Ересь

Художник взял бокал. Он был в печали. Херес
Умеет влажным ветром тучи разогнать.
Любимая картину обругала: «Ересь!
Не можешь ты меня правдиво рисовать.
Да, вижу я, портрет написан утончённо,
Но разве это я? Зачем ты изменил
Мой рот и нос, мои глаза? Ты не влюблённый,
Раз подбородок мой тебя не вдохновил.
Я думала, что холст мне зеркалом послужит, –
Увы! Придётся вновь довольствоваться лишь
Зеркальной скукой и такой безводной лужей
Под низким небом безобразных старых крыш».
Она ушла. Она обиделась за то, что
Её невольно приукрасил портретист.
Она себя стеклом почувствовала. Кто-то
Всегда готов принять стекло за аметист.
И вот художник пил вино в осенней роще,
Желая хоть на миг забыться от хандры,
Вдохнуть поглубже, веселее стать и проще,
Смеясь над болью истерично и навзрыд.
Какой-то мальчик подошёл к нему. «Дай выпить! –
Просил своим пока что тонким голоском. –
Сбежал из дома я: мне мама хочет всыпать
За то, что локти я расставил за столом,
За то, что апельсины ел без разрешенья
И, главное, её портрет нарисовал!» –
И из кармана он достал плод вдохновенья –
Рисунок свой – и живописцу показал.
Была «картина» далека от совершенства,
И мамочка какой-то страшненькой была,
Но рисовать умеют ли иначе в детстве?
Рука ребёнка пятилетнего мала –
Такой руке лишь предстоит ещё окрепнуть
И превратить в шедевры белые холсты,
Всю жизнь храня почти супружескую верность
Искусству и священной силе красоты.
Немного робко пробовал мальчишка херес,
Чтоб утопить обиду детскую свою,
Ведь о его рисунке мать сказала: «Ересь!
А я еретиков – запомни! – не люблю!»