Про всё сразу

это холодно не снаружи, это у нас внутри.
всюду документальные чёрно-белые октябри -
день сурка, бесконечное чёртово колесо.
и ты, обезличен и невесом,
всё летишь паутинкой, а некуда прилетать,
ни руками не оплести, ни прижаться. тонка аорта.
остаётся одна изначальная нагота,
низведённая до по-быстрому в туалете аэропорта.
я люблю его, Боже, а он со мной просто спит.
ночь поставлена на репит.

минус десять в подвзошье, спасибо, уже не холодно.
пить за здравие Воланда
это Санто Стефано, сухими смотреть глазами,
как последнее солнце с господнего блюдца слизали
исхудавшие тучи, и вдаль улетают птицы.
а под утро приснится,
что обнявшись, мы спит у планеты на самом краешке
напряжённой ладони, мы близко, и ты не знаешь, как
прорастаешь в меня, понемногу пускаешь корни,
что когда просыпаюсь, я только тебя и помню
и твержу, как про грипп, ушибы или радикулит:
не боли у меня,
у другой тем более не боли...

это холодно не снаружи. оглянись, как нищие,
ходим сердце вымаливать, тёплое ищем, ищем
и руками - в огонь, и с руками, как ковшик сложенными -
дай, ну Боже,
дай, чужой человек, на плече у тебя погреться,
минус тридцать, мне тридцать, ты слышишь, а Бог не слышит.
и лежит человек с колотящимся в ребра сердцем
и беззвучно дышит.

я тебе объясню словами. сейчас объясню словами.
я не Мессинг и не рентген.
я не знаю, что между нами.
но когда ты не пишешь - для меня это навсегда.
но когда ты с другими - для меня это навсегда.
но когда ты не помнишь - для меня это навсегда.
блять, ну полная ерунда.
еруднее любой ерунды, но такое дело:
жизнь в петле и стоит на стульчике без ноги.
из всего, что дала бы, дешёвое только тело,
даже не береги.

а по улице кто-то идёт и мимозы несёт в охапке,
чуть касаясь асфальта, в смешной тёмно-красной шапке
с кошачьими ушками, со взглядом нечаянно поскользнувшегося
на скате крыши шестнадцатиэтажного дома.

рука, к руке прикоснувшаяся.
сердце, сердцем ведомое.
и если ты прочитаешь, а может быть, так поймёшь,
научи меня нежности, а не этому сука отчаянью.

и земля замирает, свернувшись в испуге клубком, как ёж,
в рюкзаке у невидимого за плечами.