Удобство трафарета

Поговорки, присловья, пословицы... сегодня все это обозначается коротким палиндромным термином «мем». Все десять лет, что я учился в минской средней школе, я слышал, как мои одноклассники, реагируя на ту или иную ситуацию, используют клише. За окном во время урока раздаётся выбух (недалеко был военный аэродром, самолёт попадал в воздушную яму): «Немцы в Пуховичах!» У кого-то бунтуют гормоны, он вовсю паясничает на переменке, развлекая девчат? - «Не всех дурных война убила!» Амбал издевается над задохликом? - «Трудно жить без пистолета!» Ну, и так далее. Вплоть до формирования целого языка, состоящего из готовых лекал: чтоб думать было неповадно. Отчасти по этой причине абсолютное большинство наших ребят так и прожили всю жизнь в одной и той же пятиэтажке, старея под колпаком знакомого до боли двора: на их глазах игрались свадьбы, затевались авантюры, распадались браки и совершались тяжкие преступления; их ситные дружки умирали от пьянства и наркотиков, кому-то шили дело, кто-то, заведя бизнес, отбирал дачу у любовницы... Поэзия не может развиваться без преобразования языка, без освежения лексикона, преодоления устоявшихся и закоснелых семантико-фонетических связей. В детстве слово «хай» воспринималось мной однозначно: недовольные поднимали хай, начинали хаять начальство; выучив иврит, я узнал другое его значение: «живой» («ам Исраэль хай!» - «народ Израиля жив!»); и вот уже скоро девятнадцать лет как я посредством этого звукосочетания просто здороваюсь с окружающими. Узнавая новую орфоэпию, впуская в себя диковинные фонемы - равно как и обычаи, мифы, пейзажи, - поэт возвращает все в итоге в родной язык: ассимилировав и переосмыслив, создав новые насущные словесные конструкции и расширив тем самым диапазон своих земляков, соотечественников, продвинув вперёд менталитет двора, города, нации. Вот почему так важен Данте в Равенне, Вальехо в Париже и Бродский в Нью-Йорке.