Проводник

Маргинальные фонари. Улицы. В блеске экранов сгорают вселенные, растворяются в голографическом безнебесье. Преломи созвездия встав на колени…
Easy Rider в утраченном времени – никакого кайфа от твоего облома. Никакой синевы распятой в глазах. Расслабленно двигался среди космополитов разбрёдшихся под вселенной – их так невыносимо много в этом одиночестве, открытом и уже одичалом.
Такси развозящие головоломки компаний. Сумеречных пассажиров с предоплатой в один конец. Самый опасный маршрут доставляет на парковку с видом на берег. Благоухающая жара заставляет поверить, наконец, в реальность этой преисподней.
Миражи созвездий окисляющиеся над перекрёстками. Майами в небесной яме. Но только по всей стране.

Робкий ангел. Чуть грустный русский язык. Трудно вспоминать, когда ты смотришь в мою пустоту наполненную драгоценностями. Камнями краеугольными по самое не-могу.
Взгляд усыпанный демонами. Они не поддаются подсчёту. Любви.
Ты – умирающая ночь. Запятнанная лунными тенями, бесшумным шорохом… превращаемая в альфа-асфальт. Пейзаж натянутый на голову Всемирной сетью. Аль- и ля-бемоль балансируют на грани невозможного. Миг причастия в воспалённом сновидении младенца. Нейроны пробившие память, преисподняя с чистым сердцем: для бомб мы лишь зомби.

Друзья смотрят из верхнего полушария Вселенной: мириады звёзд мои соотечественники! Небо распятое паутиной – Обитель звёзд в лысеющей Кассиопее: в этом году мы были недостаточно одиноки… Это не мало в финале фильма снимающего нас божественным планом: обстоятельства могут не повториться (но, обычно, всё равно всех прощают). Теряют бессмертных в петле Фибоначчи… масть у демонов одна – чёрная. Как Владимир Чёрное Солнышко. Самый сильный на здешнем свете.
Чёрный огонь пылает в душе. Невидимый и не смертельный: пылающий кошмар предвечной негой…

Сияющий пепел сердец. Спирт скорости сгорающий адреналином. Предвечерняя кома… Ночные гонщики преследуют детство в крыльях тесных теней. Небо Бразилии в океане, в лайнере грезящем телами пилотов. Теряю ангелов в каньонах небоскрёбов, в невыносимости поэзии… мир заканчивается верёвочной лестницей обвитой над бездной – нечто нечеловеческое мне тоже не чуждо: вывернутая адекватность голой неблагодарностью.

Горящий мрак чернее тишины – и тьма ослепла, стала мукой.
Боль отравленная светом. Ангел обколотый откровениями: глаза
полны орбитального ужаса. Каналов связи с потусторонним:
кошмары и черные зеркала

Томится Образ на иконе. Томятся птицы в небесах.
Выпей слёзы матерей, что бы сердце не стало замком.
Доверие – это было в невозможности прошлого:
посмотри как они меня прельщают.

Пророк – в нём мечты обретают ничтожность,
и слазит кожа как со святого

свет сияющий от ужаса

Лютые ладони смерти