажата в  свободной руке.
И каждый тополь деревенским бонзою.
ЗЕлены железы летних лесов….
Где пичуги, из тех гнездовий?
без наших горячих слов,
они онемели что ли?
Давнего вечера бестелесая муть,
твои объятья не сбыть - хоть тресни!
Проступают как талая ртуть
сквозь снега и хмельные песни.
Я рассказал, если б только мог
старую трубку схватить и к уху…
Как близок плачущим Бог!
Я задушил разлуку
строкой наотмашь и краской - вразлёт.
Они, оживая, царят  на  бумаге.
Мне дорог прежний весенний лёд
и осени тишь, когда мысли наги.
Меня убивали, но я взлетал.
Проклинали, но благословеньем
касался плеч беспощадный металл
чужого меча. Тяжким забвеньем
клеймили впотьмах. Пряталась ложь
в складки добротных квартир и подвалов.
А голос твой становился похож
на тропари морских причалов.
Я любил здесь только одну
женщину, одну дорогу.
Они доверяли дню
и тоже верили Богу.
Ещё… (молчу) про гантели и турники.
Грибы собирал в долгом августе.
Захлёбываясь - про греческие сквозняки.
На них душа присягает радости…
Кажется,-
                стоит купить билет,
нагрянуть в посёлок, где стыла будка.
Я звякну в город, где увесисто нет
тебя и меня.… О, это не шутка!
Я - не подёнщик, который ищет сюжет,
прикидывая, что докупить из мебели.

Снова не еду - уже рассвет…
Тем более, очень похоже на Брэдбери.

                Пятнатики*- 15 копеечные монеты
Поручик Карамазов
Чмокают  соловьи
небо в синее темечко.
Крестьянскою пятернёй
сердце хватает простор.
Не научившись врать,
рань умирает – девочка.
И рыжебокие тени
думают, что я  вор.
Можно канаты плести
здесь из тугих одиночеств.
И снаряжать суда,
вселенский глотая бриз…
Так белокрылые яблони,
наших не помня отчеств,
съев орфографию света,
падают в майскую высь.
Рыхлое тело толпы
безмолвствует с думой о пище.
Требует утренних ласк,
смертельный смакуя лоск.
Во Иерусалим
входит Великий Нищий!
Ясно об имени Бога
ведают камень и воск.
Хамелеоном день,
грудой блестящих штучек,
поигрывая, зевает.
Путая чин и род.
- Я – дворянин Карамазов!-
кричит влюблённый поручик.
- Не-е-е-т,  ты красильщик!-
лыбится пьяный рот.
г. Орехово-Зуево
















                Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ
 
               
.................................   Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ..................................
Небо в разную погоду
Поэллада*

Памяти Натальи Сутуловой-Катеринич
 
Моя безумная страна, прослыв убогою,
Какому богу ты верна? какому Гоголю?

Какому Грозному дана, рабыня Сталина?
И, как распутная жена, кому оставлена?

Вопросов много. Ты — одна... Вагон качается.
Типично русская вина: вино кончается.

Двулика повесть о... вине — цена скандальная.
Вино вины горчит к войне, страна сакральная?

Страна моржей и миражей (стрижей — курсивами),
Бомжей, вождей и сторожей, трясущих ксивами...

Танцуй на свадьбе винаря, цыганя глазками,
Любовника благодаря, пацанка-с-цацками.

Страшит святая простота лица смоленского.
Страна иконы и кнута. Страна Кипренского.

Ах, имена во временах! Гудки протяжные...
Терпеть не может Пастернак замочной скважины...

Булгаков ценит точный счёт: «Манжетам верите?!».
Сыграй Огинского ещё, попутчик флейтовый!..

И ноготь Пушкина пронзит снега беспечные —
Поэт транзитом просквозит от речки к вечности.

Поручик, шутка солона? Дуэльны истины?
Ты виноват, что семена стихов убийственны...

Милейший Юлий виноват: «Хвала Ульянову!»,
Светлейший Ники — во сто крат... Идите к дьяволу!

Типично русская лапта — послать подалее.
«До первой крови, господа, и — выше талии!».

Полуведёрная родня (не путать с вордовой),
Забрось в Чистилище меня строкой бикфордовой...

Ворчит, набычившись в ночи, страна бессонная.
Герои-трусы-стукачи... болезнь кальсонная.

Визжит от страха мелкий бес, дрожит — от холода?
Христос утратил интерес к ликбезу Воланда.

По Сеньке — шапка?! В лагерях — струна острожная.
Страна гуляк и работяг... Держава ложная.

Сыта с кровавого куста?.. Пьяна расстрелами!..
— Авось! — Семь футов... — Ни черта! — Что мы наделали?!

Рейхстаг. Победа. Нищета. Конфеты с мишками.
Страна барыги и шута. Страна Покрышкина.

Типично русская черта: пяту треклятую
И адмирал, и лимита считает пяткою.

Просить прощения? Уволь, юдоль сонатная.
Пароль? Яволь: «Король под ноль — гастроль закатная!».

Крыла балтийского изъян — излом чукотского!
Страна калмыков и славян. Страна Чайковского.

В алмазах небо... Обогрей зарёй шафрановой,
Страна берёз и журавлей, страну Улановой.

Состав взрывает сволота — три сотни ранено:
Страна чечена и мента — в стране Гагарина.

Держать скрижальное пари? До фени-лампочки:
Пророки метят в упыри, а бабы — в «бабочки»...

Речитатив поводыря «Бориске — царствие!»
Похерит правнук блатаря: «Виват, Стругацкие!».

Над плахами — Таганский Птах — вина высокая.
И мчатся кони, впопыхах по звёздам цокая.

Многоголосая страна, страна безлюдная,
Как серебристая волна, как стужа лютая...

Моя прекрасная страна (уроды — частности),
Ты по-весеннему вольна — хана злосчастности.

Иван... Емеля... Дураки?! Святая тысяча
В ладонь измученной руки губами тычется.

И скажет сыну дурачок, и скажет дочери:
«Я — человек, а не сверчок! Страна — отточие...».

_____
*Первой слушательницей баллады (тогда ещё баллады) стала моя жена, Наташа. Дело было в поезде Ставрополь — Москва летом двухтысячного года. «Серёжа, — сказала, долго-долго помолчав Муза С-К, — наверное, этот стих останется лучшим из того, что ты написал… Не пришлось бы мне сухари сушить!..». Тогда мы улетали из России в Африку…

Писатель Вадим Белоусов в рецензии на мой сборник «Дождь в январе» провёл любопытную параллель. Эта книга, по его впечатлению, — небо в разную погоду: «Тут лазурь, позолоченная солнцем, тут клубящийся аспидный мрак, тут серая вата, из которой сеются дождинки, тут ласковая зарница мелькает, а тут грозная огневая молния. Такое сравнение вызвало присутствие неба, космоса во многих стихах…».
Статья появилась в «Ставропольской правде», в которой Вадим Александрович был хозяином «Литературной гостиной». В день публикации этой рецензии, 21 июня 2000 года, я набрал его рабочий номер — с искренним желанием поблагодарить за умные и добрые слова. Телефон безмолвствовал...
Через час-другой пришла печальная весть: «Сегодня ночью Вадим Белоусов умер». Осенью того же года, уже после нашего с Наташей возвращения из Африки, в «Ставрополке» появился газетный вариант моего нового на ту пору опуса, названного в память о Вадиме Белоусове...

Но и тогда, и много-много временных отрезков спустя, я маялся, не в силах разобраться с жанром: поэма или всё же баллада случилась?! Вадим Александрович, увы, уже ничего не мог посоветовать, других собратьев (а тем паче — врагов!) по перу я не намеревался тревожить. Выручила сокурсница, доктор филологических наук Людмила Бронская: «Поэтических (по канонам!) жанров, Серёжа, очень мало. Да ты и сам прекрасно знаешь. Придумай новый! Твоя “безумная, прекрасная, несчастная страна” того стоит».

1 марта 2004 года «Небо в разную погоду» получило подзаголовок: ПОЭЛЛАДА.

Песенные варианты? Как говорится, имеют место быть – в разных городах и странах. И те, что согласованы со мной, и пиратско-«самостийные». Интересны, на мой взгляд, версии, предложенные Владимиром Узланером (Торонто) и Евгением Савиным (Москва)…

Лучшая баллада-поэллада? Мнением моей жены, Натальи Николаевны, всегда дорожил. Осенью-2018 её светлой памяти и решил посвятить многослойное «Небо…».
Лучший стих — лучшей Музе…
В ночь на 23 ноября 2016 года я полушёпотом читал Наташе, уже отлетающей в иные измерения, те самые (и эти самые) строки:

…Страшит святая простота лица смоленского.
Страна иконы и кнута. Страна Кипренского.

Ах, имена во временах! Гудки протяжные...
Терпеть не может Пастернак замочной скважины...

Булгаков ценит точный счёт: «Манжетам верите?!».
Сыграй Огинского ещё, попутчик флейтовый!..

Мне показалось, жена услышала знакомый и знаковый ритм… Наташа открыла глаза, что-то быстро, горячечно и неразборчиво прошептав…
Через несколько мгновений на планете Земля остался только один человек с фамилией Сутулов-Катеринич… 

Автор

Авторские редакции: 2000, 12–18 августа; 2004, март; 2015, март; 2016, март — август; 2018, 23 ноября…

Ставрополь — Москва — Триполи — Аккра — Такоради — Ростов-на-Дону — Пятигорск — Нальчик — Киев — Москва — Стамбул — Милан — Париж — Валенсия — Гранада —  Барселона — Евпатория — Феодосия — Коктебель — Санкт-Петербург — Ставрополь —  Новосибирск — Горно-Алтайск — Усть-Кокса — Конгай…
=============


         

                Сергей ПРОХОРОВ
               
               
 

………………………………..  Сергей ПРОХОРОВ…………………………………………….

БЕЛЫЙ ПАРУС

На земле, под синим небом,
Есть моря и острова,
Я там был, а может, не был,
Может, это все слова.
Но однажды зов далёкий
Все в душе перевернет,
Белый парус  одинокий
За собою позовет.
Белый парус, белый парус,
Голубые острова,
Белый парус, белый парус —
Это юности страна.
Плещут волны, бьются волны
О крутые берега.
Наши судьбы словно челны,
Словно Стенькины струга.
Рвутся к морю сквозь пороги
В голубой водоворот .
Белый парус одинокий
За собою нас зовет.
Белый парус, белый парус,
Голубые острова.
Белый парус, белый парус –
Это юности страна.

ОЙ, ВЫ СЕНИ, МОИ СЕНИ!

Ой, вы, сени, мои сени,
Почему я не Есенин,
Не Хайям, не Навои? 
Сени новые мои.
И не Блок, не Маяковский.
Ну, а кто же я таковский?
Я поэт, но очень скромен,
Как сказал поэт Ерёмин.
Не Евгений Евтушенко,
Не Высоцкий – совершенно.
Так – поэт, но без затей,
Просто – Прохоров Сергей.


ОЙ ТЫ, МИЛАЯ ДЕРЕВНЯ!

Где меня бы ни спросили,
И хоть каждого спроси.
Уголочек есть в России
Самый лучший на Руси,

Где прогорклый запах дыма
Слаще меда по весне,
Где мы были молодыми
На родимой стороне.

Распускаются деревья,
Звонкой зеленью маня,
Ой ты, милая деревня!
Ой ты, родина моя!

Над бревенчатой избою
Синий стелется дымок.
Здесь завещан мне судьбою
Мой заветный уголок,

Где картофельные грядки
Расцветают там и тут,
Где веселые двухрядки
Мне покоя не дают.

Над рекою тихо дремлет
Звёзд  небесная семья.
Ой ты, милая деревня.
Ой ты, родина моя!

ЗЛАТООСЕНЬ

То ли лебеди летели
То ли гуси,
То ли ветры в поле пели,
То ли гусли.
Но неведомые звуки
Волновали,
И деревья, вскинув руки,
Танцевали.
И кружилась, и ложилась
Тихо оземь,
Обнажив златую жилу,
Златоосень.


***
Вздымщик делает метки,
Егерь петли снимает…
Распускаются ветки,
Пахнет мёдом и маем.

От лучей, как от печек -
Так и хочется  в травы,
Где весёлый кузнечик -
Скрипачом  у муравы…

***
Если времечко в прошлое пятится,
Если снятся кошмарные сны,
Улыбайся прохожим по пятницам,
Ожидающим дней выходных.

Им,  усталым, слегка замордованным,
Им, спешащим познать и  успеть
По дорогам на жизнь арендованным,
Им по пятницам хочется петь.

Кому время летит, кому тянется,
Кому крылья, кому и хомут…
Улыбайся, но только по пятницам,
Средь недели тебя не поймут.


КАЮСЬ И ГОРЖУСЬ

Живут во мне от  срока и до срока
Два ангела, два чёрта, два пророка.
Один из двойников - из прошлых лет,
Другой лишь завоёвывает свет.

Но в споре, как сойдутся, то держись! –
Дерутся насмерть за под солнцем  жизнь.
Я в них, как в преисподней нахожусь,
Я ими каюсь, маюсь и горжусь.


РОМАНС ПОЛУНОЧНИКА

Как грустно и светло от звезд и тишины
В полночные часы душевного покоя.
Серебряным веслом дорожка от луны
Скользит легко над сонною рекою.
И, кажется, весь мир уснул у твоих ног,
Но ты не одинок. Но ты не одинок.

А завтра снова день и шумный и пустой,
Где грустные слова о счастье неуместны
И ты не знаешь где твой крах и твой престол,
И в чьей душе тебе найдется место.
Спешишь, торопишь жизнь и с кем-то пьешь вино,
Но ты так одинок. Но ты так одинок.

Блажен, коль ты влюблен в ночные миражи,
И можешь от звезды, как от любви, зажечься.
И сладкая, как сон, в тебя вольется жизнь,
Как самая желанная из женщин.
Ты растворишься в ней весь с головы до ног,
И ты не одинок. И  ты не одинок.

О ДУШЕ И КУРАЖЕ

Огород  ли горожу,
Рукопись ли жгу в камине –
Поддаюсь я куражу…
А его и нет в помине.

И становится легко
От невидимой потери,
И не тянет далеко,
За распахнутые двери.

Но однажды, всё ж, душа
Распахнётся  синей дали
И запросит куража,
Как заслуженной медали.

Огород  разгорожу,
Соберу золу в камине
И чего-то совершу,
То, чего и нет в помине.


ГРУСТНОЕ

Лет сто бы взял ещё взаймы
У жизни я годов.
Живу предчувствием зимы
И близких холодов.

Парящий лист в окно глядит
Прощальной желтизной…
И не маячит мне кредит
На новый срок земной.


О СЛОВЕСНОЙ ЛАПШЕ

Враньём  давно уж не грешу.
Тем  дорожу я,
Но на ушах ещё ношу
Я ложь чужую…

Она ласкает слух и жжёт,
Она - как стерва.
И где никто её не ждёт,
Пройдёт сквозь стены.

Но я ей верить не спешу,
Я нынче ушлый!
С ушей своих смету лапшу
На ваши уши…


ДУМА ПРОВИНЦИАЛА

Все гляжу с надеждой в небо голубое
Сквозь плывущие куда-то облака
Я, небесной не обласканный любовью,
И земною не опознанный пока.

А в провинции у нас все так же тихо,
И дожди у нас все те же, и снега.
И кому-то до сих пор хватает лиха,
И кому-то до сих пор течет деньга.

Только я им не завидую нисколько,
Только я им всем сочувствую сполна.
И судьбу свою вершу я не с наскока
И стихи свои пишу я не спьяна.

Положившись с головою на удачу,
До конца фортуне верить не хочу.
И не раз еще, наверное, потрачу
И ночей бессонных тьму, и море чувств.
***
Как дважды два сложу слова.
Чем меньше слов, тем больше смысла.
Судьба — веселая вдова
На плечи виснет коромыслом.

Не донести, не расплескав,
Мечтой наполненные ведра.
Заря взошла  - и ночь близка,
И завтра снова будет вёдро.

***
Опять весна вошла в кураж
И долго будет колобродить,
Пока не кончится фураж,
И снег не стает в огороде.

И у забора, у ворот,
Повдоль канавы, всем на диво,
Вдруг неожиданно взойдёт
Зелёной весточкой крапива….


***
Все переделано бы, вроде,
И передумано до мук,
А уж с утра, то в огороде,
То на покосе, то в дому.

Все сорняки срублю под корень.
На зиму сена навожу,
На дверь железную подкову
На всякий случай пригвозжу.

Крыльцо подправлю и перила,
С души смету, что намело,
И провалюсь, как в пух перины,
В воспоминанья о былом.

ГДЕ ОТЫСКАТЬ ВОДУ ЖИВУЮ?

Мой дом, мой сад, моя ограда
И  все окрест -
Земля моя, моя отрада,
И боль и крест.

Тобой рождён, в тебя, сгорая,
Уйду, обняв.
Но прежде чем, земля сырая
Возьмешь меня

Дай мне напиться живой водицы
Из твоих рук...
И умереть, и вновь родиться -
Нет слаще мук.

Тебя в себе несу - легко ли?
Как ты меня
Из века в век несешь по воле
На зов огня.

Тобой дышу, тобой живу я.
Но где, скажи,
Мне отыскать воду живую,
Чтоб вечно жить?

Дай мне напиться живой водицы
Из твоих рук...
И умереть, и вновь родиться -
Нет слаще мук.

П Нижний Ингаш
 
Слева на право: Юрий Егоров (Барнаул), Сергей Прохоров (Нижний Ингаш), Николай Ерёмин и Виктор Астафьев (Красноярск)  на сцене Красноярской филармонии в октябре 1989 года на благотворительном вечере, посвящённом Василию Шукшину.










                Вова РЫЖИЙ
               
               
 

                ............................. Вова  РЫЖИЙ........................
       ***   

Если выбор Музы не случайный,
И она по-своему права, -
У поэта слух необычайный
Должен быть на ритм и на слова.
...............................
Выстрелил стрелок, а пуля мимо,
Стоит ли за то журить стрелка,
Значит что-то быть должно помимо
Сочетанья пальца и курка.
     ***
Эти вечера позднего звуки,
Что летят из неясных глубин,
То окрашены в горечь разлуки,
То осыпаны снегом седин.

Долгой ночи бессонной предтечи,
В перекличке с обителью сов,
Потерявшие навыки речи
И лишённые начисто слов.

Не найти в них поблажки намёка,
У судьбы нет понятия "вспять"...
Нет причин. Всё свершилось до срока.
Нынче нечего больше терять.
***
Пусть убеждают. Никому не верь,
Во всём свои протаптывая тропки...
Гостям уже пора бы и за дверь,
Но продолжают наполняться стопки,

И влажных голосов гудит прибой,
И жизнь сплошною кажется гульбою...
Как всё же трудно быть самим собой,
Когда вокруг все заняты тобою.
    
    ВРЕМЯ
                Николаю Ерёмину
Я даже не испытывал сомненья,
И это подтверждает жизнь моя,
Что время - только наше представленье
И череда осколков бытия.

И минет всё, секреты затая
Про каждое минувшее мгновенье,
Пусть думают иначе вития,
Да, сладок плод, но и горьки коренья.

Существованье наше - долгий сон,
И Рим падёт в черёд, как Вавилон,
И радость уживается со страхом,

Всему начало есть и есть свой срок,
Но разве время меряет песок,
Что камнем был, но обратится прахом?
***
Удержу ли двери на запоре,
Ветер разошедшийся когтист,
Тучи вперемежку, шторм на море,
С яблони слетел последний лист,

Молнией окно мне ослепило,
Но в душе нет страха - верь, не верь,
В ней, видавшей виды, не уныло,
Только бы вот выдержала дверь.
      
ЖАВОРОНОК
                (Из Рафаэла Патканяна)
О жаворонок, тайной поделись,
Зачем поёшь ты, улетая ввысь,
В места, куда не достаёт и взгляд,
Неужто ты родной земле не рад?

"Что я отвечу, коль пришла беда,
Оставил друг меня мой навсегда,
Ему я, земледельцу, слал поклон,
Враги пришли, и он покинул дом.

И вот растёт, разором обуян,
Среди армянских нив один бурьян.

И я с тех самых незавидных пор
Ищу на небе ясность и простор,
Я там встречаю утро и зарю,
Молитву свою Господу творю,

Прошу во славу мирного труда,
Чтоб мог мой друг вернуться вновь сюда,
Чтоб счастье наши полнило края...
О том и грусть моя, и песнь моя".
       ***
Проявив до конца свой безудержный норов,
И мельчая в апломбе своём с каждым годом,
Расползаются нынче народы по норам,
Те, кто жили когда-то единым народом.

Как трепещут, взгляните, листы на осинах,
То ль от холода, то ль вспоминая Иуду...
Счастье может и есть даже в норах крысиных,
Только это  сродни невозможному чуду.
      ТАНАИС
У старых стен смиренный бродит дух,
Над меотийской гладью парус реет,
Рыбак поёт, и колос в поле зреет,
Но обращён к степям и взор, и слух, -

Старик, что нынче немощен и сух,
На южном солнце скорбно руки греет,
Уже лет сорок как он не стареет,
Уже лет двадцать как не давит мух.

Погас светильник в городе давно,
Но где-то тут в засыпанном подвале
Спит в пифосе до времени вино,

Когда ж веков спадут с него вуали,
И заискрится вновь лучистый свет -
Что тягость дней в сравненье с бездной лет?
       ***
Не жалует душу картина,
Над полем лишь ветер хрипит,
Была тут на речке плотина
И пара могучих ракит,

Поодаль хатёнки стояли,
Какое ни есть, а жильё,
А нынче безрадостны дали,
Безлюдье, тоска, вороньё,

Нет мыслей о чём-нибудь новом,
Тень прошлого спит за плечом,
И не с кем обмолвиться словом...
Быть может и лучше... О чём?
       ***
Захотелось поплясать,
Сбить налёт покоя,
Ну а после написать
Что-нибудь такое,

Чтобы даже и без крыл,
Распростившись с горем,
В небо кто-то сразу взмыл
И поплыл над полем,

Над рекой за шумный бор,
Обретя беспечность,
Ощутив земли простор,
Может даже - вечность,

И парил бы, и парил...
Но... обычный случай,
Зря я кашу заварил,
В небе - только тучи.
       ***
Это осень на листьях гадает,
Свой ведёт, непонятный нам, счёт,
Опадает листва, опадает -
Чёт-нечёт, чёт-нечёт, чёт-нечёт.

Всё ясней между ветками просинь,
А когда подустанет сама,
На последнем распишется - Осень,
Зачеркнёт и поправит - Зима.
       ***
       Надоел до икоты мне город,
          Вот возьму - к эскимосам махну...
                Михаил Гаражкин      
Эх, рвануть бы за реки и горы,
За Макаром, пасущим телят,
Надоел до икоты мне город,
Где я всеми и клят был и мят.

Кто-то тянется к нашему югу,
До арбузов и дыней охоч,
Я же дёрну к Полярному кругу,
Чтоб полгода метели и ночь.

Надоели мне феты и шнитки,
Среди банков блуждать и аптек,
Я за профиль готов инуитки
С Незнакомкой расстаться навек.

Не распят и на кол не посажен,
Но, поверьте, я в том присягну,
Даже белый медведь мне не страшен,
Я стихами его отпугну.

То-то станет искать он малину,
Лишь увидит вставные клыки...
Решено. Завтра город покину.
Начал гладить усердно шнурки.
       ***
В природе всё наполнено бедою,
Последний лист трепещет на ветру,
Простимся с восходящею звездою,
Она погаснет навсегда к утру,

Её уймёт космическая сила,
Сорвёт во тьму с небесной борозды...
Бессильны перед Вечностью светила
И человек - подобие звезды.
          ***
Светает за окном. Уж каркнула ворона,
Что новый день несёт заботы и труды,
Но звёзды не ушли. И пояс Ориона
Так ясно различим над зеркалом воды.

В низинах, где туман снов путает следы,
Озябшая трава земли прикрыла лоно,
Ей снится месяц март, как и во время оно,
Исполненный мечтой непраздной борозды.

Ещё не всякий лист предел покинул крон,
И пустота небес не обрела всевластья,
Но явственней в душе предчувствие ненастья,

И первый луч зари так бледно воспалён...
Начало октября. Охотничий сезон.
Борзая заливается от счастья.
       ***
Такое грустное кино, -
Когда бываю пьяным в стельку,
Княжну жалею всё же, но
Ничуть не осуждаю Стеньку.
       ***
Завершилась погоня за златом,
Словно с плеч непосильная кладь...
Замереть у окна пред закатом
И смотреть... Ничего не желать.

Опускается солнце за крыши,
Луч последний порхнул и потух...
И всё выше, и выше, и выше
В небеса устремляется дух.
       ***
Твоё имя светло, как воздух,
Глубоко, как в морях вода...
В дальнем небе кружатся звёзды,
По земле идут поезда.
.....................
Я забыл твоё имя,
Потерял в словесной глуши,
Но становится нестерпимой
Непонятная боль души.

Значит вправду бывают встречи,
Что пронзают тебя, как боль...
И да будет в памяти вечно
Всё, что связывал я с тобой!
       ***
Мне часто взгляд лукавый снится,
Ребром поставленный вопрос,
И три сосны, где заблудиться
Далёким летом довелось.

Я и упрям был, и несносен,
Но всё же, отыскав свой путь,
Тем, кто плутает среди сосен
Досель завидую чуть-чуть.

    ИЗ РУБАЙЯТ ХАКАНИ
    ***
Был владыка так щедр, посулив: "Возжелай!
И отказа не встретишь ни в чём, так и знай!"
Отвечал я владыке с волнением сердца:
"Разве сможешь вернуть моей юности рай?"
         ***
В небесах ничего нет, что тешило б нас,
Испытания шлют они нам каждый час,
Что же кланяться им, небеса ведь не стоят
И слезинки, пролитой из страждущих глаз.
         ***
Лишь тоска наполняла собою мой сад,
В нём ни деревца нет, ни цветку я не рад,
Опустел от печали цветник моей жизни,
Даже скудный сорняк не обрадует взгляд.
         ***
Привелось мне не раз чашу горькую пить,
Но ни небо, ни землю не стану хулить,
На земле правит ложь. Где искать справедливость?
Глупо к небу взывать. Как же мир изменить?
         ***
Ты - куст розы, а я для тебя - соловей,
Век готов услаждать тебя песней своей,
Лишь в разлуке с тобою я петь перестану,
Пока вновь красоты не увижу твоей.
         ***
Когда низостью мир без стесненья грешит,
Кто придёт и забот этих круг разрешит?
Хакани, ты не знаешь на это ответа.
Не томись у ворот - караван не спешит.
         ***
Для меня она выше всех в мире наград,
Тех не счесть, кто Адамом стать с ней был бы рад.
Хакани о зерне лишь подумал пшеницы*,
Вход закрыли ему навсегда в райский сад.

*По околокораническому преданию Адам изгнан
 из рая за то, что отведал пшеничное зерно.

Г Ростов-на-Дону

               Иветта ЛИШЕНКО
 
      
 
.......................................Иветта Лишенко.................................

Скалы

Мшистые тоги
Прикрыли изъяны тел...
Но морщин не скрыть...

Река

Вечная спешка,
Уносимая водой,
Бьётся о камни...

Летнее

Лютики, ромашки,
Маки и сирень.
Лето – нараспашку,
Мозги – набекрень...

Зреет земляника...
Ах,  малины звон...
Щёлк да щёлк мой «Никон»,
Лето – на излом.

Золото-монетно
Колосится рожь.
Скрылось в прошлых летах
Лето…
Не вернёшь!


Качели-карусели
 
По кругу – бег... 
Согнув колени,
Мелькают кони, люди, тени…
 
Но рвусь я –
Ввысь, 
Где чувства круче,
В ладонях – солнце, в небе – тучи...
 
Где счастья дождь… 
Лови крупицы!
Кому – журавль? Кому – синица?
 
По кругу – 
Бег часов и стрелок:
Порханье птиц, изгиб коленок…
 
Но если нет пути и цели,
Качели – сплошь, и – карусели...
И вверх, и вниз, и по спирали...

Устала я. 
                А вы устали?
 
Г. Зеленогорск




                Владимир  МОНАХОВ
               
               
 

                ............................. Владимир МОНАХОВ........................

                Вот бежит бомжучка

Посреди улицы стоял мужчина в потрепанной одежде и прекрасно исполнял арию Риголетто из оперы Джузеппе Верди. Прохожие останавливались, рассматривая уличного артиста, который пел, как заправский оперный певец. Смущало людей, что поющий человек, хоть был изрядно помят, но всё-таки трезв.
- Да, обомжается наше общество.., - сказал мне подошедший старик. – Господи, такой голос, а он его так бездарно посреди улицы растрачивает!
         Поющий, услышав слова старика, повернулся в его сторону и заметил:
- А вы что, сами себя не уважаете, считаете недостойным, что я стал посреди улицы и пою вам арию из оперы?-
        Старичок на эти слова смутился и заговорил:
- Что вы, что вы! Большое вам, спасибо! Но только с этим голосом петь надо в Большом театре, а не на панели.
- Хороший голос должен звучать всюду и для всех. Правильно, господин милиционер? – обратился певец к стоящему среди людей молоденькому сержанту.
- Да, да, хорошо поёте! –  поддержал уличного артиста сержант.  – Но вы, наверное, будете за пение деньги собирать?
- Виктор Савельев поёт бескорыстно, доблестный мой защитник общественного порядка, Виктору  Савельеву деньги не нужны! – и он снова продолжил пение, -
Витя Савельев, мой коллега по работе в одной из скучных контор, которых было немало при развитом социализме, любитель оперного пения и философских разговоров, мудрец и непревзойденный разгадчик самых трудных кроссвордов «Огонька»...
 Я не видел его много лет, и вот - неожиданная встреча!
  Но Виктор не замечал меня. Да, видимо, трудно в степенном отце семейства, имеющего уже внуков, узнать молодого, стройного и энергичного бумагомараку. Я и сам бы не признал Виктора, если бы не его славное пение...

        ...Виктор Савельев закончил арию, с достоинством принял слабые аплодисменты и равнодушно прошел мимо протянутых ему денег.
Я, переборов в себе секундное желание не подходить к нему, бросился следом.
- Виктор! – схватил его руку. – Это я, Владимир.
- А, ты… - вяло отреагировал он, как бы не желая продолжения нашей встречи.  И ошарашил такими словами. – Я тебя ещё при пении заметил….

- Ты куда пропал? –
- А ты меня сильно искал?
- Но мы раньше всё-таки дружили.
- Ты так считаешь?
- Где ты живёшь? – решил я сменить тему, зная способность Виктора ставить человека в неудобное положение.
- В сантехническом колодце.
- Как - в колодце, а квартира, а семья?
- Квартиру оставил жене. У неё теперь другой муж, и новое мировоззрение.
- Пьёшь? – я пристально посмотрел  в его помятое лицо.
- Обижаешь. На мне отпечаток моей жизни, но никак не «ин вина веритас». Трезвый образ всегда был моим идеалом. А я олицетворяю собой будущее общество ограниченного разумного потребления. Научился у древних стоиков пить из глиняного кувшина, как из золотого. И сейчас на пути к диогеновскому пониманию: воду можно пить из ладони, а суп есть из корки хлеба.
        И Виктор стал развивать теорию ограниченного потребления, которую мы обсуждали с ним ещё в молодости как самую перспективную для человечества, ставшего могильщиком природы. Я дальше теории не пошёл, а Савельев, оказывается, воплотил её в личной жизни и стал жить, как Диоген, но не в бочке, в нашем суровом климате это невозможно, а в канализационных  сетях... Никаких социальных забот, а значит масса времени для размышлений о жизни человека, природе, космосе.
- Но разве нельзя об этом думать в приличных условиях, не насилуя тело лишениями?
- Думать можно, но ни до чего серьезного додуматься нельзя, - сообщил свой главный вывод Виктор.
- И до чего ты додумался?
- До многого. Что мировой разум погиб, а человечество – последняя извилина, с помощью которой его ещё можно восстановить... И что Бога уже давно нет.
- Это как у Ницше  - умер?
- Нет, самоликвидировался. И теперь собирается возродиться, - когда умрет последний человек. И новый Бог, Бог-внук, - это единство всех человеческих душ: праведных и грешных. И люди не должны летать в космос, потому что только на земле человечество может размножаться, а выход в космос означает гибель наследственности. Надо остановить эту техническую вакханалию прогресса, потому что за этот путь в никуда мы спалим все ресурсы Земли...
- Ты всё это записываешь?
- Зачем? Главные, важные идеи передаются генетически. Человечество может их на время потерять, но забыть никогда не сумеет, даже если очень постарается. Всегда будут такие люди, как я, - и не паразиты общества, как именуют нас в милицейских протоколах, а самые безвредные для земной природы особи, поскольку удовлетворены малым. Мы столько с тобой об этом говорили – почему сейчас реальное воплощение идеи тебя так пугает?
- Я не отказываюсь от идеи ограниченного потребления, но как-то не хочется опускаться до нижнего предела.
- Это поначалу страшно, когда тобой больше движут желания плоти, а когда тобой начинает управлять душа и ты начинаешь жить удовлетворением чувств, то все завоевания быта, к которым привык, уже кажутся потусторонними.

        В этот время из-за угла вынырнула собачонка. Какая-то обшарпанная, калеченая. Она недоверчиво огляделась по сторонам и затрусила в нашу сторону.
- Вон  бежит бомжучка, зверь из нашего общества разумного потребления, - заметил Виктор.
И собака, словно услышав одобрение, прибавила шагу, принюхалась, а затем легла у ног Виктора.
- Твоя? – опасливо отодвинулся я в сторону.
- Первый раз вижу, но в своё общество принимаю. Поскольку и она меня принимает в своё общество. Так мы и объединяемся с родственными душами. Согласна, бомжучка? –
И собака на его приветствие радостно завиляла хвостом.

- Витя, но зачем такие крайности? – во мне пробуждался бытовой апологет.
- А ты ждешь указов президента? Не будет, только инициативой снизу идеи ограниченного потребления можно сделать жизненными. Присоединяйся! У меня места в колодце много.
- А может, лучше ты из колодца выберешься? Всё–таки с людьми лучше.
- С вами хорошо, когда я пою. Тут у вас душа тает, а остальное время вы жрёте мясо страха. Ведь боишься, признайся, боишься жизни своей?
- Да как тебе сказать, тревожно бывает…..
- А у меня никакого страха нет. Никакого, ни за кого. А ты за копейкой гоняешься, унижаешься во имя придуманного тобой блага. А благо в свободе от него. Я даже не боюсь теперь умирать, потому что не боюсь быть навсегда забытым.

        Я не знал, что говорить, и суетливо достал из кармана деньги. Протянул Виктору. Он посмотрел на меня укоризненно. Из нескольких купюр выбрал самую мелкую, заметив: «Собачку покормлю». И добавил:
- Ничего ты не понял, мой диванный теоретик, не мучайся и не думай обо мне. Ты даже нафантазировать не можешь, как мне хорошо.
        И, не прощаясь, пошёл своей дорогой...
        А бомжучка пристроилась сбоку и семенила рядом, время от времени заглядывая в лицо Виктора.
        Я хотел окликнуть их, спросить, где находится  обжитой им колодец, но так и не отважился, понимая, что в гости к нему не пойду, хотя в прошлом нас объединяла дружба и общие философские идеи, которые он воплотил в свою жизнь.
        А я до сих пор продолжаю рассуждать про общество ограниченного потребления, увязнув плотью в практике разрушающего накопительства, из которого один путь – на тот свет, где, отрешившись от земных излишеств, оставшись только чистой душой, я стану строительным материалом для нового Бога, Бога-внука, как считает Виктор.
1995 год
       Юз АЛЕШКОВСКИЙ+Евг ПОПОВ=ЗЕМЛЯКИ

 

               
 
.....................................................Юз

21 сентября 2019 года выдающемуся русскому писателю Юзу Алешковскому исполнилось 90 лет!  «Литературная газета» поздравляет Иосифа Ефимовича с юбилеем и желает крепкого здоровья и неиссякаемого оптимизма на долгие годы! https://lgz.ru/online/
 
Китайские мудрости философа Юз-Фу
Ссылка: Литературная Газета№ 39 (6706) (25-09-2019)
Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Гигант мысли
1.
Утро дня дарует успокоение скромностью жизни
Наша провинция – тихая заводь.
Цапле лень за лягушкой нагнуться.
Но и до нас долетают посланья.
Пьяный Юз-Фу их порою находит
в ветхой корзине из ивовых прутьев.
2.
Весенним днём по-стариковски плетусь в монастырь
Два бамбуковых деревца.
Отдохну между ними,
вспоминая голенастых девчонок.
3.
Строки насчёт нашей большой безнаказанности
Бог держит солнце в одной руке.
В другой – Он держит луну.
Вот и руки Его до нас не доходят.
 
4.
Два трёхстишия о полувековой опале Юз-Фу,
одно из которых ему кажется зашифровано
Гоняю чаи одиноко.
Два лимона на белом столе…
Рядом – чёрный котёнок…
Вдалеке от придворных интриг
вспоминаю фрейлину И
в час, когда нас застукала стража…   
5.
К моей обители приближается судебный чиновник
У Юз-Фу – ни кола, ни двора.
Стол – в щели два гусиных пера.
Печка. Лавочка… Что с него взять?
Чайник с ситечком, в горлышко вдетым?
Сборщик податей мог бы
всё это легко описать,
если б был
очень бедным поэтом.
Теги: Клуб 12 стульев , Китайские мудрости философа Юз-Фу , Юз Алешковский , юбилей
Яндекс.Коллекции ВКонтакте Facebook Одноклассники Twitter Viber WhatsApp Telegram
Оценить:   Оценка: 2.88 - Голосов: 26
Оставить комментарий
Николай ЕРЁМИН, 26.09.2019


ПОЗДРАВЛЕНИЕ Юзу АЛЕШКОВСКОМУ
Со славным 90-летием.
ПОЭТ Юз АЛЕШКОВСКИЙ Иосиф Ефимович,- проживающий в США, родился, где и Президент русского ПЕН-а, Евгений Анатольевич ПОПОВ, в городе К., расположенном на берегу великой сибирской реки Е., впадающей в Ледовитый океан, то есть в городе, где ныне проживает Николай Николаевич ЕРЁМИН, тоже член ПЕН-а, автор этих строк:

В Сибири
Столько не живут!
А там, где Юз, –
Живут...
Стихи обсценные поют...
И книжки
Издают
О жизни в эС-эС-эСэ-эР...
И Юз – тому пример.
Да здравствует Со-Юз
Поющих с Юзом
Муз!
Они в его судьбе
Все – счастливы,
Без б...

С уважением Николай Николаевич ЕРЁМИН, Доктор Поэтических наук, Красноярск
Ответить
Оставить комментарий
Евгений ПОПОВ
 
 
 
ПОПОВ...................................................
Невероятная вещь! Моему дорогому земляку и подельнику по альманаху МетрОполь» Юзу Алешковскому вдруг исполнилось 90 лет, хотя он моложе душою многих присутствующих и отсутствующих на этой Земле. Бродский полагал, что он «слышит русский язык, как Моцарт», Битов считал его своим гуру, его песни «Товарищ Сталин», «Окурочек» и другие стали народными. Назвать легендарного Юза человеком уникальной судьбы, было бы с моей стороны сильным преувеличением, за которое суровый Юз, с которым мы дружим вот уже около сорока лет, имел бы полное право обложить меня столь имманентным ему виртуозным матом.
Судьба самая обычная, биография — рядового советского человека. Родился (1929) в Красноярске (горжусь, что мы с ним «парни из одного города»!), возрос в районе московского Нескучного сада, чуть было не угодив «на малолетку» в тюрьму, куда он все-таки попал в 1950 году, преобразившись из городской шпаны, умевшей играть на аккордеоне, в защитника родины, матроса-краснофлотца и угнав по пьяни у секретаря райкома Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) в городе Совгавань знаменитую чекистскую «Эмку», автомобиль «ГАЗ М-1», очень красивый, чья конструкция была списана советскими автомобильными учениками с соответствующей модели «Форда», выпускавшегося в упомянутой стране США. «М», если кто не знает – это соратник Сталина Молотов В.М. имевший среди своих прозвище «каменная жопа», и тоже, как и многие другие ответственные коммунисты, ставший одним из видных персонажей лихих и виртуозных прозаических сочинений Алешковского.
Ну, сидел да и сидел. Кто у нас в стране не сидел? Землекопом работал, шоферил десять лет на аварийке «Мосводопровода», стал знаменитым советским детским писателем, в 1979 навсегда расстался с родиной «Пушкина, родиной Ленина, родиной наших детей», как определял тогда СССР коллега Юза по Союзу писателей Евг. Евтушенко, впоследствии тоже оказавшийся в Америке.
Говорю же, что обыкновенная биография.
Несколько лет назад,когда он приехал в Москву получать престижную премию за «Маленький тюремный роман», где палачи из НКВД глумятся над «трясущим бороденкой» биологом-генетиком, Юз сказал мне:
— Категорическое заявление великого Шаламова об абсолютной отрицательности лагерного опыта кажется мне весьма спорным, хотя бы потому, что порою невыносимо ужасные испытания человеческого тела, ума и души — являются для сумевших выжить, как бы то ни было, частью таинственной химии их жизненного опыта.
Я не был на Колыме, хотя и мне приходилось изнывать от дикой холодрыги и голодухи. Не могу сейчас не рассказать о том, о чем почему-то никогда не писал.
Однажды, в промозглом лагерном сортире, посреди желтоговенных сталагмитов, попалась мне на глаза почти не смятая страничка из какого-то редчайшего в те времена глянцевого журнала. Как я понял, это была страница вырванная из номера «Америки», журнала не ясно как в сортир попавшего.
Вот так я прочитал в полутьме и в миазмах, почти нейтрализованных морозом, Нобелевскую речь Фолкнера.
Это был один из самых замечательных моментов в той моей, молодой, да и в последующей жизни тоже. На мгновенье перестала для меня существовать морозная зима, вечная недожираловка, подневольный труд — в душе зазвучала вдохновенная музыка фразы великого писателя: «ЧЕЛОВЕК НЕ ТОЛЬКО ВЫСТОИТ – ОН ПОБЕДИТ». Она и определила отношение ко всему, выпавшему на мою долю. Главное я почувствовал наличие в своем существе духа такой божественной свободы, которая неподвластна ни одной из тираний, ни одному из оскорбительных для личности человека колюче-проволочных ограничений, ни цензуре, ни прочим видам зависимости человека от любых внешних сил, враждебных его изначально свободному, полагаю, богоподобному духу.
С этим чувством живу по сей день, но не знаю, как бы я высказался насчет лагерного опыта, оказавшись в условиях, в которых пришлось мантулить и тянуть за сроком срок Шаламову, одному из многих известных и неизвестных героев нашего времени, — не знаю, ей-богу, не знаю.
Как угодно понимай, но я пытаюсь в своей жизни отвечать на вопросы, никогда не задаваемые ни ею, ни мною самому себе, что необыкновенно занимательно, временами именуется судьбой и требует от человека безраздумно доверчивой подчиненности велениям ее постоянно безмолвного гласа».
Споемте же, друзья, в честь Юза Алешковского! Вернее, подпоем имениннику, благо средства электроники XXI века позволяют: https://yandex.ru/
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ
Комментарии https://lgz.ru/online/igry-prokhindeev/
Николай ЕРЁМИН, 26.09.2019#
 
ЭПИГРАММА

В русском ПЕНе – таков ли, сяков –
Компас есть, и магнитная стрелка,
И один Президент – Евг. ПОПОВ!
Остальные – обман и подделка...

Николай ЕРЁМИН 26 сентября 2019 г Красноярск
СМОТРЕТЬ ТАКЖЕ: https://penrus.ru/2019/09/23/spoyomte-druzya/
http://lgz.ru/online/igry-prokhindeev/ https://www.stihi.ru/2019/09/25/7610
Фото в американском бутике сделал Василий ПОПОВ

               














                НИКОЛАЙ ПОТАПЕНКОВ

               
            
               

                Публикация  Любови Геннадьевны ВОРОНИНОЙ, г. Судак
 










 ………………..................Николай Потапенков…………………

Анаклия
                Название поселка на побережье Западной Грузии.
                В переводе на русский язык: «она кричала».
Анаклия… Где Грузия равнинна –
Держава беспривязных поросят.
Анаклия… Где в кронах мандаринов
Диковинные куры голосят.
Анаклия… Итак, она кричала,
Непосвященным как бы не слышна.
Анаклия… Итак, начнем сначала:
О чем кричала в сумерках она?
Кого звала… Лишь чуткая к молитвам,
Внимала ей, бессильная помочь,
Озвученная пением москитов,
И звездами украшенная ночь.
И явственно колебля ежевичник,
Пронесся вздох: «Как этот мир жесток!
Как этот мир…» Знакомый пограничник
Присел со мною рядом на песок.
Грошовый дым батумской сигареты
Вознесся ввысь: «Ну, как, что написал?»
«Калашников», лежащий средь планеты,
Не нужен был ни нам, ни небесам.
Был он красив красою иноверца:
Дразнящий вороненый ореол,
Затвор, патронник и в чужое сердце
Еще ни разу не стрелявший ствол.
И кажется: все это было, было!
А потому я знаю наперед:
Вот скажет он: «Она меня забыла…»
А я отвечу: «Не грусти, пройдет!»
И ощущу как истину простую,
Что этот мир на прежний не похож.
Отбросил меч Ясон: «Найду другую!»,
Анаклия: «Другую и найдешь!..»
И меч блестел весенней новизною
В Колхиде, как пришелец неземной.
«Ничто, - твердят, - не ново под луною»,
Анаклия: «Вы внове под луной!..»
Анаклия… И так она кричала,
Что за волною следует волна,
Чтоб в свой черед разбиться у причала.
И каждый раз о том кричит она.
«Простите, Анна Гедымин…»
… Прощайте, фонари мои!..
Юлиан Тувим

… Но быть с собой, -
единственный резон,
Что на земле мне только
И остался…
Ник. Потапенков
Простите, Анна Гедымин!..
Я был нетрезв. Я надымил.
Я, кажется, сказал не то.
И прежде чем надеть пальто,
Я Вас обнял не слишком ловко,
И вышел вон, свободен словно,
Я вовсе не у Вас гостил.
/Как сто подряд паникадил, -
Сто фонарей глуши московской…/
В халате красненьком, - морковка! –
Зачем же к Вам я приходил?
Да чтоб уйти! В ночи недужной,
На чьём-нибудь плече, впотьмах,
Оставить привкус Вашей дружбы, -
Что на обманутых губах.
/Такая, право, се ля ви,
Где нет ни дружбы, ни любви…/
Простите, Анна Гедымин!
Мне б морды бить городовым,
громить какой-нибудь трактир,
Но ждёт уют чужих квартир,
А я, так, жду «тридцать четвёрку»,
И нет её. Да ну всех к черту!
/Неладно скроен этот мир…/
Ноябрь пройдёт. Его наследье
Декабрь оставит январю.
Но прежде, на сороколетье,
Уж Вас себе я подарю!
/Заранее благодарю…/
Никола Зимний… Декабря
Такая славная клетушка.
Две головы, одна подушка
И луч ночного фонаря
Сквозь оттопыренное ушко.

Хранитель древностей

Музейный двор изрыт газовщиками,
Зевс у дверей мальчишками разбит.
Непреходящей плесенью разит
Стены музейной безымянный камень.
Музей велик. Пожалуй, и не счесть
Бесчисленных запасников и комнат.
Сдаётся мне, коль я не буду понят,
Здесь для меня местечко тоже есть.
Однако я отвлёкся. Лучше нам
Войти в подъезд, где чёрт сломал бы ногу,
Когда б нечистый выбирал дорогу,
Знакомую по прежним временам.
Я здесь бывал: в стенах библиотек,
В запасниках, в купеческих палатах, -
Со мной дружил (за небольшую плату)
Смотритель здешний, славный человек.
Однажды, как меж нами повелось,
Мы за полночь в музее задержались.
Мы говорили с ним о дирижаблях,
О звёздах, о самодержавьях,
Лилась беседа и вино лилось.
Когда ж ленивым стал наш разговор,
Когда вина в бутылках не осталось,
Промолвил он: А Вам не показалось,
Что в этом доме кой-какую малость
Не знаете Вы, сударь, до сих пор?..
В немыслимом пальто своём до пят,
Держа свечу в иссушенной ладоньке,
Он встал из-за стола, сказал: Пойдёмте!
Покуда всё погружено в потёмки,
Покуда боги беспробудно спят…
С движеньем каждым становясь дряхлей,
Смотритель долго маялся с ключами,
Потом ломился тощими плечами
В морёный дуб двустворчатых дверей.
Они со скрипом уступали нам,
Мы оказались в полутёмном зале,
Где свечи монастырские мерцали,
Отбрасывая тени по углам.
Был зал велик. Но душно было здесь.
И было тихо. Тишина, казалось,
Лица разгорячённого касалась,
Как некая назойливая взвесь.
Я ухватил за локоть старика:
Нас окружали призрачные совы,
И нетопырь таращился сурово,
Вниз головой свисая с потолка.
Уставив вдаль невозмутимый взгляд,
Смотритель мой проговорил: Однако,
Вы испугались тишины и мрака,
Но здесь они увечьем не грозят.
Ни беса нет, ни ангела во мгле,
Ни той толпы, что в этой мгле металась, -
От них осталось несколько метафор
Да крошки на обеденном столе.
Да свечи вот, что по углам горят,
Да смертных тел пустое протяженье,
Хранящее былое напряженье,
Как форму тела брошенный халат.
И продолжал, поморщившись слегка, -
Да полно вам, голубчик мой, не трусьте!
Здесь ничего не встретил кроме грусти
Хранитель древностей – покорный Ваш слуга…
Распугивая сонных воронят,
Влача в пыли кальсонные тесёмки,
Твердил старик: Пойдёмте же, пойдёмте!
Покуда всё погружено в потёмки,
Покуда боги беспробудно спят.
И мы брели в унылой полутьме,
А вслед нам тени смутные летели,
Шептали, лопотали, шелестели:
«Зачем вы здесь? Куда?! Как вы посмели?!
Как смели вы?! Ах, как же посме...?».
Немного не коснувшись головы,
Подхвачены ночными сквозняками,
Уж где-то в отдаленье возникали:
«Живущие! Зачем посмели вы?..».
Не глядя между тем по сторонам,
Мой спутник шёл, по временам кивая:
Екатерина (кажется, вторая),
Сарданапалл, химера с Нотр-дам.
Тутанхамон (а, в общем, фараон),
Двуликий Янус (видите – двуликий?),
Король Людовик, прозванный Великим,
А между нами, - шут и фанфарон.
Лавируя меж мраморных колонн,
Трусил старик по бесконечным залам,
И пыль, фосфоресцируя, взлетала
Из-под его кощунственных калош.
Я шёл за ним с больною головой,
От впечатлений мыслями мешаясь.
Но вот у шторы, пахнущей мышами,
Остановился вдруг смотритель мой.
Свечу свою поставил на паркет,
Бесцеремонно отодвинул штору, -
Сработанный умелым ретушером,
Смотрел на нас торжественный портрет.
Достойная улыбка на устах,
С горбинкой нос, зачёс с бриллиантином,
Орлиный взор, за ухом паутина
И сплющенные мухи на усах.
Тянуло из-под шторы сквозняком,
Портрет, казалось, размышлял о чём-то,
И, видно здесь не обошлось без чёрта,
Дышал на нас дешёвым табаком.
Брезгливо блёклый бархат теребя,
Проговорил смотритель: Неужели,
Вы позабыть его уже успели?
Ах, он бы вам напомнил про себя!
С мыслителями древности знаком,
Приверженный военным ритуалам,
Ещё недавно небо сотрясал он
Своим неторопливым шёпотком.
Ума и злобы взрывчатая смесь,
Духовный сын плута Макиавелли,
Он был заколот в собственной постели
И навсегда обосновался здесь.
Оставил власть преемникам своим,
Но что б они ещё не совершили,
Им даже не приблизиться к вершине,
Собственноручно покорённой им.
И вот он весь. Нимало не таясь, -
Во всём своём величье перед вами:
Дрожит нутром, ворочает глазами
И по привычке ненавидит вас.
Но нет его! По сорок раз на дню
Утешен я бываю мыслью этой,
Да изредка вчерашнею газетой
Я тень его бессильную дразню…
Но поспешим в иные времена,
Пока заря не занялась над кровлей,
Пока мы безнаказанны, а кроме, -
Вы слышите? – здесь слишком пахнет кровью!
И тупостью несёт из-за окна.
Как бы держась невидимой канвы,
Мы шли вперёд. И в закоулках сонных
Встречались нам монахи в капюшонах,
И отовсюду доносился шорох:
«Живущие! Куда идёте вы?!..».
Шагали мы. Уже не верил я,
Что где-то в мире сосны вековые
Сияют, словно свечи восковые,
И корабли фонарики цветные
Уносят за пределы бытия.
И где-то зреет душная луна
Предвестницей Всемирного пожара.
Остерегайтесь лунного удара,
Не стойте в полнолунье у окна.
Так, размышляя каждый о своём,
Скрипели мы рассохшимся паркетом,
Покуда не возник во мраке этом
Какой-то двери тусклый окоём.
Старик наощупь отыскал замок,
И мы вошли в невзрачную каморку,
В одну их тех, где плачут втихомолку,
Ругают жизнь и помирают в срок.
Буфет, кушетка, два десятка книг,
Резная этажерка у кровати, -
Здесь мог бы жить герой и обыватель,
Архиерей, сапожник, ростовщик.
На стены эти глядя свысока,
Я, право, в них не видел интереса,
А потому, облокотясь о кресло,
Я с горькой скукой слушал старика…
Здесь обитал задира и поэт,
Весёлый плут – старинный мой приятель.
Не потому ли, сударь, мне приятен
Здесь самый незначительный предмет?
Его творенья неизвестны вам.
В иные ж дни он многим был известен,
Как добрый друг и сочинитель песен,
Любитель вин и острых эпиграмм.
На солнце щуря светлые глаза,
Любую мелочь возводил в усладу,
Он проходил по жизни, как по саду,
Рябиновую веточку грызя.
Ему везло. Он это сознавал,
А потому не ведал поражений.
И обладая даже сотней женщин,
Он ни одной из них не изменял.
Однако, что ж… Пришла его пора!
Он дни окончил в горе и опале,
Стихи его куда-то запропали,
И год спустя друзья не вспоминали,
Что вынесли поэта со двора.
Но помню я, как выжженный дотла,
Твердил мой друг сородичам: «Не плачьте!».
И мне шептал: «Не дал Господь удачи, -
Я на Земле прожил бы жизнь иначе,
Когда б земля меня не прибрала…
Покойный полон добрых был начал.
Вы, впрочем, сударь, видимо, едва ли
Вам было интересно в этом зале.
Пойдёмте же отсюда без печали:
Сова Минервы рыщет по ночам!..
И выйдя вон из комнаты, опять
Спешили мы по тёмным коридорам
Сквозь призраки минувшего, которым
Я так и не нашёлся что сказать.
Потягивались мраморные львы,
В пустых доспехах пауки шуршали,
И кто-то бухал языком шершавым:
«Живущие! Куда идёте вы?!».
Из ничего вставали предо мной
Монастыри, просёлки, океаны
И, как шедевр больной Фата-Морганы,
Разрыв-травой разорванные страны,
Озвученные песней строевой.
И толпы шли, держа перед собой
Или в карманах ветхого наряда
Клинки тупые, пузырёчки с ядом,
Но, как грибы от первого погляда,
Неслышно умирали предо мной.
И расхрабрившись, словно от вина,
Бессильных наваждений не пугаясь,
Я говорил: «Ах, Боже мой! Пускай их! –
Такая им неволя суждена.
Я говорил во тьму: «Да будет вам!
Страшнее мне и яда, и винтовки
Средь бела дня какой-нибудь Морковкин,
Сердечный друг, подлец по мелочам.
Я утверждал, завидевши мундир,
(И уж совсем без всяких сантиментов) –
Мне жалко постовых и президентов,
Мне жалко Вас, мой ротный командир!».
Ржаной сухарь откуда-то достав,
Смотритель мой, пути не разбирая,
Шёл впереди, речам моим кивая
И усмехаясь в драповый рукав…
Уж за окном и мётлами мели,
Асфальт скребли жестяные лопаты,
И слышались тревожные раскаты
Мотоциклетных выхлопов вдали.
Уже будили сонных сторожей
Железным громом мусорные баки,
И лаяли служебные собаки,
Натасканные только на людей.
И в час, когда дремотная Москва,
Хрустя мостами, над собой вставала,
Мы добрались до самого подвала,
Где в хламе историческом лежала
Отбитая от торса голова…
Нескромно как-то усмехнувшись мне,
Смотритель мой над головой склонился:
Вот перед вами голова из гипса,
Как всё здесь, никудышная вполне.
Её слепил ваятель за вино,
Снискавши похвалу оригинала.
Жемчужиною здешнего подвала
Однажды стать ей было суждено.
Не нам судить, каков оригинал.
Но, право слово! – не был он приметен,
Всё потому, что высоко не метил,
Добра не крал, друзей не предавал.
Нечесаную бороду жуя,
Не тяготясь обыденным бездельем.
Он никого не видел по неделям
Помимо добродушного зверья.
И умер он в саду своём, в траве,
В конце пути таков же, как в начале.
Мы в том саду черёмух не ломали,
А потому мы так и не узнали
О том, что снилось этой голове.
Тут, потрепав её по бороде,
Старик вздохнул: Однако, не Пракситель!..
И, потоптавшись, вымолвил: Простите!
Я отлучусь на время по нужде…
Я огляделся. На сыром полу
Валялись книги, битая посуда,
В шкафу торчала половинка Будды,
Окошечко таращилось в углу.
И, видно бес на то меня толкнул,
Желая видеть высоко ли солнце,
Я отворил немытое оконце
И, Боже мой! – в оконце заглянул.
С обычною тетрадь величиной,
Оно могло вместить кого угодно:
Пожар Москвы, дождливую погоду,
Но не было в оконце НИЧЕГО!
И лишь одна, сводящая с ума,
В нём траурною бабочкою билась,
Ворочалась, сама собой давилась
Дремучая нечеловечья тьма!
Клубилась тьма у самого виска,
Я ощущал немыслимое горе.
Потом, когда меня уже по горло
Захлёстывала смертная тоска,
Я услыхал как бы весёлый глас:
А полно Вам, голубчик мой, пустое!
Окутано пространство темнотою, -
Что темнота? – пространство без прикрас!..
... Я поселился на глухих задворках.
И не дразня окрестную молву,
Чужих детей катаю на закорках,
И, слава Богу! – видимо, живу.
И не держу ни перьев, ни бумаги,
Остерегаясь козней сатаны.
Имею близких – ближние овраги,
Богатые цветеньем белены.
Быть может, впрямь мне удалось забыться,
Поскольку помню я немало дней,
Когда и с посторонним любопытством
Не вспоминал тот мерзостный музей.
Но, видно, он живёт во мне подспудно,
И в час, когда всплывает над крыльцом
Судьбы моей беспутной, безрассудной
Рябое, нелюбимое лицо,
Я слышу вздох печальный за спиною,
И до меня доносится тотчас:
«Голубчик мой!.. Пространство!.. Темнотою!..
Что темнота? – пространство без прикрас…

Отец
Залысины крутого лба,
Лицо испитого Сатира…
Когда б жена его простила!..
Да где уж там, - была глупа,
Была ревнива и горда.
Слуга силена и амура
Ушёл однажды утром хмурым
И, оказалось, - навсегда.
Впоследствии мне послан был
Пакет с десятком старых фото, -
Над ними некогда работал
Еврейский мастер Рафаил.
Он долго стулья расставлял,
Потом возился со штативом.
И ветер был ему статистом,
И облака по небу гнал.
Зелёный магний осветил
Прекрасно вычурные лица.
Я вижу, как желал напиться,
Как нежности желал сатир!
И жизнь его не задалась…
И почему-то мне сдаётся:
Меж нас, помимо просто сходства,
Присутствует иная связь!
И, помня где-то вдалеке,
Мою почтительность сыновью,
Он здесь беседует со мной
На мёртвом ныне языке.

Евдокия Афанасьевна
Конец октября. От метелей берёзы нагие
Церковной оградою словно бы защищены.
И новопреставленной Божьей рабы Евдокии
Холодные пальцы чужою рукой сплетены…
Последняя ветка давно облетевшего века.
Последний хранитель забытой тиши городской.
Последний свидетель, что слышал из уст человека
Когда-то давно про любовь, милосердье, покой…
Была гимназисткой с тяжелой косою по пояс,
С прекрасным, достойным талантливой кисти лицом,
Нежна и прелестна, умна и порывиста: то есть, -
Тургеневский тип. Только кто нынче знает о нем?
Но было, но было… Звенели коньки по озёрам,
«На сопках Манчжурии» пел гарнизонный оркестр.
И мамы бродили вокруг неусыпным дозором,
Храня от позора своих сумасбродных невест.
Попутчик – поручик в шинели добротно шершавой,
От гордости млея, до дома ее провожал.
Давно это было! Поручик убит под Варшавой,
И сгинул в Париже геройский его генерал.
Чем дальше – тем больше! – порою в подушку ревела,
Дрожала, подъятая в крестном знаменье рука…
Вдоль Первой Мещанской сквозная пальба револьвера,
Указы, приказы, ночные визиты ЧК.
Но жизнь продолжалась… Однажды к заутрене встала,
Припудрила носик, огонь развела в очаге.
И вышла в народ. И в какой-то конторе блистала,
С ответственным с кем-то была на короткой ноге.
Но что ей карьера!.. О ней говорят и поныне.
Что, мол, не желала суетного счастья искать.
Но наши любови, но наши долги и гордыни
Постом и молитвой привыкла она искупать.
Желание славы считала ребячьей забавой.
Не гонор, но горе искала в созвучье стихов.
В церквушке седой, что стоит за Крестовской заставой
Горела свеча в искупление наших грехов.
… На Пятницком кладбище – вниз по тропе и налево –
Не доблесть, но благость от веку берутся в расчёт…
Увядшая ветка когда-то Великого древа
Плывёт над толпой разучившихся плакать сирот.


Петрович
                Алексею Охрименко
Мой собеседник нынче не Петроний,
и мы сидим, конечно, не в таверне.
Мой собутыльник – Алексей Петрович,
рожденья двадцать третьего, наверно.
И нам подали не баранью ногу,
так пустяки! Чуть-чуть того-другого.
Петрович улыбается, - ей Богу! –
Так улыбался, верно, Казанова.
Свидетель покоренья стратосферы,
воспитан как бы при царе-Горохе,
он был щеголеватым офицером,
фигурою подогнан по эпохе.
Тезей-воитель в отблеске парадном,
обласканный могучею державой…
Его тогда любила Ариадна,
да с Дионисом, дура, убежала.
С карандашом, а чаще со стаканом, -
он сам себе редактор, сам и цензор,
двусмысленные песенки слагал он, -
да слава Богу! – не заметил Цезарь.
Его биографические бури
свести б в один-единственный постскриптум,-
мол, избежал и плена он, и пули,
как избежал впоследствии проскрипций.
И вот Петрович, медленно хмелея,
Грассирует слегка по-стариковски:
«утрачен ныне дух сатириконский,
народ мельчает, как река мелеет»…
С потухшим взглядом бывшего предтечи
сидит в своем пальтишке порыжелом.
Быть может, легче было подо Ржевом,
но нам теперь от этого не легче.
А время ничего еще не лечит!
А Риму ничего уже не надо!..
Свою кепчонку втягивая в плечи,
бредет Петрович в дебрях снегопада.
 
«Однажды, когда я умру…»

Однажды, когда я умру,
И стану как свежая завязь
Забуду и горе, и зяблость
Кошмарного сна наяву,
Где мрачная тень занавески
Качает луны изумруд,
Где смерти мы ждем, как повестки,
По коей нас в полк призовут.
А небо, как поле гречихи,
Что с проблеском свежей травы,
Грешили? Конечно, грешили,
Не все искупили, увы!
И все это, видно – недаром,
И, видимо, все неспроста,
Коль друга смертельно нестарым
К себе призвала высота…
А что высота? В высоте
Висит ощущение крыши,
Где летчик висит на кресте
Своих алюминиевых крыльев,
А следом, немеркнущим клином
Течет журавлиная нить,
И нету здесь запаха глины,
И некого здесь хоронить…

Возвращение домой

Вот так и возвращаются домой.
Забыв, что дом был некогда разрушен.
Забыв о том, что даже и старушек,
оплакавших его, сегодня нет,
спешишь домой и не желаешь слушать,
что дома нет и вырублены груши,
ронявшие во двор лиловый цвет.
И входишь в дом… Игрушки, фолианты,
окошко в мир, где бродят музыканты,
(коль дать им волю, будут ночь играть!)
Багряный отблеск крымского муската:
«Ах, я прошу вас, мне не наливайте!» -
в который раз уж повторяет мать.
Переступив печали и гордыни,
в постель, где ты метался в скарлатине,
как в детстве ляжешь: этакая жизнь!
И вспомнишь тех, кто в Риме и Харбине,
в Москве, Париже ждали и скорбели,
надеялись! Да вот не дождались…
А в доме тишина и вздохи спящих,
а поутру от храма «Всех скорбящих»
колокола ударят на весь свет.
И нету на Руси совсем пропащих,
что ищешь, то в конце - концов обрящешь!
И даже дом, которого уж нет.
 
Николай  Потапенков и Андрей Кручинин
НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ
Леонид Колганов

Громоподобная тишина, или мальчик 1945-го года рождения. О поэзии Николая Потапенкова

Муза! Муза! Чар своих не пронеси!
Третий раз один и тот же снится сон:
Я – Царь-колокол, да, видно, на Руси
Не поднять меня. А вот уж был бы звон!..

                Леонид Губанов

       Теперь уже в очень далёком от нас году, - в который произошла неожиданная для многих отставка Хрущёва и последовавший за ней закат оттепели, лучшие молодые Поэты, рождённые в 1945-1946 годах, дети победителей, филогенетически делились на две категории: поэты-смогисты, последователи Хлебникова, раннего Маяковского и Есенина имажинистского периода, - в первую очередь Леонид Губанов, Юрий Кублановский, Владимир Алейников и Владимир Батшев, и поэты школы Некрасова-Твардовского, несколько прозаизированные и бытовые в Высшем Смысле этого понятия. Их быт в поэзии всегда переходил в Бытиё. Старшими среди них были Борис Слуцкий, Евгений Рейн, Олег Чухонцев. А младшими - Борис Камянов, Александр Тихомиров и Николай Потапенков, один единственный раз опубликованный в журнале "Юность" в 1965 году, пред самой серой Бездной Застоя. Какая же участь была уготовлена на исходе хрущёвской оттепели этим почти гениальным юношам? Участь, если и не их, то уж их творений точно, была подобна участи детей, родившихся в Бухенвальде. Разумеется, детей узников, а не "обслуживающего персонала". Их творения приходилось просто-напросто прятать от спецхранов КГБ. В 6-ом номере журнала "Волга" за 1990-год была опубликована статья Ольги Седаковой, которая называлась: "О погибшем литературном поколении - памяти Леонида Губанова". В ней в частности говорилось: "Наше поколение столкнулось с такой ситуацией, когда ни идеи, ни политические взгляды, ни что иное, а одарённость сама по себе оказалась нежелательным явлением". Далее Ольга Александровна пишет, что расхождение произошло не только с властью предержащей, но и с так называемыми шестидесятниками - "либералами и прогрессистами", при чьём молчаливом непротивлении погибло младшее литературное поколение". Невольно вспоминаются пророческие слова Бруно Ясенского о тех, с чьего молчаливого согласия совершаются все самые страшные преступления. Поэтому многие талантливые поэты, в том числе и Николай Потапенков, аки град Китеж или же погрузившийся на дно Бездны Царь-Колокол, ушли в полуподпольное домашнее Лито известного поэта-песенника Эдмунда Иодковского. Там я и Николай Потапенков имели счастье общаться с такими людьми, как Надежда Яковлевна Мандельштам, Анна Васильевна Тимирёва (последняя любовь Колчака, недавно о них вышел фильм "Адмирал"), а также с Эдуардом Лимоновым, Юрием Мамлеевым, Венедиктом Ерофеевым, Борисом Камяновым и Леонидом Губановым. Помню, как Анна Васильевна Тимирёва показывала нам всем своё реабилитационное удостоверение - жалкую пожелтевшую бумажку, где говорилось, что "Гражданка Тимирёва А. В. с 1920 по 1956 год находилась в местах лишения свободы и была отпущена оттуда за отсутствием состава преступления".
       А теперь уже только о самом Николае Потапенкове. Его и Бориса Камянова мы называли "Бытовиками" в Высшем смысле этого слова. Их Бытовая поэзия была имманентна лучшим стихам Слуцкого, Рейна, Чухонцева и другим прекрасным поэтам этого направления. Если Владимир Набоков называл Шекспира "Богом ямбического грома", то Николая Потапенкова можно назвать Богом громоподобной тишины, вулканом или же готовым вот-вот грянуть набатом Царь-Колоколом. Ибо громовое молчание его Поэзии было страшнее всех небесных и земных громов. Громоподобную тишину его Поэзии можно сравнить с басом великого певца Михайлова, который играя в драме Шиллера "Дон Карлос", где он пел арию Великого инквизитора, шепнул Шаляпину: "А теперь, Федя, я тебя перепою". И последние слова арии пропел почти молча, но от этого "почти
молчания" взорвался и неистово долго гремел рукоплесканиями весь зрительный зал. "Ну, здесь ты положил меня на обе лопатки", - шепнул ему Шаляпин.
Более всего понятие "Громоподобная тишина" подходит к таким Вершинным стихотворениям Потапенкова, как "Возвращение домой". К нему применимо четверостишие Бориса Чичибабина о Микешинском Колоколе, который был отлит на тысячелетие Руси:

Да буду и гулок, как он, и глубок,
да буду, как он, совестлив и мятежен.
В нем кротость и мощь. И ваятель Микешин
всю Русь закатал в тот громовый клубок.

      И к стихотворению "Сорняк Прекрасный", в котором, помимо "Громободобной тишины", присутствует некая перекличка со стихотворением Вознесенского о васильках Шагала:

- Кто целовал твоё поле, Россия,
Пока не выступят васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
Хоть экспортируй, их сорняки!


       А какая образность и скрытая Мощь просматривается в его стихотворении "Дорога на Восток". Приведу лишь один небольшой фрагмент:

Я стоял, утопая в горячем песке,
Размышляя с тревожной тоскою, -
То ли столб телеграфный стоит в далеке,
Или, может, Распятье какое!

Или только приснился в такую жару
Давний сон, освящённый веками,
Что забилось распятье флажком на ветру,
Что всплеснуло распятье руками!

Да это на уровне лучших мистических стихов Мицкевича, а также прозы Гоголя и Эдгара По!

      А теперь мне остаётся только полностью процитировать несколько наиболее Вершинных стихов Божьей Милостью Поэта Николая Потапенкова. А перед стихами ещё одна ремарка: 1965 год. Журнал "Юность", а там легендарная аксёновская "Затоваренная бочкотара", и рядом с ней стихи двадцатилетнего Коли и его юношеская фотография. Ещё жив Сергей Митрофанович Городецкий, от стихотворения которого "Нищая тульской Губернии" был в восторге сам Лев Толстой! И он говорит Коле: "Я Есенина в люди вывел и тебя выведу". Да, до 1965-го года публикация в "Юности" была путёвкой в жизнь. А вот и сами стихи Николая Потапенкова:

Что там слышно в чистом поле?-
Слышен дождь и только дождь.
Но от воли, как от боли,
Поневоле бросит в дрожь!
И тогда в дожде услышишь
Посторонний робкий звук:
Писк мышиный? – нет, не мыши…
Звон тетивы? Нет не лук…
Это ручка писарская пишет наши имена,
Поневоле оставляя
Золотые письмена. .....
            
Сорняк Прекрасный

                Андрею Кручинину

О, жизнь моя! – прекрасный мой сорняк.
Светись по пустырям  бездомный цветик!
Где люди – невоспитанные дети, -
конфетными бумажками сорят.
О, невидаль печальная моя!
Совсем ты слаб от алкашей и кошек.
Суровую природу бытия
определяют люди из окошек.
Подобно всем, гляжу в свое окно
для верности. Но что такое верность?..
А за окном – то хмуро, то темно, -
окно определяет: это – вечность.
Действительно, - еще одна жена?
И стих один? Коль с ним не разминемся.
Определяет проповедь окна
углы двора, куда мы не вернемся.
Глухое время!.. Летом – кое-как,
и уж совсем бессмыслица – зимою…
О, жизнь моя! Прекрасный мой сорняк!
Ты будешь здесь? Иль ты пойдешь со мною?

       А теперь подведём некоторые итоги. Так сказать Этапы Большого Пути: 1905 год. Лев Толстой читает в одной из тульских газет стихотворение пока ещё никому не известного поэта Сергея Городецкого "Нищая тульской губернии", приходит от него в восторг и читает его, затем, всем своим друзьям и знакомым.
Затем 1965 год. Городецкий читает в журнале "Юность" подборку двадцатилетнего Николая Потапенкова, также приходит в восторг и говорит Коле: «Я Есенина в люди вывел. Выведу и тебя".
Но подступает конец этого года и всё Колино поколение - 1945-1946 годов рождения - попадает в "тусклослякотную" серую дыру брежневско-сусловского Застоя. И, наконец, 1991 год. Распад Всего и Вся.
Но Колина книга в "Молодой гвардии" получает две прекрасные внутренние рецензии. Редакторы - Павел Горелов и Павел Калина - очень хотят её напечатать, но рушится Великая Империя, из-под обломков которой мы вызволили эту Книгу-Колокол, дорогой читатель.

                Леонид Колганов, поэт, прозаик,
                Публицист лауреат премии имени Анны Ахматовой журнала "Юность"
 
Николай Потапенков с племянницей А. Кручинина Марией Ивановой
 ОБ АВТОРАХ:
Кедров Константин Александрович (при рождении — Бердичевский) родился 12 ноября 1942, в Рыбинске - поэт, доктор философских наук, философ и литературный критик, автор термина метаметафора (1984) и философской теории метакода. Создатель литературной группы и автор аббревиатуры ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз) (1984). Член Союза писателей СССР (1989). Член исполкома Российского ПЕН-клуба. Член Международного союза дворян (по линии рода Челищевых — свидетельство № 98 13.11.08). Главный редактор международного «Журнала ПОэтов». Лауреат международной южнокорейской премии Манхэ 2013, международной премии и серебряной медали Давида Бурлюка, международной премии поэта и философа Григория Сковороды. Автор сборников «Компьютер любви» с послесловием Андрея Вознесенского: «Константина Кедрова смело можно назвать Иоанном Крестителем новой метаметафорической волны в поэзии», «ИЛИ», «Дирижер тишины», «Говорящие звезды», монографии «Поэтический космос», книг «Инсайдаут», «Метаметафора», «Метакод», «Философия литературы».
Кацюба Елена Александровна родилась 24 января 1946 — русский поэт, член Союза Писателей, член ПЕН-клуба, одна из основательниц группы ДООС во главе с Константином Кедровым. Окончила отделение журналистики Казанского университета. По инициативе Юнны Мориц и Андрея Вознесенского была принята в Союз Писателей с рекомендацией Генриха Сапгира на первом общем собрании после распада СССР. С 1998 по 2003 г. она была телевизионным обозревателем в газете «Новые известия», с 2003 по март 2005 вела еженедельную колонку «Книжная полка» в газете «Русский курьер». Е. Кацюба — ответственный секретарь и арт-дизайнер «Журнала ПОэтов», создатель двух первых в России и в мире палиндромических словарей (медаль им. Б.Гринченко - последователя В.Даля - на фестивале «Славянские традиции»), автор поэтических книг: «Красивые всегда правы», «Игр рай», «Глядящие на пламя». Участница многих международных поэтических фестивалей, лауреат Международной премии и серебряной медали Давида Бурлюка, «Другие», 6-го Волошинского фестиваля, интернет-журнала «Окно» (Ирландия). «Если бы Хлебников жил сегодня, он писал бы, как Елена Кацюба», - сказал Андрей Вознесенский на сцене Таганки, где поэты праздновали в 2000 году Первый Всемирный день поэзии ЮНЕСКО.
Ерёмин Николай Николаевич родился 26 июля 1943 года в городе Свободном, Амурской области. Окончил Медицинский институт в Красноярске и Литературный им. А.М.Горького в Москве. Член СП СССР с 1981 г. Союза российских писателей с 1991г. и русского ПЕН-центра международного ПЕН-клуба. Кавалер Золотой медали «Василий Шукшин». Автор книг прозы «Мифы про Абаканск», «Компромат», «Харакири», «Наука выживания», «Комната счастья», «Волшебный котелок», «Чучело человека». Выпустил в свет Собрание сочинений в 6 томах Новые поэтические книги: «Идея фикс», «Лунная ночь», «Поэт в законе», «Гусляр», «О тебе и обо мне», «На склоне лет», «Тайны творчества», «Бубен шамана», «От и до», «Кто виноват?», «Владыка слов», «Гора любви», «В сторону вечности», «Папа русский», «Тень бабочки и мотылька», «Поэзия как волшебство», «Смирительная рубашка», «Подковы для Пегаса», «Сибирский сибарит», «Эхо любви, или Старик без моря» «Доктор поэтических наук», «Игра в дуду и в русскую рулетку», «Поэтическое убежище», «Енисей впадает в Волгу», «Смысл жизни», «Храм на любви» «Муза и Поэт», трёхтомник «Небо в алмазах» изданы уже в ХХ1 веке.
Николай Ерёмин является автором-составителем проекта «Миражисты», под грифом которого издал альманахи «Пощёчина общественной безвкусице», «5-й угол 4-го измерения», «ЕБЖ-Если Буду Жив», «Сибирская ссылка», «Кастрюля и звезда, или Амфора нового смысла» «Бомонд», «Рог изобилия», «Прятки Каш-Каш», «Точки над Ё» «Аверс и Реверс», «Крутняк», «Тайм-аут», «Внуки Ра» (Смотрите в цвете на - лауреат премии «Хинган» , «Нефритовый Будда» и «Сибирский Лев» (2019г) Победитель конкурса «День поэзии Литературного института - 2011» в номинации «Классическая Лира». Дипломант конкурса «Песенное слово» им. Н.А.Некрасова. Награждён ПОЧЁТНОЙ ГРАМОТОЙ министерства культуры РФ (Приказ №806-вн от 06.11.2012 подписал В.Р. Мединский). Публиковался в журналах «День и ночь» Марины Саввиных, «Новый Енисейский литератор» Сергея Кузичкина, «Истоки» Сергея Прохорова, «Приокские зори» Алексея Яшина, «Бийский вестник» Виктора Буланичева, «Интеллигент» Сергея Пашкова, «Вертикаль» Валерия Сдобнякова - Нижний Новгород, «Огни Кузбасса» Сергея Донбая, «Доля» Валерия Басырова, «Русский берег» Бориса Черных - Благовещенск, «Вовремя» Владимира Золотухина - Лесосибирск, в альманахе «Дафен» Цу Тяньсуя - город Синьян, на китайском языке, в переводах Хэ Суншаня, во «Флориде» Александра Росина - город Майами, в «Журнале ПОэтов» Константина Кедрова -- Москва, В интернете на порталах «Лексикон» Елены Николаевой - Чикаго, «Подлинник» Виктора Сундеева, «45я параллель» Сергея Сутулова-Катеринича», «Русское литературное эхо» - Иерусалим, «Стихи. Ру, Проза. Ру» Живёт в Красноярске Т:: 8 95О 4О1 ЗО1 7. Электронный адрес nikolaier@mail.ru
Евгений Степанов (1964) — поэт, прозаик, публицист, издатель. Родился в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института и аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова. Кандидат филологических наук. Печатался в альманахах Н. Еремина, журналах «Интерпоэзия», «Урал», «Наш современник», «Нева», «Звезда», «Дружба народов», «Знамя», «Арион», «Юность», «Волга» и во многих других изданиях. Автор нескольких книг стихов и прозы. Главный редактор журнала «Дети Ра» и портала «Читальный зал». Лауреат премии имени А. Дельвига («Литературная газета») и премии журнала «Нева». Живет в Москве и поселке Быково (Московская область).
Андрей Кручинин родился в Москве в 1966 году. Служил в вооруженных силах СССР. Получил высшее юридическое образование. Окончил Высшие литературные курсы Литературного института А.М. Горького, изучал искусствоведение и психологию в Институте св. Фомы. Был участником литературной студии, возглавляемой Т.Л. Успенской-Ошаниной, а также дружеского сообщества поэтов, получившего название «Волоколамская коммуна», под руководством Николая Потапенкова. Член Союза писателей.
Публиковался в газетах, журналах, альманахах, коллективных сборниках.
В 2011 году вышел в свет сборник стихов «Дуэт корабельных скрипок» (М.: Академия поэзии).
Ясов Валерий Николаевич  о себе в третьем лице Родился 14 февраля 1962 года, в Москве. Закончил в 1983 году ТХТУ.  С 1998 член творческого Союза художников России (ТСХР). Работает в стиле сюрреализм, сюр. панк, романтический пейзаж. Уважает тушь и акварель. Работы находятся в российских и зарубежных  частных коллекциях. Выставляет рисунки в Московских и Подмосковных галереях. Не чужд поэзии. Участник портала Стихи.ру. Автор трёх романов, написанных в соавторстве с Мариной Озеровой: «Постановка», «Человек появился позже», «Подсудимые призраки». Глубоко уверен, что рисунок нужно прожить, а не только запечатлеть.
«Международная литературная премия «ЗОЛОТАЯ ПЧЕЛА – 2019»
ДУХОВНАЯ ЛИРИКА Диплом 1 степени: «Молитва о дожде»ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА Диплом: «Звонок отцу»
Сергей Сутулов-Катеринич Поэт, главный редактор Международного поэтического интернет-альманаха «45-я параллель» // 45parallel.net. Родился в Северном Казахстане (Петропавловск) — живёт и работает на Северном Кавказе (Ставрополь). Вторую часть фамилии взял в память о матери.
Член Русского ПЕН-центра, Союза российских писателей, Южнорусского союза писателей и Союза журналистов России. Стихи Сергея С-К включены в антологии «Дикороссы. Приют неизвестных поэтов», «Свойства страсти. Русские поэты ХХ века», «Русская поэзия XXI века», «45: параллельная реальность», «45: русской рифмы победный калибр», «Белая акация», «Кастрюля и звезда», «5-й угол 4-го измерения», «Талисман», «Кочевье» и в ряд других «соборных» проектов. Ввёл в литературный оборот термин «поэллада» (от слов «поэма» и «баллада»). Автор девяти книг стихов, включая «Дождь в январе», «Азбуку Морзе», «Русский рефрен», «Ореховку. До востребования», двухтомник «Ангел-подранок». Широко публикуется в российской и международной периодике.
Лауреат премий, конкурсов, фестивалей: «Золотое перо Руси» (Москва), «Серебряный стрелец» (Лос-Анджелес), «Редкая птица» (Днепр), «Эмигрантская лира» (Брюссель), имени: Петра Вегина (Лос-Анджелес), Валентины Слядневой (Ставрополь), Константина Бальмонта (Мельбурн), Германа Лопатина (Ставрополь) и др. Лауреат в номинации «Поэт-подвижник Русского Безрубежья» (Филадельфия). Награждён медалью ордена Святой Анны и орденом Святого Станислава Российского Императорского дома (Мадрид) — за заслуги перед российской культурой.
Прохоров Сергей Тимофеевич – коренной сибиряк. Живет в таежном поселке Нижний Ингаш Красноярского края. Основатель и редактор двух литературно-художественных журналов: печатного - «ИСТОКИ» http://журнальныймир.рф/istoki-no29-2018    и электронного - «ЛИТКУЛЬТПРИВЕТ!» http://magazines.russ.ru  известных далеко за пределами края и за рубежом. Автор 20 книг стихов и прозы. Печатался в журналах «Юность», «Великороссъ» (Москва), «Немига литературная» (Минск), «Доля», «Крым» (Симферополь), Вертикаль» (Нижний Новгород) «Приокские зори» (Тула), «Простор» (Казахстан), «Наше поколение» (Молдова), «Новый ренессанс» (Германия), в альманахах «Затесь» (Красноярск), «Литературная Канада» (Торонто) и других изданиях.Член Союза писателей России, член Международной Федерации русскоязычных писателей, член-корреспондент литературной академии республики Крым. Кавалер ордена «Культурное наследие».
Вова Рыжий – поэт, живёт в Ростове-на-Дону 

Иветта Валериевна Лишенко (Валерия Пенкратт, в социальных сетях) Окончила Томский политехнический институт по специальности инженер-математик в 1990 году. Работает инженером в АО «Производственное Объединение «Электрохимический завод», член ЛИТО «Родники», ТО «Резонанс» (г. Зеленогорск). Ее публикации стихов в российской печати. Автор поэтического сборника «Меж двух берегов». Стихи пишет с детства. Лауреат фестиваля бардовской песни и поэзии «Гамаюн»  в номинации «Поэзия» (Глазов, 2017) и дипломантом конкурса одного стихотворения альманаха «Новый Енисейский литератор» (Красноярск, 2017). Дипломант городского открытого фестиваля чистой музыки в номинации «Автор поэтических текстов» (Зеленогорск, 2018). Дипломант ХХ Краевого фестиваля авторской песни и поэзии «Высоцкий и Сибирь» в номинации «Автор стихотворения» в 2019 г.
Владимир МОНАХОВ (Братск, Иркутская область) родился 1 мая 1955 года, автор более десяти сборников стихов и прозы. Активно публикуется в журналах и альманахах. Его тексты вошли в антологии . Финалист первого Всероссийского конкурса хайку. В 1999 году награжден Пушкинской медалью Международного Пушкинского общества (Нью-Йорк). За серию лирико-философских эссе, опубликованных в журнале "ЮНОСТЬ" в 2005 году назван лауреатом литературной премии имени Владимира Максимова. В 2009 году за "Русскую сказку" вручена национальная премия "Серебряное перо". Лауреат Международного поэтического конкурса «Лёт лебединый» имени Петра Вегина(2014). Занял второе место в номинации "Бэла" за лучшую новеллу о любви в международном Лермонтовском конкурсе (2014). Входит в литературную группу ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз) под псевдонимом Братскозавр. Руководит Иркутским региональным отделением Союза литераторов России.
Любовь Геннадьевна Воронина 
родилась в Москве. Мать Любови, Клара Анатольевна, урожденная Пальцева, занималась хоровым пением, танцами, прикладными искусствами, что на всю жизнь осталось ее главным увлечением. В молодости работала токарем, затем получила медицинское образование и до пенсии служила медицинской сестрой в наркологическом диспансере.
Любовь с детства была творческим человеком, имела незаурядные способности к музыке и изобразительному искусству, однако, родители, испытавшие на себе тяготы войны и послевоенного времени, предпочли дать ей образование, которое, как им казалось, позволит крепко стать на ноги и обеспечит выживание. Любовь, вслед за матерью, получила медицинское образование, сохраняя, несмотря на все, глубокий интерес к литературе и искусству. Этому способствовали и родовые корни. Родной дядя, брат матери, - известный художник Валерий Пальцев, преподаватель живописи в Харьковском художественном училище, двоюродные сестры Виктория и Татьяна – также художницы, зять – известный скульптор Алексей Благовестнов, автор памятника выпускникам ВГИКа Андрею Тарковскому, Василию Шукшину и Геннадию Шпаликову, памятника Виктору Цою и ряда других известных скульптурных работ.
Творческая интенция привела Любовь Воронину в руководство проектом «Аурват», организованный совместно с автором Андреем Кручининым и предпринимателем Василием Любцевым. Проект призван объединять и создавать условия для творческого развития представителей всех направлений искусства, литературы, науки и смежных областей. С целью реализации проекта Любовь Воронина переехала в Крым. В настоящее время проживает в г. Судак.
По ее инициативе и на её средства в данном издании печатается подборка стихов и материалы о творчестве поэта Николая Потапенкова.
Николай Петрович ПОТАПЕНКОВ (17.12.1945 - 8.11.1997) Родился 17 декабря 1945 года в Москве и был назван в честь Николы Зимнего. После окончания школы служил в ВС СССР, где начал печататься в армейской многотиражке. По возвращении работал на радиостанции «Юность», печатался в одноименном журнале. Изучая историю гражданской войны, принял сторону Белой Армии и остался верен своему выбору до конца. На этом закончилась его официальная карьера и началась подпольная, диссидентская, с неустроенным бытом и протестными выпивками, повлекшими за собой трудные жизненные обстоятельства. Творческая биография поэта Николая Потапенкова заключила в себя практически все коллизии и перипетии своего времени: встречи с известными литераторами серебряного века Сергеем Городецким и Рюриком Ивневым, дружбу с поэтами Леонидом Губановым, Эдмундом Иотковским и художником Иваном Новоженовым, приятельство с Генрихом Сапгиром, Александром Володиным и Алексеем Охрименко, встречи с Юрием Мамлеевым, общение с которым оказало сильное влияние на личность поэта. Николай Потапенков трагически погиб в ноябре 1997 года. Незадолго до смерти поэта исчезли практически все рукописи его стихов
СОДЕРЖАИИЕ
                РЕИНКАРНАЦИЯ
                Андеграунд и Авангард Доосов и Миражистов
         
Константин КЕДРОВ
Елена КАЦЮБА
Николай ЕРЁМИН
Евгений СТЕПАНОВ
Андрей КРУЧИНИН
Валерий ЯСОВ
Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ
Сергей ПРОХОРОВ
Вова РЫЖИЙ
Иветта ЛИШЕНКО
Владимир МОНАХОВ
Юз АЛЕШКОВСКИЙ
Евгений ПОПОВ
Николай ПОТАПЕНКОВ
     «Литера-принт»
                2019


      
Подписано в печать 30.09 .2019. Формат 60х84 
 1/16 Бумага офсетная. Тираж 100 экз. Заказ 01-011
     Отпечатано в типографии «Литера-принт»,
         Красноярск, ул. Гладкова, 6, оф. 030
                Телефон 8(391) 2 950 340