Похищение невесты-Ала Качуу - IV

Похищение невесты-Ала Качуу - IV
* * *

Все же решили вернуться друзья
К празднично накрытому столу.
Никого не застали - где же Назик, Макса семья?
Здесь и остались в ожидании, храня тишину.
Спустя томительное неудобство
Незавершенного деяния,
Вышли родители Макса.
Быстро уставшие и почти в отчаянии.
«Не понимаю, что нашло на эту девку.
Совсем не узнаем ее. Обругала нас за что?
Держится на своем, упрямо, крепко.
Может быть вы убедите ее?»
Неуклюжая волна охватила и сковала молодых
Похоже ожидали они нечто иного;
Казалось, их роль была исчерпана - на совести родных
Макса, судьба Назик и брака как такового.
Друг на друга глядеть они не смели
И лишь Аза за них отвечал,
Что мол да, виноваты, проглядели,
Но скажут Назик важные слова.
Некоторое облегчение было в глазах
У родителей Макса, улыбавшихся нервно.
Получали если не помощь, то в запас
Некое время, тактику существенную.

*         *        *

Первым решился говорить Данияр,
Но очень быстро вернулся в попыхах.
Так остальным показалось, рассказывать не стал
О чем они спорили на повышенных тонах.
«Назик надо успокоить», поспешила Салия.
Аза вроде улыбался,
а Данияр глядел на меня растерянным,
- Разберется и засобирался.
«Не провожайте», на меня он взглянул,
«Держи меня в курсе» и шаку показал.
Я не вставал, лишь головой кивнул.
Оставшиеся двое слегка вздохнули, и Аза чай наливал.
Прошумела машина где-то рядом совсем.
Послышались возгласы, блеяние и топот ног.
Глянул Аза в темноту и вдруг забрезжил свет,
Прищурился, махнул рукой, и оставил Талу одного.

*          *         *

Долго чай не пил я в тишине - вышла Салия.
С алыми щеками и влажными глазами.
Чаю отпивала и говорила про себя
«Как нехорошо-то, как Назик жалко и Макса с нами».
«А Аза где?» вдруг она спросила, выходя,
И немая на губах скользнула грусть.
- В саду. Его позвали люди, но не меня.
Он указал в окно. И ни слова из уст.
В расположении сам бы
Вышел к Азе, но к старому дивану
Будто я прирос и как бы
Онемел. Почти мычанья издавал.
Напряжение сильней вдвойне
Если в одиночестве молчать.
Меня окликнули извне,
Макс: «Давай уж, выручай».
Что-то сделать мне хотелось давно,
И вот этот шанс, лишь бы чай не пить.
Я резко встал и мне стало легко.
А Макс мне: «Имей ввиду, нельзя звонить».

*       *       *

Мы прошли узкий коридор мимо печи,
Пахло горевшими углями, дровами,
Еще каленым маслом, и даже арчи.
Комната с замасленными стенами.
Открыты двустворчатые двери,
В глубине кошого* с лебедями -
Бордовый бархат, узоры, звери,
Надписи с кыргызскими именами.
Оказался я в полумраке,
Назик была видна за кошого,
Открытым с краю в шаге.
Макс не отходил от него.
«Ну, вот, Тала, спасибо!»
- За что?! - заволновался.
«За помощь, за выбор!
Еще ответишь, заигрался!»
Я задвигался было,
Но Макс уже продолжал -
- Назик, я же говорил,
Он был не в курсе, не знал.
«А с тобой я еще не закончила!»
И, всем вдруг стало жарче.
Ее заплаканные глаза. Пораженная
Сидела, но будто стала ярче.
«Макс, ну-ка выйди на минуту».
Макс промолчал, но подчинился.
«У тебя есть телефон?» - Добуду, -
Удивился, но не смутился.
«Так иди и принеси, я жду»,
Не мешкал и уже выходил,
Не оглядываясь на ходу.
За мной Макс тихо двери затворил.
Уже во дворе он дал мне телефон.
«Бери, не волнуйся, отдашь ей».
Малость погодя Назик теребила его,
Но не звонила, а говорила быстрей.
«Ты думаешь, что ты знаешь Макса?
Нет», - Назик сама же отвечала. -
Он планирует дойти до ЗАГСа...»
Слушал тихо, не перебивая.
«Данияр уже понимает,
Что он очень сильно виноват.
Уверена, это он подсказал,
Прямая дорога ему в ад!»
- Не может быть, - не унимался я,
Он-то знает кое-что о родителях ее.
- Так говорить, на что ты опиралась?
«Расскажу тебе я то, что заводила он.
«Придумывал вечеринки и гулянки,
И не всегда нас, девчонок, звал с собой.
Макс был счастлив от этих пьянок.
И, да, он мне изменял, порой.
«И, даже увлекался кем-то...»
- Кто был это, кто она?
«Не твоё собачье дело.
Думаешь, не страдала я?!»
- А что ответить на такое тут,
Раз говоришь, значит больно…
«Жизнь жить так как я хочу
Лишает меня права он.
«Какого хрена? И, Данияр, почти хвалясь
“Жить в Кыргызстане плохо ли?
Зачем тебе Америка сдалась?”
Да блин тебя спросить забыли!»
Не любопытство, но симпатия
Стала преобладать у слушателя.
Как говорить? Критиковать тем паче
Невозможно. Вот проклятие...
«Эти предновогодние бани,
Когда уставший и несвежий.
Что не понимаю, кто там?
Как там с бабами он нежится?
Девять раз его ловила на лжи.
И он не отрицал, гордился…»
Я невольно рассмеялся. «Не ржи!
И снова каждый раз палился.
«Если был он молод и глуп,
Куда ещё ни шло, понимаю.
Но сегодня я узнала вдруг,
Что специально унижает…
«Ему служанка на кухне, в постели
Нужна, хозяйка девственного оргазма.
Неси домой зарплату, премии…
Уют подобострастия и родни маразмы
Ожидают меня в этом браке.
«Придётся мыть кишки овец
В студеной речной воде, во мраке
Деревень ублажать гостей.
«И брачной простыней с соседями делиться,
На жизнь денег не сохранить,
Не в радость, а во вред ему так веселиться
А потом однажды изменить
«И вдоволь продолжать, страдать,
Забыться, чужому радоваться горю -
Боль причинять, детей так воспитать…
Другому не научены мы толком…
«Вот, Тала, передай другим, я не останусь.
Позвоню родителям, пусть забирают, баста.»
Назик скрылась, был кошого затянут.
Собеседник уходил во двор, глаза искали Макса…


* кошого (кёшёгё) - киргизский традиционный занавес для невесты в первые дни брака.