На рыбалке

     Однажды в тихий августовский вечер, сидя за ужином, муж предложил мне поехать с ним на рыбалку.
- Нет, -  вяло протянула я, - мне будет скучно и совсем не интересно.
- Разве ты не хочешь встретить  рассвет на берегу  реки?  Увидеть восход солнца? -  продолжил  он.
Я задумалась... Отпускные дни  не отличались разнообразием и несли простую череду забот.  Пора оживить тоскливый покой.
- Еду!
        Раннее утро следующего дня  бодрило прохладным туманом.  Всю дорогу ехали медленно с включёнными фарами.  Туман  на берегу Донца  оказался ещё гуще, он был  почти непрогляден.
       Природа явила сказку. А в сказках должно быть волшебство. Оно и привело меня в  некоторое замешательство.  Где река? Её не видно.  Не видно и противоположного берега и  леса на нём.  Где окаём неба?  Ничего, кроме тумана.  Я  -  в   облаке. 
         Сквозь плотную пелену замечаю, что стою на  краю довольно высокого берега.  А  внизу, покрытая  густой ряской, узкая  полоска воды.  Зябко кутаюсь в тканое покрывало и прислушиваюсь. Справа  доносится  монотонный железный  скрежет.  Это паром, догадываюсь я.  Изредка слышу лёгкие всплески воды и едва уловимые голоса. Рыбаки. Мы здесь не одни. Есть ещё люди. Медленно двигаюсь по прибрежной тропе и натыкаюсь на  палатку. Рядом  с ней двух среднего возраста мужчин, с  несколькими  недалеко  расставленными друг от друга удочками. Лица у рыбаков сосредоточены, с выражением строгости и терпения. Мужчины сдержанно переговариваются. Ничего лишнего, только по существу. 
      Внезапно близко от себя слышу странные шаги: спутанные и тяжёлые. Это не человек. Лось? Испуганно пячусь назад, отхожу в сторону и встаю за развесистый дуб. Напряжённо всматриваюсь. Из туманности отчётливо вырисовываются два силуэта  лошадей. Они белоснежные, без всадников и уздечек.  Неспешно вышагивают  рядом, изредка подходят к краю берега.  Вот они поравнялись со мной, спокойно прошли мимо. Мне кажется, что это  кобыла и жеребёнок. Видимо, ищут сход к реке. Я смотрю им вслед. Почему с ними никого нет? До Гундоровки далеко, а  в Михайловку нужно ехать на пароме. Удивительная пара удаляется  по прибрежной  тропе и медленно исчезает  в тумане.
      Назойливо  клонит в сон.  Сажусь в  машину, чтобы  подремать в кресле.
Вздрагиваю:  проспала восход! Нет,  успела. Гляжу, как  над извивом  реки,   прибрежным лесом, угрюмым терриконом Гундоровской шахты  ровно строго вверх плывёт солнечный диск. Яркими лучами пробивает низкие облака, делая в них светящиеся колодцы,  из которых льётся торжествующий свет. Он отражается в воде. Река  парит, я чувствую её дыхание. 
       На противоположном берегу Донца в начавшем редеть тумане выткался лес, поросшая камышом заводь, а рядом с ней упавшее сухое дерево с высоко поднятой  рукой-веткой. Видимым становится и течение реки. Оно спокойное, но уверенное. Туман рвётся,  его обрывки  стекают с листьев деревьев, лениво сползают со стволов и опускаются в траву, цепляясь за неё, ползут и низко стелются над землёй. На колючей ветке облепихи, как на пяльцах растянулась искусно сотканная паутинка. Сквозь неё светит солнце, и застывшие капельки росы сверкают алмазами. «Золотом в молоке»  поблёскивают  мелкие жёлтые ягоды. Тихо, ветерок не колыхнёт ни единой веточкой.
        Я подхожу к мужу, он сосредоточенно смотрел на поплавок. В синем пластмассовом ведёрке  мечутся две  небольшие, величиной с ладошку,  рыбки. Одна из них серебристая, с красными плавниками. Я знаю, что это - плотвичка.
          Здесь много  натоптанных мест.  И, почти, на каждом из них, сидит или стоит рыбак. Они все разного возраста, есть женщины и дети. Изредка нарушает тишину колокольчик донки, да  шелест листьев большого серебристого тополя, растущего  близко у воды, навевает грустинку и воспоминания о детстве.
        Люблю наблюдать за переменчивым донским небом.  То зальётся жарким светом, то вдруг станет низким и серым. Ближе к полудню разбрелись по нему причудливой формы облака. Над рекой повисло и отразилось в ней пышное нарядное облако, по форме напоминающее охапку шаров.
         Держась за обломки веток,  я спустилась по стволу большого тополя, склонившегося  с берега  к самой воде. Стараюсь не нарушить тишину и магию процесса, опускаюсь в воду без единого всплеска и бесшумно  плыву. Вода чистая, прозрачная и холодная. Совсем рядом раздаётся долгий и тревожный  крик чайки. Точёная хищная птица, зорко  выследила рыбу, а затем, стремительно подлетев,  схватила её своим сильным клювом.
       Внезапно с левого берега Донца  разносятся  раскаты  грома. Только звук  какой-то неестественный. А это что? Хруст веток?  Нет, это – автоматная очередь и снова жёсткий удар металла о землю. Там, не очень далеко отсюда,  граница с Украиной. Начался очередной бой. Из камышей выпорхнула небольшая стая уток и с криком полетела вдоль реки. На берегу заволновались рыбаки. За четыре года жизни в прифронтовой зоне я привыкла к звукам войны. Вот и сейчас, я  только немного волнуюсь,  как буду  выходить из воды по наклонному тополю. Вверх идти сложнее. Сумею ли?
       Под гул канонады  медленно  поднимаюсь вверх и оглядываюсь. Там, за рекой  возле хутора Зелёновка остались старые окопы, ещё те, с прошлой войны. Я помню о них  с детства. Оттуда бьют, а может чуть дальше?  Вижу, как над вершинами, едва тронутого первой желтизной леса, прямо к облаку–охапке  поднимается туча пыли, слушаю, как стонет прострелянная тишина.