Пращурам и потомкам

Нам лежать в сырой земле России,
Нам кормить собой её колосья,
Родниками течь в озёра сини,
Корни целовать её березкам.

Целовать, как пращуры и деды,
В плоть и кровь одевшие Победу.
***
2007



Я лежу в сырой земле России...

Александр Ник Соколов

Я лежу в сырой земле России.
Надо мною тяжесть пашни чёрной.
Нас немало в этот век скосило,
В борозды мы сыпались, как зёрна,
Ели землю. И земля отныне
Наши рты забила и глазницы.
Кто теперь её оттуда вынет,
Вылепит из глины наши лица?
Было нас, наверно, слишком много,
Чтобы уложить всех под крестами.
Только птицы нам кидались в ноги,
Снег на грудь нам выпадал и таял.
Приходи смотреть, как эти пашни,
Каждою весною шевелЯтся,
Это мы в своей потуге тяжкой
Всё ещё пытаемся подняться.
Это мы белеем на равнине,
Словно плуги, наши рёбра пашут.
Кто теперь нас из равнины вынет,
Стряхивая с рёбер души наши?
Лишь тогда, как звёзд огни, красивы
Вылетят из тел обратно пули...
Я лежу в сырой земле России,
И колосья надо мной нагнулись.


© Copyright: Александр Ник Соколов, 2017
Свидетельство о публикации №117042110583


Предки. Твой и мой

Саша Варламов

Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,
    С раскосыми и жадными очами!
                Александр Блок

Мы - наследники побед и поражений
Мы обьединили генный код
Нашим бедам всем и всем свершеньям
Всем ему обязаны, народ.

Задрожит во времени прошедшем
от стрелы у лука тетива.
Мы в союзе диких, сумасшедших.
Кто я есть? Монгол иль татарва?

Ты ж кто есть? а впрочем кто б ты не был
Знаю точно то, что ты не трус.
Разделил со мной ты корку хлеба
Я - шальной, но ты шальней, урус

Все обычаи слились, все суеверья
и все языки - их миллион.
Наши боги смотрят с недоверием
на рожденный в муках Вавилон.

Ну и пусть мой узкоглазый пращур
когда вел он под узцы коня
избежал подбитым быть из пращи.
Целил твой, но не попал в меня.

Позже подо Ржевом были рядом
твой и мой - Шамиль и Радомир.
Землю общую спасти им было надо,
за спиной Россия - целый мир.


© Copyright: Саша Варламов, 2015
Свидетельство о публикации №115030909842


Репост Блока

Андрей Тор

Нам навязали страшную войну
Где черное внезапно стало «белым».
Страна в плену. А нашу детвору
На память дедов травят так умело.

Эксперимент, что пережил века –
Растят здесь янычар в садах и школах.
Детей, не знавших мамы языка,
Нацизма пожирает дикий молох.

Их манят тем, валили чем Союз –
Блестящим фантиком из смрадного болота.
Чтоб запах не смущал – заткнули нос.
Заткнули глотки тем, кто были против.

Почти не прячась, убивали Бузину.
Сейчас не счесть замученных в подвалах.
Сожгли Одессу и сожгут страну
Под руководством штатовских вассалов.

«Герой» с «Россией воевал»  в АТО,
Усилья пропаганды не напрасны -
Безногий не прозрел. Семья зато,
Так ненавидит бело-сине-красный.

Марая кровью память поколений,
И, приучая к культу мертвечины,
Перед гробами ставят на колени.
Как нищих в ожиданьи копейчины.

И дед нацист вдруг стал «герой УПА».
Но в генах крыса передаст науку.
Удавка со спины. Обрез из-за угла.
Повадки деда пригодились внуку.

Толстых и Павлов. Дремов. Мозговой.
В Нью-Йорке – Чуркин, а у турков - Карлов.
Вы гибли, не сходя с передовой.
От пуль не прячась, не искавши лавров.

Вас только так смогли, исподтишка.
Ведь Правду не сломить в бою открытом.
Лицом к лицу у них тонка кишка.
Бояться Вас, пусть даже и убитых.

Неведомо животным слово «стыд» -
Фейсбук забит убогих ликованьем.
А психиатрам только предстоит
Измерить глубину их одичанья.

Здесь скифский край! Что скифы эти – мы,
Им йода дефицит не дал постичь урока.
Их не мильоны. Нас, все также – тьмы!
Не верите? Перечитайте Блока.

23.02.2017

«Русские встречали смерть со спокойствием»: что писал немецкий солдат в своем дневнике
Курт Хохоф воевал во Франции, Польше и в Советском Союзе. Вспоминая время незадолго до 22 июня 1941 г., он писал о себе и сослуживцах: «В глубине души мы надеялись, что Россия останется нашим другом». Но все же почти все были уверены — вермахту удастся разгромить Россию, как это было с Западной Европой. Хохоф вел журнал своей роты и все записывал в свои тетради. Его дневник ценен тем, что отражает мысли и чувства тех моментов войны, когда еще было неизвестно, чем все закончится.

Образованный Хохоф, почитатель Токвиля, читавший Толстого и Тургенева, анализировал то, в чем он принимал участие. Он видел, что его рота состояла из крестьян, ремесленников и служащих, стремившимся к воинским приключениям и трофеям, а не к сражению против коммунизма. Солдаты не вполне понимали, за что воюет их страна. Как пишет Хохоф, «нам, немцам, сражаться с русскими было гораздо сложнее, чем им с нами. Они защищали свою родину, тогда как мы...» На этот вопрос офицер смог ответить только в конце войны.

По словам Хохофа, для немецких солдат «Россия навсегда останется величайшим переживанием, испытанным во время войны. Здесь мы имели дело с противником равным нам по вооружению, руководству и храбрости. Русский солдат, как и немецкий, имел закалку» и «был способен на все во время наступления...». Здесь все было не так, как в Польше и во Франции. Перед Германией встал настоящий противник. Если французов немцы считали трусами, то русские «встречали смерть со стоическим спокойствием».

В начале войны Хохоф стал свидетелем того, как русские офицеры предпочитали смерть плену: «...на мучнисто-желтом пшеничном поле появились два русских офицера в фуражках и с пистолетами на боку. Они шли не торопясь, куря папиросы на ходу. Мы подпустили их поближе, и когда русские могли нас услышать, крикнули:

— Руки вверх!

Но они выстрелили друг в друга из пистолетов прямо в рот».

В начале кампании 1941 г. немцы не сомневались победе. Вермахт быстро продвигался вперед. В конце октября 1941 г. под Харьковом один русский старик предрек немцам их гибель. Он сказал:

« — Через восемь дней начнется зима.

— Через восемь дней? Вы уверены в своих прогнозах?

— С точностью до дня. Восемь дней слякоти, а потом в первых числах ноября мороз.

— Очень хорошо, - отозвался Эрхард, – тогда дороги подмерзнут и станут проходимыми.

Хозяин презрительно шмыгнул носом и сказал:

— Ваши лошади замерзнут, а моторам придется работать круглосуточно. А что на вас надето?

С этими словами он пощупал тонкую материю наших полевых шинелей и продолжил:

— При 20-30-градусном морозе нужна шуба. У каждого русского она есть.

— Через три недели война закончится [...].

— Наши начнут, и с вами будет покончено. Вы, немцы, очень умные, но все время почему-то думаете, что остальные глупые...»

Русский был прав. Германская армия с трудом пережила зиму, а через год под Сталинградом советская армия нанесла не только военный, но и деморализующий удар такой силы, от которого немцы уже не смогли оправиться. Мечты о победе развеялись, и началось отступление.

Армия уже не была прежней мощной «военной машиной»: «Наши войска были измотаны и истощены, самолеты в воздухе по сравнению с русскими оказались слишком слабыми, бензина постоянно не хватало, а фуража для лошадей мы вообще не получали. На одной только силе духа и желании добиться успеха далеко не уедешь. [...] Армию безжалостно [...] обрекли на смерть...»

Поражения заставляли задуматься и о политической стороне вопроса. Хохоф раньше многих других немцев пришел к пониманию того, чем был Гитлер для Германии. В спорах с сослуживцами он с горечью признавал, что считает фюрера «мошенником, выродком и подлецом», который «нарушил все клятвы, убил своих друзей, искоренял целые расы, а после войны намеревался обрушиться на христианские церкви». Все завоевания Гитлера в Европе Хохоф не считал необходимыми, а видел в этом только «желание партии, выливающееся в граничащее с террором безграничное подавление собственного народа». Хохофу повезло – он выжил. Но видел, как миллионы стали жертвами безумных мечтаний Адольфа Гитлера.

картина Н. Рерих "И мы трудимся"