Ипостаси

  Колбасина неслась в военкомат.
  Ее вызвали повесткой, врученной лично в руки двухметровым парнем с веселой улыбкой и интеллектуальной печатью на загорелом лице.
   Темно-красные вельветовые брюки, купленные задолго до родов, к счастью сошлись, рубашка в любимую клетку такого же цвета оказалась чистой, хоть и еле застегнулась на груди, а вот бюстгальтер мал. Колбасина на момент призыва являла собой Образ Кормящей Богородицы. При этом, она свято верила, что такая Женщина пишется с большой буквы и не является объектом сексуальных фантазий или пошлых домогательств объектов противоположного пола. Грудь наливалась быстро, несмотря на сцеживания. Парочка любителей грудного молока осталась дома под приглядом соседки, поскольку муж пребывал в вечных бегах! Редкий гость, он даже мусор выносил и покупал хлеб, выходя из дома на два-три дня, а то и на целый месяц.
   Когда-то вызывающее благоговение, мобилизационное предписание в военном билете, в совокупности с повесткой, обязывало в течение двух часов явиться на другой конец города-миллионника, в какой-то ДК, то бишь, в Дом Культуры для начала прохождения службы. Колбасина никуда призываться не собиралась, но была законопослушной гражданкой Вселенной. Тем более, что она сама после окончания медучилища подала заявление в военкомат для отъезда и прохождения службы в дружественной стране, намереваясь именно там встретить своего Принца.
   Жизнь распорядилась иначе...
   Когда пару лет назад появилась возможность ехать, она была беременна от своего обалдуя и следовало принять жизненно важное решение: сделать аборт и рвануть в ГДР, где, возможно, ее ждала лучшая жизнь, либо остаться с ребенком здесь. Колбасина выбрала «семью». Правда, будущий супруг не спешил оформлять отношения, выжидая чего-то, но и последующая женитьба, как выяснилось, не превратила свободолюбивого хулигана в доброго семьянина.
   Ее военный билет так и не был переоформлен, и нынешняя повестка явилась поводом все расставить на свои места.
   Трамвайчик привез на незнакомую остановку. Она не укладывалась ни в какие временные рамки между кормлениями и бросилась бегом к заявленному месту. Группа призывников у входа радостно приветствовала ее приглашением служить с ними, и Колбасина в другое время не преминула бы в ответ пошутить, только статус «степенной матери» не позволил. Она преисполнилась гордости, вдруг осознав это, но все же не сдержала улыбку, впервые за несколько последних лет услышав комплименты в свой адрес и вспомнив себя прежней отчаянной девчонкой, которой все лужи были по плечу, а моря – по колено! Новая – степенная, прежняя – бесшабашная Ипостаси где-то внутри затеяли возню за первенство, с переменным успехом побеждая друг друга.
   Зал был набит молодыми людьми с разными выражениями лиц. Разглядывать их и вникать в происходящее было некогда. Протиснуться – тоже.
   Свободной и независимой здесь была только муха, влетевшая в дверь по недоразумению.
   Зычным командирским голосом, как на уроке физкультуры, Колбасина завопила: «В шеереенгу по одномууу стаанооовись! На первый-второй расчитааайсь!» При этом ее совершенно не удивило, что перепуганные новобранцы немедленно превратили толпу в кривую цепочку и начали расчет.
   Командовать Колбасина любила. Театральная дикция с железными нотками в голосе еще в школе сделала ее отличным организатором. Если надо было собрать или дисциплинировать школьный народец, ей просто не было равных. Педагоги, жалея свои натруженные голосовые связки, часто использовали ее в своих бескорыстных целях. Одноклассники не считали возможным ослушиваться, поскольку «себе дороже» было попасть на ее острый язык.
   Чеканя шаг вдоль шеренги, максимально соответствуя обстановке, она промаршировала к столу, где сидели две девушки, занимающиеся регистрацией призывников, с перепугу соскочившие со своих мест, вытянувшись в струнку:
   – Вы кто? – выдохнула одна.
   – Председатель Объединенных Наций, – сострила Колбасина.
   – Регистрация призывников проходит согласно уставу! – приложив руку к непокрытой голове, растерянно отрапортовала девочка.
   – Не сказала бы я, что это так, – перешла Колбасина непосредственно к делу, вывалив на стол разом все документы. – У меня мобилизационное предписание и двое детей. Куда это вы собираетесь меня призвать?
   – Расчет закончен! – послышалось в дальнем конце зала.
   – Равнеение на грудь чеетвертого! Подтянуть животы! В две шеренги стаанооовиись! – по привычке скомандовала Колбасина, не оборачиваясь.
   За спинами девчонок резко открылась дверь. Из ярко освещенного проема появился силуэт, устремившийся прямо на колбасинские амбразуры.
   – Кто это командует моими призывниками?! Приказы здесь могу отдавать только я!   
   Перед худенькой Колбасиной в метр пятьдесят шесть ростом и весом в сорок восемь килограммов, предстал красивый высокий человек с безупречной выправкой и прожигающим насквозь взглядом. Военком. Сказать, что он был недоволен – значило ничего не сказать.
   Колбасина влюбилась сразу... Но разбухшая от молока грудь и статус «степенной матери, которая не является объектом сексуальных фантазий или пошлых домогательств объектов противоположного пола», вовремя напомнили о себе. Внутри ее существа благородная Мессия – «Богородица с младенцами на руках» победно отослала влюбленную «Цыпу» на дно душевного омута, поглубже в кишки.
   Пространство аудитории качнул мощный голос, не уступающий колбасинскому по звучанию металла, обрушиваясь на выстроенную шеренгу и бледных девчонок:
   – Вы перед кем навытяжку стоите? Это кто тут вами командует от горшка два вершка?!
   – Председатель Объединенных Наций... – пролепетала белокурая девушка.
   – У присутствующих что – групповая галлюцинация? Это же штатская без кителя! У вас ни глаз, ни мозгов нет? Слушать нужно только командира! Кто тут командир? А ну-ка, – приказал он Колбасине, скомандуй-ка еще разочек, давай проверим, кто тут кто!
   – Волшебное слово забыли.
   – Что?!
   – На свете есть волшебные слова. Спасибо там... И другие...
   – Ты у меня сейчас без волшебных слов запоешь. Это приказ. А приказы следует выполнять! Командуй!
   Орать на Колбасину не следовало никому и никогда. В ней немедленно включался тот самый Председатель.
   – Это ты сейчас будешь мои приказы выполнять, младший по званию. Ясно?! – процедила она сквозь зубы.
   Военком уже не пытался скрыть недоумения. Худышка была смела или не понимала всей неограниченности его полномочий. В его глазах зажглись не искорки – «фонари»! В крошечке было все, что его восхищало в женщинах, то, что он всю жизнь искал. Укрощать такое существо можно было до скончания века.
   Они смотрели друг на друга, и энергии взаимной симпатии уже носились по залу, затягивая в воронку даже муху на потолке.
   – И какое же у нас звание, помимо Председателя?
   – Коза я. «Молочко бежит по вымечку, с вымечка по копытечку, с копытечка во сыру землю»... Два козленочка дома.
   – Шутить вздумала? – он резко развернул ее к себе лицом и тихо произнес: – Ладно. Помоги мне. Скомандуй. Надо проверить и научить ребят. Давай. Заставь их послушаться тебя. Пожалуйста.
   Колбасина растерялась. Дыхание, от прикосновения властной руки, перехватило, но грудь опять напомнила о положении вещей. Она набрала воздуху и выпалила ему в лицо, как если бы звала в атаку:
   – Воооольннннооо!!!
   Шеренга тут же расслабила правые ноги. Автоматически ли это случилось или из уважения к матерям, оставленным дома, было не очень ясно. Но то, что команда опять была выполнена, сомнений не оставалось.
   – Новобранцы, я что, неясно дал понять? Соплю в штатском будем слушать? А ну, пигалица, еще командуй!!!
   Колбасина вызов приняла. Она медленно повернулась лицом к своему войску и, вспомнив демонстрацию на площади, заорала во все горло:
   – Да здравствует Красная Армия!!! Ура, товарищи!!!
   В дальнем конце зала послышалось жиденькое «Ура». Там не вполне понимали, что происходит на передовой.
   – Я вас три дня не буду кормить, всех засажу в карцер! – угрожающе произнес военный комиссар. – Это не шутка.
   – Ура!!! – не сдавалась Колбасина. Ответом была тишина. Краем глаза увидела, грозящий строю, кулак военкома, отменяющий все ее приказы. Но «Председателя» уже несло.
   – Я – Родина-Мать, которую вы пришли защищать!
   «На поле боя» полегли все. От хохота.
   Такого поражения она еще в жизни не знала. Из внутренностей медленно и твердо всплывала та самая Девчонка-Победительница, которой когда-то не было равных.   
   Колбасина повернула голову, посмотрела в смеющиеся синие глаза военкома и зловеще произнесла:
   – Рано торжествуешь. Не все тебя послушались.
   – Ты, что ли?
   – Ты, – и резво двинула локтем ему «под дых».
   – Аааа... – неожиданно громко выдохнул военком.
   Муха на потолке потеряла сознание и свалилась бы, если б не липкие пузырьки на лапках, удерживающие вверх ногами ее обмякшее тело...
   – Ураааааааа!!! – завопила Колбасина и чуть не сорвала голос.
   Ей вторил первый в строю огромный призывник и помощник военкома, до этого молча стоявший рядом.
   Комиссар обернулся к заму и с придыханием спросил:
   – Тоже не устоял? Какова заноза, а?
   – Характер есть, толк будет – ответил тот.
   – А ты, твою ж мать, новобранец? Чего закричал, раз приказа командира не было?
   – Я за Родину-мать не только «ура» кричать готов, я жизнь хоть сейчас отдам. Вот за нее. Вот за эту Родину.
   Колбасина вдруг узнала его. Это был тот самый двухметровый парень с улыбкой и интеллектуальной печатью на загорелом лице, вручивший ей повестку, заставший ее растрепанную, в домашнем халатике, с ребятней на руках.
   Военком кивнул ему:
   – Неплохо. После регистрации – ко мне в кабинет! – и обратился ко всем присутствующим:
   – Призывники, мирный сон вот таких женщин, матерей, сестер, любимых вы будете беречь, охраняя нашу страну! Кто-то еще хочет домой? Нет таких? Тогда всем вольно и продолжить оформление документов!
   Он повернулся и внимательно посмотрел на Колбасину, внутри которой продолжалось противостояние. Сделавшая свое дело, отчаянная девчонка, хоть и отступила, но затаилась поблизости на случай непредвиденных обстоятельств. Отпускать ее было рано, но и доверять опасно. Никаких границ она признавать не умела.
   – А с тобой, Кнопка, что делать? Муж, как я понимаю, козел, если ты – коза? За него пришла просить? Что ж он за юбку твою спрятался? – военком все еще держал руку на солнечном сплетении. Удар, на удивление, достиг цели.
   – Не за него. За себя. Это я – военнообязанная, это у меня – мобпредписание в билете. И двое детей.
   – Кто ты по профессии?
   – Фельдшер.
   – Армии такие нужны. Я тебя не выпущу. Где документы?
   – Здесь, здесь, – засуетились девчонки.
   – Как ты докажешь, что это твои дети? Где паспорт? – и он сам перемешал на столе кучу бумаг.
   Паспорта не было. Без него свидетельства о рождении детей существовали сами по себе, без доказательства родства, а в военном билете, оставалась девичья фамилия.
   Документ о браке тоже куда-то подевался.
   Придя в себя, муха снова потеряла сознание...
   Колбасина посмотрела в его глаза и поняла, что пропала. Этот мужчина мог все.
   Но статус матери снова напомнил о себе. Пуговицы на рубашке трещали, умоляя покормить сыновей. Казалось, что на грудной клетке разрастаются две бомбы, подожженные фитилями. Колбасина не представляла, что можно предпринять в минуту, которая решала судьбу ее детей. Великая ипостась Женщины-матери растерянно стояла в сторонке, укрывшись вуалью скромности... И тогда на защиту соперницы неожиданно ринулась непобедимая Хулиганка! Она запульнула руку Колбасины в бюстгальтер, выкатила левое орудие и резким движением даванула до ребер, как учили в роддоме!
   Китель военкома был безупречен. Казалось, он только что надел его и еще ни разу не присел. Ни складок, ни заломов на нем не было видно. Фарцеватый, с иголочки одетый, этот человек казался идеальным во всех отношениях и знал об этом.
   Струи молока вырвались на желанную свободу торжествующим фейерверком, угодили точнехонько в безукоризненный френч, который за миг был приведен в полную негодность. Лицо тоже оказалось залито материнской благодатью и военком машинально сделал всасывающий шумный глоток...
   Обезумевшая от происходящего Муха, потеряла сознание в третий раз...
   – Теперь вечно молодым будете, как Мао Цзэдун, – пролепетала Колбасина, пряча смертоносное оружие в чехол тесного бюстгальтера, снова отсылая ипостась Хулиганки в сторонку, переходя почему-то на Вы, и пояснила: – Он в женском молоке купался. Нужны еще документы?
   На лице мужчины отобразилась целая гамма противоречивых решений, которые означали, что конца ждать осталось недолго!
   Муха на потолке сделала слабую попытку передвижения и чуть не оборвалась – ей не хватало воздуха, она хотела стать женщиной, забыть прошлую жизнь, любить и быть счастливой...
   Заместитель наклонил голову к военкому и тихо произнес:
   – Отпусти.
   Тот растерянно прикоснулся к своему лицу, словно нанося пену для бритья, и неожиданно рассмеялся:
   – Снайперский выстрел и в сердце, и в глаз, и в живот локотком... Мдаа. Спасибо за молодость. У тебя пацаны?
   – Двое.
   – Я так и знал. Воспитай их настоящими мужчинами. Ты сможешь.
Он взял ее военный билет и вырвал красную бумажку на последней странице. В его резком движении было сразу все...
   – Беги, пока не догнал.
   И Колбасина послушалась.
   Она бежала, как еще никогда! От себя, от нового чувства, от желания изменить свою жизнь...
   Кто-то схватил ее за руку.
   – Как Вы быстро бегаете, Председатель, я еле Вас догнала. Вот Ваши документы. Возьмите. Паспорт и свидетельство о браке тоже... Он не хотел Вас отпускать, прикрыл их бумагами.
   – Спасибо.
   – Вы такая... Я никогда не видела ничего подобного... Я хочу быть, как Вы... Иметь детей, быть сильной, никогда никого не бояться... Вы удивительная!
   – Не нужно... Я обыкновенная. У Вас другая судьба.
   – Вы не знаете о себе ничего. И мы будем Вас защищать. Родину-мать!
   ...Дети спали. Соседка своевременно накормила их манной кашей.
   Они сели выпить чаю.
   – Что с тобой?
   Победившая внутри ипостась Богородицы плакала.