Я, носитель мысли великой

     Христианское, православное мироощущение Николая Гумидёва представляется уникальным и пронзительным не только в настоящее время в сегодняшней России. Оно было уникальным и во времена поэтов Серебряного  века, когда либерально мыслящая интеллигенция во главе с Л.Н. Толстым стала отходить от Церкви и заниматься богоискательством  У Гумилева вера предков владела всем его сознанием, поражает чистотой и ясностью, неразрывно связана с  чувством Родины, готовностью к подвигу и самопожертвованию, и направляет всю его жизнь, И патриотизм его не рассудочен. А.В. Суворов, если помните,  тоже не рассуждал, отправляясь выполнять приказы царицы-матушки: побед жаждал и чести… «Мы — русские! С нами Бог!» У Гумилёва доблесть той же природы. Он отмежёвывается от мятущихся коллег по перу  и либеральных современников, противодействовавших власти и толкавших Россию к гибели:

Я вежлив с жизнью современною,
Но между нами есть преграда,
Все, что смешит ее, надменную,
Моя единая отрада.

Победа, слава, подвиг — бледные
Слова, затерянные ныне,
Гремят в душе, как громы медные,
Как голос Господа в пустыне.

Всегда ненужно и непрошено
В мой дом спокойствие входило:
Я клялся быть стрелою, брошенной
Рукой Немврода иль Ахилла.

Но нет, я не герой трагический,
Я ироничнее и суше,
Я злюсь, как идол металлический
Среди фарфоровых игрушек.

Он как бы хотел показать нам - и тогда жившим и живущим сейчас - каким должен быть русский человек для выполнения духовной задачи возложенной на русский народ и для процветания России.  Не случайно он считал себя ревнителем Отечества: в критические моменты жизни у народов - и даже в популяциях животных - появляются пассионарные жертвенные  личности указывающие народу путь к спасению. Таким, на мой взгляд, был и Н, Гумилёв - представителем «народа Христа», с глубоким религиозным чувством, но без присущей большинству раздвоенности:  с такой миссией Поэт пришёл на Землю («Я носитель мысли великой!») и так сильно и ясно до него никто не говорил об этом. Но эта тема  огромная, выходящая за рамки этой статьи.
Привожу здесь несколько стихотворений, поразивших меня ясностью вероисповедования,  раскрывающих мироощущение  Николая Гумилёва (1886-1921), и показывающие, что он не только поэтически, но  и религиозно был очень щедро одарен:
 
Христос
Он идет путем жемчужным
По садам береговым,
Люди заняты ненужным,
Люди заняты земным.
«Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда,
Чтоб блюсти иную паству
И иные невода.
«Лучше ль рыбы или овцы
Человеческой души?
Вы, небесные торговцы,
Не считайте барыши!
Ведь не домик в Галилее
Вам награда за труды, —
Светлый рай, что розовее
Самой розовой звезды.
Солнце близится к притину,
Слышно веянье конца,
Но отрадно будет Сыну
В Доме Нежного Отца».
Не томит, не мучит выбор,
Что пленительней чудес?!
И идут пастух и рыбарь
За искателем небес.

Вечное
Я в коридоре дней сомкнутых,
Где даже небо тяжкий гнет,
Смотрю в века, живу в минутах,
Но жду Субботы из Суббот;

Конца тревогам и удачам,
Слепым блужданиям души…
О день, когда я буду зрячим
И странно знающим, спеши!
Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.
И тот, кто шел со мною рядом
В громах и кроткой тишине, —
Кто был жесток к моим усладам
И ясно милостив к вине;
Учил молчать, учил бороться,
Всей древней мудрости земли, —
Положит посох, обернется
И скажет просто: «мы пришли».

 Шестое чувство
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем,
И ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем.

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья.

Так век за веком — скоро ли, Господь?
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
    <1919>

«Смерть»
Есть так много жизней достойных,
Но одна лишь достойна смерть,
Лишь под пулями в рвах спокойных
Веришь в знамя Господне, твердь.

И за это знаешь так ясно,
Что в единственный, строгий час,
В час, когда, словно облак красный,
Милый день уплывет из глаз,
Свод небесный будет раздвинут
Пред душою, и душу ту
Белоснежные кони ринут
В ослепительную высоту.
Там Начальник в ярком доспехе,
В грозном шлеме звездных лучей,
И к старинной, бранной потехе
Огнекрылых зов трубачей.
Но и здесь на земле не хуже
Та же смерть — ясна и проста:
Здесь товарищ над павшим тужит
И целует его в уста.
Здесь священник в рясе дырявой
Умиленно поет псалом,
Здесь играют марш величавый
Над едва заметным холмом.
Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной,
И, Господь, вот Ты мне явился
Невозможной такой мечтой.

Вижу свет на горе Фаворе
И безумно тоскую я,
Что взлюбил и сушу и море,
Весь дремучий сон бытия;

Что моя молодая сила
Не смирилась перед Твоей,
Что так больно сердце томила
Красота Твоих дочерей.

Но любовь разве цветик алый,
Чтобы ей лишь мгновение жить,
Но любовь разве пламень малый,
Что ее легко погасить?

С этой тихой и грустной думой
Как-нибудь я жизнь дотяну,
А о будущей Ты подумай,
Я и так погубил одну.

Наступление
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Всего несколько лирических откровений и перед нами встает монументальная картина личности Поэта. Всё остальное - детали, фон, настроения.  «Шестое чувство» одно из проявлений духовных даров в человеке - о нём ещё будет идти речь - это духовное зрение и духовный слух, способности ясновидения, которые обретают духовно продвинутые люди «под скальпелем природы и искусства». Это и есть одна из задач высокой Поэзии и именно это понимает и подтверждает своим творчеством и своей судьбой Николай Гумилёв. Освобождение духа и плоти человека от материальных оков… Из первого приведенного здесь стихотворения понятно, что поэт сам для себя этот выбор сделал, и него нет вопросов за кем и куда ему идти. .
Жизнь без высоких духовных целей - постижение и освоение только материальной стороны жизни - заводит человека в тупик. С возрастом это  всё более и более ощущаешь, задаваясь вопросом: «Зачем этот бесконечный труд, эта борьба? Зачем эта суета сует и томление духа?»  Религиозная одаренность и поэтический талант Гумилёва, похоже, помогли найти ему ответ на эти вечные вопрос.
Это подтверждают его стихи, его образ жизни и те решения, которые он принимал в критические моменты своей жизни и  жизни России, и готовность спокойно и мужественно пожертвовать  жизнью  за свои убеждения. Так было и в 1914 году, когда он без колебаний в первые дни войны добровольцем отправился на фронт,  и ещё больше укрепил свою веру под пулями в окопах, так было и в 1921 году,  когда пули Антихриста оборвали его жизнь и родилась легенда о Поэте и Офицере Николае Гумилёве. «Но одна лишь достойна смерть»… Такая смерть снимает у потомков все вопросы о гениальности и мужестве человека.


Рецензии