Оторопь осенняя

Мне не стыдно
                в тишине,
                синей, заблудиться…
эта осень в сентябре может лишь присниться.
Дышат грустью в образах золотые лики,
и от чувства зарыдать разве труд великий.

В гуще золотой страны притаились ели.
Красным всполохом осины засветились еле.
И чадят, тираня глаз, багровея в ясном,
возникают в золотом необычной сказкой.
 
Ах, ласкает и томит бабье чудо-лето, 
время загнанной тоски в горе беззаветное.
Отчего красиво так? - вовсе без ответа…
Тает, радует, скорбит счастье неприметное.
Душу манит и зовёт по ветру листами…
ведь не веришь сам себе - а… случилось с нами.

Эта пышность в синий звон сном разворожилась,
то ли радость, то ли стон… толи чья-то милость.
Средь осеннего добра умереть не страшно, 
сколько светится тепла в похоронный праздник.





Чтобы сердце зависло в холодной тоске,
осень листья красиво развесила,
да на празднике этом горестно мне,
но и тут же - отчаянно весело.
Отчего же так жаль
                хоронить мою прошлую жизнь…
и, сквозь слёзы ненастье вбирая,
я зачем-то скулю: Жизнь моя, возвратись!
Не хочу, чтоб ты… и другая.

Но  окончился пир, согревавший теплом,
скукой холода сердце забилось…
не таким уж прекрасным было лето моё,
да  кончается  куцая милость.
Запоздало расцвечен любовью мой мир…
ставший отзвуком, неблагозвучным.
Что ж так жаль обожжённых ветвей перезвон?
Отчего так прощанье мучит?