Некоторые не попадут в чулан

Папа Карло был далеко... И мысли не было писать... потому что Буратино никогда не видел пера и чернильницы. Только девочка сказала: "Пишите", - и он сейчас же сунул в чернильницу свой нос и страшно испугался, когда с носа на бумагу упала чернильная клякса.
     Девочка всплеснула руками, у нее даже брызнули слезы.
   - Вы гадкий шалун, вы должны быть наказаны!

Она высунулась в окошко:

- Артемон, отведи Буратино в темный чулан!
     Благородный Артемон появился в дверях, показывая белые зубы. Схватил Буратино за кожаную курточку и, пятясь, потащил в чулан, где по углам в паутине висели большие пауки. Запер его там, порычал, чтобы хорошенько напугать, и опять умчался за птичками.
Девочка, бросившись на кукольную кружевную кровать, зарыдала оттого, что ей пришлось поступить так жестоко с деревянным мальчиком. Но если уж взялась за воспитание, дело нужно довести до конца.

   Буратино ворчал в темном чулане:

- Вот дура девчонка... Нашлась воспитательница, подумаешь... У самой фарфоровая голова, туловище, ватой набитое... в доме номер два её место...

В чулане послышался тоненький скрип, будто кто-то скрежетал мелкими зубами:

- Слушай, слушай...

Он поднял испачканный в чернилах нос и в темноте различил висящую под потолком вниз головой летучую мышь.
- Тебе чего?
- Дождись ночи, Буратино.
- Тише, тише, - шуршали пауки по, углам, - не качайте наших сетей, не отпугивайте наших мушек...

    Буратино сел на сломанный горшок, подпер щеку. Он был в переделках и похуже этой, но возмущала несправедливость.
    - Разве так воспитывают детей?.. Это мученье, а не воспитание... Так не сиди да так не ешь... Ребенок, может, еще букваря не освоил, - она сразу за чернильницу хватается. А кобель небось гоняет за соловейными птицами, - ему ничего...

Летучая мышь опять пискнула:
    - Эта псина, холоп англосаксов и либерал-фашист. Дождись ночи, Буратино, я тебя поведу на Донбасс!
- Дон Бас Барабас?
- Нет! Донбасс - это территория свободы, где много музыки, поэзии, пространства для жеста! Там ждут тебя друзья.., счастье и веселье. Всё, что мы делали с Захаром это голимый беспредел...
- Как Хованский в клипе "Это Россия"?
- Типа того! Да у Захара своих клипов хоть завались... Не боишься?
- Что мертвяки будут ночью приходить?
- Что однажды тебя могут призвать... к ответу?
- Конечно не боюсь. Я живу в контексте Красноярской тайги, экологии.. Где липа Нащекина, Лиственница, Пихта обыкновенная и Сосна. Я там и живу. Меня вообще никакие ваши суды не волнуют.
- Вот и славно. Жди ночи.

   Девочка с голубыми волосами подошла к двери чулана. – Буратино, мой друг, вы раскаиваетесь наконец?
   Он был очень сердит, к тому же у него совсем другое было на уме. – Очень нужно мне раскаиваться! Не дождётесь…
– Тогда вам придётся просидеть в чулане до утра…
    Девочка горько вздохнула и ушла.
   
    - Тише, тише, - оживились пауки!
   На НТВ начинались "Уроки русского." И Буратино притих...

"Недавно я был в Кремле, - легендарный телеведущий вскинул прокопченую боями бровь, - мне там выдали целый талмуд, там была вся социология по стране, как и о чём думает население. В Кремле всё замеряют и всё учитывают, только реакции на это поступают не сразу. Но будут обязательно. Вспомните, какие телешоу были в 90-х, кому персонам предоставляли слово, какие фильмы снимали о «проклятом советском режиме», об истории... Но так не будет долго. И постепенно на наши мысли и настроения, такие события как «Русское лето» в Воронеже, дадут свои всходы!"

   Даже у пойманых пауками мушек от таких слов потеплело на душе. И когда телеведущий с прокопченой бровью, вместо того чтобы рассказывать чуланцам о том, "как деградируют наши дети," потому что родители перестали читать книги... (а, соответственно и безответственно перестали книги покупать), сам решил почитать им что-нибудь из своих книжек, все обрадовались! Телеведущий присел на край стола... "и тут же, похохатывая, подхватил разговор:
– Разница только в том, что те не хотели..." читать, то есть "начинать креститься, а наши монахи – не хотят прекращать.
– Господин Мезерницкий, разве это повод для шуток?! – всплеснул руками Василий Петрович.

    (И пауки загудели у экрана)

– Товарищ Мезерницкий, – поправил тот. – Музыкант духового оркестра Мезерницкий, имею честь! – и, без перехода, повёл речь дальше: – Хорошо, вот вам другой пример: Василий Петрович наверняка завёл тему о парадоксах Соловков – не кажется ли вам забавным, что в стране победившего большевизма в первом же организованном государством концлагере половину административных должностей занимают главные враги коммунистов – белогвардейские офицеры? А епископы и архиепископы, сплошь и рядом подозреваемые в антисоветской деятельности, сторожат большевистское и лагерное имущество! И даже я, поручик Мезерницкий, играю для них на трубе – ровно по той причине, что сами они этому не обучены, но готовы исключительно за это умение освободить меня от общих работ. Знаете, что я вам скажу? Я скажу, что борьба против советской власти бессмысленна. Они сами не могут ничего! Постепенно, шаг за шагом, мы заменим их везде и всюду – от театральных подмостков до Кремля.

Бурцев со значением посмотрел на дверь, а Мезерницкий только махнул рукой:
– Ерунда! Не далее как вчера я это говорил Эйхманису лично.
– Говорил или не говорил – дело твоё, суть в том, что всё это легкомысленно, – ответил Бурцев без раздражения и даже с улыбкой. – Ты тут уже три года, друг мой, и оторвался от реальности. Тебе видней, что там с духовыми, а с хозяйством они понемногу учатся справляться…
– Не знаю, не знаю, – прервал Мезерницкий, которому куда больше нравилось говорить самому. – Обратите, милые гости, внимание: на общих работах из числа офицеров работает только Бурцев, и то в силу его, простите, мон шер, нелепого упрямства, а остальные… – тут Мезерницкий начал загибать пальцы, вспоминая, – инспектор части снабжения, лагстароста, инженер-телефонист, агроном, два начальника производств и два начальника мастерских!.. Не всё, не всё!.. На железной дороге – наши! На электростанции – наши! В типографии – наши! На радиоузле – наши! Топографией занимаются наши! И даже в пушхозе – наши!
– И непонятно, как мы при таких талантах проиграли большевикам войну, – негромко, ни к кому не обращаясь, заметил Бурцев.
– Притом что, – вновь не обращая ни на кого внимания, говорил Мезерницкий, – учтите, с 20 года я абсолютно аполитичен. Командование Белой армии своей глупостью и подлостью примирило меня с большевиками раз и навсегда. Но зачем же отрицать реальность. Соловки – это отражение России, где всё как в увеличительном стекле – натурально, неприятно, наглядно!"

   В чулане стало совсем душно... В руке учителя "русского" появился платок.
     Официант – безупречные балетные движения, белые брюки, белая рубашка –  с непроницаемым лицом принес рюмку водки. (Он тоже когда-то служил в ополчении. Был грязный, контуженный, с ошалевшими глазами; теперь сменил амплуа)
И всё на экране спуталось... смешались воедино какие-то события... и телезрителям хотелось ещё раз повторить, вместе с учителем "русского" что правда - это как запомнилось.
   ПРАВДА: как спето! 
И на столе рядом с телеведущим лежала «Комсомольская правда»,  содержащая в себе не только соль, одну луковицу, разрезанную на две части, шмат нарезанного сала и порезанный черный хлеб, но и полный текст октябрьского доклада 1958 года, который сделал первый секретарь ЦК ВЛКСМ Владимир Семичастный, выступая
на торжественном заседании, посвященном сорокалетию комсомольской организации!

     Владимир Семичастный возник  в студии неожидано.... Он появился из-за книжных стеллажей, подошел к учителю "русского", пожал ему руку и сказал:
«Как говорится в русской пословице, и в хорошем стаде заводится паршивая овца. Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице Пастернака, который выступил со своим клеветническим так называемым произведением. Он настолько обрадовал наших врагов, что они пожаловали ему, не считаясь с художественными достоинствами его книжонки, Нобелевскую премию».

"Иногда мы кстати совершенно незаслуженно говорим о свинье что она такая сякая и прочее...  либеральное... - подключился телеведущий.

"Абсолютно согласен с вами!" - прервал прекрасную мысль Семичастный. - Я должен вам сказать, что это наветы на свинью. Свинья — все люди, которые имеют дело с этими животными, знают особенности свиньи, — она никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит. Поэтому если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал. А Пастернак — этот человек себя причисляет к лучшим представителям общества, — он это сделал. Он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит».

- И Быков гадит... Пора что-то делать с этими "внутренними эмигрантами..."

"Нужно всех "внутренних эмигрантов" отправить в их Америку" - закричали пауки. - начитаются книжек, а потом пишут что попало!" И мушки  поддержали пауков: "Лучше бы родители Пастернака целыми днями сидели в интернете!  И Буратино, окончательно во все запутавшись, желал справедливости! Ведь автор "Обители" тоже заслужил Нобелевскую, но тогда почему...
 
    Выключили телевизор... Настала ночь. Сова захохотала на чердаке. Жаба выползла из подполья, чтобы шлёпать животом по отражениям луны в лужах. Девочка легла спать в кружевную кроватку и долго огорчённо всхлипывала засыпая.
В домике часы с маятником пробили полночь. Летучая мышь сорвалась с потолка.
– Пора, Буратино, беги!