Отчаяние

                Братишке, Серёжке.


Хоронили, в дом не занося,
Прямо, к яме свежей на могилки,
Предо мною шахматная вилка:
Потерял до срока я ферзя.

И не ждал, что летняя пора,
Коль не мат, то вновь поставит вилку,
Травкой не взялась отца могилка,
Следом брат у смертного одра.

Всё сгорело - дом и утварь вся.
Дом, что был, стал чёрен и пустынет,
Предо мной житейская пустыня,
Потому и к яме, голося.

Схоронили рядышком с отцом,
Помянули водкой с чёрным хлебом,
Прямо здесь, в траве, под серым небом,
Клёны, где желты уж, за селом.

Я жалею только об одном,
Сам ведь спроводил его в дорогу,
Нет бы, пусть побыл в гостях немного,
Но беда - ходил ведь под судом.

Думаю теперь, да пусть тюрьма,
Коль так в жизни горько получилось,
Ведь всё наихудшее случилось...
А теперь бесплотная лишь тьма.

Да берёзка тридцати годков,
Там в чужой земле, посередине:
Сын с отцом - две разных половины,
Да над ними стайка облаков.


               Осень 2001