Как будто я оставлена на осень...

* * *

Как будто я оставлена на осень,
не сдавшая экзамен у судьбы:
запутавшись в задачке из трёх сосен,
искать в лесу ответы, как грибы,
читать в корнях вещей первопричины,
смирению учиться у травы...
А я бы и осталась, и учила,
да школа жизни кончена, увы.

Что, вечной второгоднице, мне делать
с просроченною жизнью и тоской,
с застывшим в пальцах мелом задубелым
над гробовою чистою доской?

Постойте, я не всё ещё сказала!
Но вышел срок, и всё пошло не впрок.
На том свету, как перед полным залом,
в слезах любви, в прозренье запоздалом
отвечу Богу заданный урок.


***

Я не успела придумать роли -
жизнь захватила меня врасплох.
Всем открыты мои пароли,
виден слог мой — хорош ли, плох.

Я не успела надеть вуали,
спрятать острую боль в ножны.
Слова, что в моей глубине кричали -
всем доступны и всем слышны.

Я ничего под замок не прячу.
Нету тайн от тебя, народ.
Не закрываясь руками, плачу
и смеюсь во весь алый рот.

Ты прочитаешь меня как книгу,
где на последней строке умру.
Лес облетевший стоит, взгляни-ка.
Жизнь и смерть красны на миру.


***

Как одной встречать мне эту осень?
Для чего мне этот свет дневной?
Чтобы биться головою оземь,
изнывая мукой и виной?

Не напрасно нас разлуки мучат,
заставляя обживать Тот свет.
Холода ценить тепло научат.
Тьма заставит полюбить рассвет.


***

 Наступит осень — праздник разноцветья -
 образчик смерти, красной на миру.
 О это третье испытанье — медью
 древесных труб, поющих на ветру!

 Огонь, вода и медь в одном флаконе -
 коктейль осенних поднебесных струй.
 Прощание в вагоне — взмах ладони,
 летящих листьев влажный поцелуй.

 Смотреть, как красят серую безликость
 цветные кисти уличных гирлянд, 
 и проступает в листьях, словно в лицах,
 зарытый в землю дерева талант.


***

                Ты любишь ли эту погоду,
                когда моросит, моросит…
                В.Соколов

Люблю я такую немилость
небес, оставляющих след…
В дождливую пасмурь и сырость
так сладко закутаться в плед

и чувствовать без опасенья,
как будто из тайных бойниц,
поэзию улиц осенних,
зелёных от холода лиц…

Иль даже навстречу природе
брести, одурев от даров
продутых насквозь подворотен,
промозглых и серых дворов…

Не любит никто дождепада,
хотят загорать неглиже.
А я, достоевщины чадо,
дитя подземелья в душе.

Меня не поймут солнцеманы,
а я так люблю эти дни…
Ведь сумерки, сны и туманы
поэзии чем-то сродни, -

фантазиям, грёзам, подушкам,
промокшим ночами от слёз...
Развешивать сны на просушку
училась почти я всерьёз.

Печаль моя с неба струилась,
фонарь через сито светил.
И я тебе просто приснилась,
и ты только в сны приходил…


***

В гостях был дождь, он обнимал и плакал
о чём-то вечном на моём плече.
Стояла я, окутанная влагой,
и не могла помочь ему ничем.

Любовь как вечный дождь стучит в окошко,
на стёклах оставляя мутный след.
Я соберу в сердечное лукошко
что кот наплакал мне на склоне лет.

Вцеплюсь в него ногтями и зубами,
в обломки от расколотых корыт.
Спасибо, дождик, что от слёз избавил
и за меня всё выплакал навзрыд.


***

 День облетевшей листвы,
 мельком оброненных фраз.
 Лес, не покрыв головы,
 нам предстаёт без прикрас.

 Стало деревьям легко.
 Ветер надежды унёс.
 До февраля далеко.
 Нет ни чернил и ни слёз.


***

Скоропостижно клёны облетают,
качая непокрытой головой,
и листьев треугольники витают,
как похоронки Третьей Мировой.

Эпоха фарса, блёсткая наружно
и выжженно-бездушная внутри,
когда всё можно и ничто не нужно,
когда никто не нужен, хоть умри.

Но есть же мир живой и неказённый,
где радуются солнцу и весне.
Таращатся невинные глазёнки
цветов, что не слыхали о войне.

И я иду средь прочих невеликих,
тропинками исхоженных орбит,
улыбки собирая как улики
того, что мир не умер, не убит.


***

Облетают листья, облетают,
открывая истину нагую.
Души наши золотом латают,
их ловлю губами на бегу я.

Нет у нас пощады для природы.
Старую листву ты похоронишь,
а какой-то листик желторотый
не заметишь да и проворонишь.

Полетит он солнышком в конверте
рассказать, что всё ещё наступит,
вы не верьте холоду, не верьте
той ноге, что на него наступит.


***

Как будто нам лето приснилось,
тепла на земле ни на грош.
А осень в лице изменилась,
«ну всё, - процедила, - хорош!»

Другим говорит с нами тоном,
и строг её нищенский стиль.
Что золотом было червонным -
сдаётся в архив и в утиль.

Всё будет — позёмки и смерчи,
и ливней колючая плеть,
но в этих потёмках и смерти
хоть что-то должно уцелеть.

От следа былого объятья,
от прежних смеющихся нас -
обрывком цветастого платья,
улыбкою в краешках глаз.


***

О полная луна на небосводе
отнюдь ты не мертва и не глупа.
С тебя глаза влюблённые не сводят,
ты словно нимб сияющий у лба.

И даже на ущербе, на излёте
твой рог могуч, таинствен и велик,
напоминая о небесной плоти,
пусть скрыт наполовину чудный лик.

О это восполненье без изъятья,
печать богов, вселенной гордый герб!
Любовь кругла, как жаркое объятье,
и жизнь полна, хоть сходит на ущерб.

 
***

В начале лета нет ещё тоски.
Пока весёлый дух его витает,
ещё мы с нашим временем близки.
Оно нас незаметно вычитает.

Когда нас будит щебет за окном,
цветут сады и зеленеют рощи, -
легко дышать и думать об одном,
естественней любить и верить проще.

О лето, ты садовник наших душ,
ты поливаешь светом их потёмки.
И этот освежающий нас душ
смывает с них все грязные потёки.

На краткий тёплый миг бессмертны мы.
Прекрасна эта детская беспечность.
До осени, а может, до зимы
продлится наша суетная вечность.


***

 В эту дырявую насквозь погоду
 я как под душем бродила одна,
 в улицу, словно в холодную воду,
 погружена, никому не видна.

 Жизнь потемнела, всё кончено будто.
 Встали деревья, дома, чтоб уйти.
 Дождь моросящий следы мои путал
 и зеркала расставлял на пути.

 Всё приводил он собою в движенье,
 правдою жеста зачёркивал ложь.
 Дождь с необычным воды выраженьем,
 чистым и синим сверканием луж.

 И открывались мне улиц улики,
 встречной улыбки несмелый цветок...
 Блики на лицах, пречистые лики,
 капелек хлебет и струй кровоток.

 В лунную глубь человеческой ночи
 падало с неба как в руки ранет,
 противореча, переча, пророча -
 влажное да - пересохшему нет.


***

Оставьте меня, злоба дня, потрясения, войны,
пожары, сенсации, прения и поединки.
Оставьте мне то, от чего так тепло и покойно -
души моей сон и его дорогие картинки.

Останьтесь со мной только самые близкие люди,
и те, что вблизи, и вдали — ведь границы так зыбки.
А вы, остальные, воюйте, воруйте и плюйте,
моё дорогое покоится в сердце как в зыбке...
Не страшен мне больше террариум шушер и бестий,
меня не достигнут его ядовитые стрелы.
Оставьте меня — я на самом волнующем месте,
я фильм своей жизни пока ещё не досмотрела…

* * *

Привычно пряча горести в заботах,
нести свой крест – с кошёлками в руках,
уже не помышляя о свободах
и стискивая душу в берегах.

И думая порой, теряя милых,
годами в бездну падавших гуртом,
что вся земля – огромная могила
с несытым и оскалившимся ртом.

О молодость, завидую тебе я –
не радости и живости в очах,
а праву на ошибки, на «успею»,
на глупость и рыдания в ночах.

Ей было можно, потому что где-то
на глубине, средь горестей и слёз,
не верилось, что жизнь – это вендетта,
что это окончательно, всерьёз.

А нам теперь нельзя себя расклеить, –
собрать в кулак, держать себя в горсти,
а то ведь вправду кто-то пожалеет,
кошёлки пожелает донести.

Нет прав на это, чтобы не угаснуть...
Как важно нам понять однажды всем:
с живыми расходясь, теряем насмерть,
а мёртвых обретаем насовсем.


***

Жизнь – свободное время от смерти.
Пронестись ли в едином броске,
Повседневной отдать круговерти
Иль скормить свою душу тоске?

Вот и день наконец этот чёрный.
Что накоплено в сводах годов?
Лес опавший стоит обречённо,
И к разлуке, и к смерти готов.

Паутины холодной и склизкой
Ариаднина тянется нить.
Лист трепещет предсмертной запиской:
«Улетаю... Прошу не винить».

Ночь напялит колпак свой дурашный,
Затрезвонит луны бубенец...
Вот и всё. Это вовсе не страшно.
Просто смерть умерла наконец.


***

Жизнь для меня давно уже вне тел,
наполнена не плотью и не кровью.
Мир как осенний тополь облетел,
иль как воздушный шарик улетел,
но зацепился ниткою за кровлю.

И всё сейчас висит на волоске,
завися лишь от ветреного мига -
взлетит ли он, растаяв вдалеке,
иль будет биться жилкой на виске,
растягивая жизненное иго.

Всю душу уместить в свою тетрадь,
по-русски жить, исчезнуть по-английски,
воздушный шарик отпустив летать,
оставив лист осенний трепетать
взамен прощальной маленькой записки.


***

 И нависло звёздною улыбкой,
 дымчатой, игольчатой и зыбкой,
 надо мною прошлое моё.
 Птичьим кликом оглашая дали,
 нажимая враз на все педали,
 бытиё ушло в небытиё. 

 Время листопада, звездопада.
 Ропщет роща посреди распада,
 но ветра берут её в кольцо.
 Я стою одна как на ладони,
 больше не спасаясь от погони,
 подставляя холоду лицо.