Сиротка Грета
то на ладони, а то на тропинки волчьи.
- Грета, ау!!! Отзовись, — крик имеет почерк.
С факелом дымным уходит во мрак лесничий.
Дюжину дюжин крестьян и собак ещё бы,
но день пути до селения... Где вы, люди?!
Хоть бы успеть до медведя во глубь чащобы.
Звери, известно, и кости девичьи любят.
Дома рыдает свеча и никто из прочих,
мать у бедняжки к отцу отошла тем летом.
Может быть, ранить судьба сироту не хочет,
да всё равно бьёт меж рёбер сильней стилетов.
Тянутся в рот рукава и сосульки с ворса,
плачет она:
"Пить мне! Пить!"
Пара дней до гроба?
"Будь же неладен для печки проклятый хворост!" —
отчим ворчит и по следу идёт в сугробы.
Страх одиночества лют. У него под небом
нет ни души из живых, а сиротка Грета
копия мать... Якоб так беспокоен не был
множество зим; зим, в которых семья согрета.
В доме и чай травянист, и медвежья шкура
кажется мягче неведомой им перины;
факел трещит на метель и смолисто курит.
В Рим все дороги, но кто же из них из Рима?
Слышится воем вдали ей знакомый голос,
плача, сиротка спешит от него в испуге;
Грете погибель милей, чем валяться голой,
смирно терпя на себе его злые руки.
4 октября 2019 08:45
Свидетельство о публикации №119100401170