Серый

Виктория Белькова

Свиристели стайкой облепили дичку – дикую яблоньку. Расклевывая столь любимую деревенской детворой сладко-кислую мерзлую мякоть, саму мякоть темно-красных плодов они не ели, а небрежно сбрасывали рваные кусочки на голубоватый снег. Цель их пиршества – семена маленьких яблочек.  Самочек легко отличить от кавалеров по отсутствию у дам хохолков.  И ведут себя особы птичьего женского рода более сдержанно и деликатно, как и положено дамам.
У кустов сирени тоже весело, пожалуй, даже чересчур.  Шумные и быстрые воробьи гоняются за переносимыми ветром по упругому насту семенами сирени.  Птахи едва присаживаются на снег и тут же взлетают, опускаясь в спасительные заросли голых сиреневых ветвей.  Видно, что их что-то тревожит.  Вдруг, вся воробьиная ватага срывается с наста, облепляя более высокие ветки, склонившейся над сиренью черемухи.
А вот и причина птичьего переполоха.  С восточной стороны дома, пригнув голову, и, пружиня шаг, по краю завалинки крался кот – гроза всех местных пернатых.
Кот был старым и трёхлапым.  За дымчатую серую масть получил кличку Серый.   Одну лапу он потерял в войне с крысами.  Только воевал с грызунами не кот, а его хозяин.  Отчаявшись пробудить в лежебоке, хоть какое-то чувство долга и благодарности за регулярно потребляемое котом парное молоко, хозяин сам начал неравную борьбу с крысами.  В ход пошли капканы, в один из которых и попался усатый.
Оставшись на трёх лапах, кот охотился на птиц, редко достигая удачи в этом кошачьем ремесле.  А хозяин, чувствуя за собой вину перед котом, хоть и косвенную, время от времени приносил усатому мышей.  Мыши добывались хозяином при случае в глубинах хоздвора.
За несколько лет до описываемых событий, когда кот был ещё молод и полон сил, ему уже пришлось поплатиться за недостойное кота поведение.  Наповадился лежебока в курятник.  В гнездах стали исчезать яйца, да не по одному-два, а чуть не десятками.  Битый не раз за свои пакости кот вредную свою привычку не оставлял, за что и был выдворен хозяином за несколько километров, на другой конец села, в чистое поле.  Благо стоял апрель, и погода не грозила коту ухудшением здоровья.
Хозяин, проезжая мимо поля, на котором всё лето охотился сосланный в ссылку разбойник, иногда оставлял для него кой-какую еду.  Кот хозяина видел, но не приближался.  Владельцы близлежащих домов стали жаловаться на кота, невесть откуда взявшегося, который таскал из их курятников яйца.
Серый прожил в поле всё лето.  А осенью, как ни в чём ни бывало, появился на своем дворе. По упитанному виду и лоснящейся шёрстке было видно, что жилось ему на вольных хлебах неплохо.  Хозяином и домочадцами усатый был принят с радостью.  Но вот, удивительное дело – яйца из своего курятника воровать перестал.  Соседи же стали жаловаться на серого разбойника, совершающего налёты на куриные гнезда.  А яйцекладки на своем подворье были целы!
Кот за время своей полугодовой ссылки как будто понял, за какие провинности попал у хозяина в опалу и немилость.  Но как? Ответ на этот вопрос остается загадкой.  Соседи не раз грозились расправиться с серым воришкой.  На что хозяин спокойно отвечал:
– Наказать проказника разрешаю.  Если поймаете.
Но Серый был неуловим. И всегда возвращался целым и невредимым.  Жил он в летнем домике с безпородной кошечкой Пушинкой.  И, будучи трёхлапым, не уступал свою подружку более молодому и сильному Маркизу.  Сиам Маркиз был «голубых» кровей и пользовался привилегией жить в хозяйском доме.  В летнем домике появлялся только во время брачной весенней поры.  За свою Пушинку трехлапый Серый с Маркизом дрался насмерть.  После очередного жестокого боя, Маркиз, обычно, ретировался, разметая хвостом клочья рваной шерсти.
Но кошачья жизнь коротка.  Стал стареть и Серый.  Он уже не мог так бесстрашно постоять за себя.  Боясь хозяйских дворняг, подолгу сидел на столбике надворных построек, призывно и жалобно мяукая, покуда хозяин не подходил к нему и не подставлял свое плечо.  Тогда Серый благодарно перебирался к хозяину на спину и ехал транзитом через весь двор к спасительному летнему домику.
Всё реже бедняга выходил на улицу, греясь у печи в объятиях брошенного детьми такого же старого плюшевого мишки.  Серый уже не бился с Маркизом за свою Пушинку, выказывая полное безразличие к весеннему дурманящему ветерку. Он старел. И все чаще сидел, нахохлившись, вспоминая былое, думая о своей полной приключений и радостей, непростой кошачьей жизни.