9 месяцев X. Факир
Старинную рукопись я нашёл тогда,
Когда изучал истории порталов,
Во времена сказочных карнавалов,
Андреа лукаво бросил на нас взгляд,
Словно был готов провести обряд,
Принял соответствующую позу,
И используя жесты рассказчика,
Начал, как и подобает виртуозу,
Какой по счёту этот бокал?
Я ещё трезв или уже пьян?
И это же точно не Генрих IV,
Запах кофе и как дуб твёрдый,
И наверное не этот Hennessy,
От которого меня Боже упаси,
Не это ли Remy Martin Cognac,
От зелёного змея защити нас,
Это мой любимый царь Тигран,
Ну и кто я, сомелье или гурман?
Порой веду себя как наркоман,
Имеет темно-янтарный цвет,
И выдержку в несколько лет,
Вкус весьма мягкий и богатый,
С эффективностью гомеопатий,
Цветочные и имбирные оттенки,
И маслянистые потёки на стенке,
Ловлю тон ванили и шоколада,
Вот он, этот коньяк тот, что надо,
Он не нуждается и не в рекламе,
И не в бокале цветного хрусталя,
Он мил сердцу и угождает даме,
И не уступает звёздам кремля,
Хм...?
Не знаю, а кто их мне считает,
И нет того, кто это наблюдает,
И в холе нахожусь пока я сам,
Взаимодействуя с алкоголем,
Дивуясь умственным чудесам,
И с лёгкостью парю над полем,
И вдруг, замечаю собеседника!
В моём углу фигура исповедника?
Встаю с кресла и ближе подхожу,
Где-то я видел эту знакомую рожу,
Человек, что на против меня стоит,
Наверное гроша ломаного не стоит,
Но, мне приходится его терпеть,
Временами этого нахала лицезреть,
Стою, смотрю, слегка прищурив взгляд,
Рассматриваю его причудливый наряд,
Плотно облегающий торс кафтан,
Орнамент золотом носил титан,
И видящих его окутывал дурман,
Белоснежная рубашка из камзола,
Выдавала за владыку престола,
Высокие с экзотической кожи сапоги,
Ему завидовали и друзья и враги,
Не Денди, а щеголь молодцеватый,
Холёный весь и слегка поддатый,
Дым табака и недельная небритость,
Источали не только сладкую ядовитость,
Но и подчёркивали его деловитость,
Сказать, что жалок, скорее - одинок,
Слегка придурковатый у него видок,
Он явно не дряхлый, просто стар,
Словно метатель угля - кочегар,
(Беспозвоночный этакий кальмар),
Лет под 80, явная лесть,
Сбился со счёта и годков не счесть,
Высокого роста, шпала как Секвойя,
Но, его сила не давала всем покоя,
Широкоплеч, среднего телосложения,
Обладатель он высокого положения,
Другого на это не нахожу объяснения,
Седобородый и костлявый дедок,
Он ровно держит голову набок,
Авдошкой зовёт семилетний внучёк,
Торчащие волосы словно пакля,
Как буд-то сбежал со спектакля,
Рябое лицо усеяно веснушками,
Будто косметическими мушками,
Этот неумелый поцелуй солнца,
Пусть в спину лучше усмехнётся,
Морщинистый и высокий лоб,
Года оставили множество проб,
Уши у него большие как у слона,
Над ним издевался сам сатана,
Эти лохматые брови с изломом,
Залить бы такие печали ромом,
По бокам виднелись зубы-клыки,
В ушах торчащих волос пучки,
Усы на концах имели завитушки,
Дамам неподражаемые ловушки,
Змеиные, холодные, зелёные глаза,
Имели стальной фосфорный блеск,
Такая жуткая таинственность образа,
При этом иронически умный взгляд,
Источал не только задор, но и гротеск,
Видно изворотливый и коварный гад,
И эти стройные загнутые ресницы,
Как будто снятые с дорогой девицы,
Надбровные дуги, взгляд исподлобья,
Пробивал защиту не ломая копья,
Нос - ровный, прямой и красивый,
Говорит, что видать трудолюбивый,
Он всегда держался в пол-оборота,
Но, эта история с другого эпизода,
И только левой стороной профиля,
На правой части - шрам в пол лица,
Промыслом то была работорговля,
И видать наказала судьба подлеца,
Из под густых усов торчала сигара,
Длинная была, словно хвост ягуара,
Окутался клубами ароматного дыма,
Страстное увлечение неповторимо,
Как по мне - надменный аристократ,
Но, местами бывает груб и нагловат,
Характером? так отложим на потом,
Поведаю о нём другим вечерком,
Его глубокие морщины и седина,
Помнили и коронацию юного Ричарда,
И заупокойную мессу в замке Лэнгли,
И простите за мои французкие сленги,
Это не история с лицом Дориана Грея,
Нет, это совсем другого рода панацея,
Я отошёл от человека и он тоже,
Так хотелось врезать ему по роже,
Но, как и всегда воздержался,
А в глубине души я с ним прощался,
И, чтобы скрыть его от моих глаз,
За зеркало зашёл в очередной раз,
Не помогло, он терпеливо меня ждал,
Я уходил и приходил, но он не исчезал,
...
Я устал, держа в руке бокал коньяка,
С ненавистью и с желанием маньяка,
Бокал полетел в центр этого зеркала,
Слышал звук рассыпающегося мира,
Миллион осколков стекла и хрусталя,
Но, они больше не тревожили меня,
Вот так и закончилась история факира.
А по утру, снимая с глаз ночную пелену,
Спустился вновь в подвал я к зеркалу,
Он поприветствовал меня как друга,
И новый день как очередная услуга,
Исправление ошибок в ловкости
трюка.
Факир был пьян и фокус не удался,
Прав был всегда и редко ошибался,
И если было нужно вновь рождался.
(А то и в белку, человека, то в лося).
Мы с друзьями рты пооткрывали,
Как на сказ реагировать - не знали,
Но, Джованни сказал, что это читал,
Его имя единственное, что подзабыл,
И не помнит в каком месте сохранил,
Это пролог как исповедь - монолог,
И у факира множество таких историй,
Где исправленных историй концы,
Воспевают в былинах умные старцы.
Свидетельство о публикации №119091306426