Волки

->

Ох, и велика-то Русь землями бескрайними да умами пытливыми.  Чем дальше от стольной Москвы и притаившегося под именем Питер Ленинграда, тем меньше холуйского смрада пред столичной властью, но горбом спина перед губернскими и районными  князьками и их прислужниками.
Льются тёплым потоком света душевные порывы о красотах ландшафта малой родины, любовь к которой стала сутью жизни. Исчезают не только смертельно ядовитые, а любой остроты зубы журналистики. Беззубым интеллектом  не искусать ни центральную, ни местечковую власть.  Как защитить публичным словом нужды провинциальных селян от вседозволенности мегаполисов – столпов столичной и губернской власти, когда свобода публичного слова на содержании тех, кто создаёт местечковые нравы и порядки, которые подчас значимей федерального закона.
---
«Спящие», которых нынче обвиняют в измене или шпионаже – дешёвая подделка, а подлинные – настоящие «спящие», не сегодня проснулись, их разбудили в конце 80-х в СССР и стали они Властью СССР и России, назвав Россию - Раша. Смехом сквозь слёзы лыбится  народ и щемящим,  распирающим душу чувством добавляет слово: всего четыре буквы, а в них без малости налёта фальши самая что ни на есть настоящая  любовь – НАША. Для народа -  Россия, это НАША;  для элиты не интеллектуальной, а приХватизационной, чьи семьи живут  в дальнем зарубежье,  Россия, это РАША.  Каждая элита не пальцем, а народам сделанная и российская не исключение, вот и получилась: НАША РАША; от народа – НАША, а от приХватизаторов народных богатств – РАША.
--
Нынешние «спящие» интеллектуальностью не золотой червонец, но и не  кукиш и не дырочка бублика, а позеленевший медный пятак с претензией на серебро за блуждания меж трёх сосен сенсации.   У разбуженных «спящих медных пятаков» задача простая: исполнить роль злобного налёта  зелени, которую каждый, коль  захочет,  трёт  до дыр иль блеска.
На публичном слуху продавшие Родину   негодяи и всякие вражины шпионские, выведавшие секреты государственной важности и вытянувшие государственные тайны из-под семи иль более,  толстенных чиновничьих жоп.
Утянули новоявленные  звёзды политических игрищ всю новостную славу; как заноза не в голубом, а в телевизионном глазу портреты и бегущая строка сенсационных разоблачений.
Поток праведного гнева общественности к выявленным врагам России,  прикрыл, а то и вовсе скрыл, настоящих «проснувшихся» – верхушку российской  власти; и  так почти во всех постсоветских государствах.
---
Кто ж из новоявленных публичных «героев-изменников»  добровольно и без мзды согласился на роль козла отпущения. Да никто и не соглашался, а использовали дурней в тёмную, да так, что тем и невдомёк.
Шпионские игрища устраивают не только в России, находят строптивых и в Прибалтике, и на  Украине, да мало ли где  необходимы для власти угодно-неугодные чиновники-воры, бизнесмены-барыги, кукольные правозащитники,   да коррупционеры, как борцы с коррупцией.
Чем ярче тона политических красок, тем вольготней цветёт и пахнет   общественное мнение, ведь умом и сообразительностью не блещут ни те, кого сажают, ни те, кто сажает.
---
Выражения лиц найденных «спящих», и у тех, кто их выявлял и создавал условия с видом неба в клеточку, у всей этой многочисленной оравы,  один общий на всех расплывшийся в очертаниях портрет: до невозможности обвисшая элитарная   пятая точка опоры, как у  клоунов на цирковой арене;  не пнуть - грех,  словцо туфлёй с ноги слетает и несётся реактивным снарядом, чтоб попасть в самое яблочко и реализовать мечту:  утонуть туфле в этом портрете по самый каблук.



***



Время шло, бежало и пролетело; повырастали волчата советских времён и поседели некогда молодые волки, стали нынче  вожаками волчьей породы. Заматерели и  забыли незатейливые забавы игр детства. Исчезли из памяти  детские и юношеские видения, смешивающие мечты сна и явь, негласно оберегавшие им жизнь: устроить поджог и править зверушками после всеобщего лесного пожара.
Играли волчата холодными угольками и взрослели в схронах волчьего логова; дожидались  горячих углей, от молний направленных кем-то могущественным. Не всех волчат смогли обучить, чтоб  не боялись огня, лишь единицы оказались пригодны для поджога с разных сторон леса;  всеобщего   пожара, от которого нет спасения лесным жителям, пока не выгорит весь лес, да и на пепелище нормальная жизнь не раньше, чем через пару десятков  лет.
---
В России в 90-е годы Власть была  непонятного вкуса и цвета: ни красной и ни белой, ни сладкой и ни кислой, а до приторности безвкусия серой распальцовкой малиновых пиджаков со стойким запашком детской неожиданности - культура общения того времени.
Бери, коль дают; бери, сколько хошь свобод и грабь и грабь, набивай карманы без призора оставленным  народным добром.
Мораль: прав тот, кто сильней; купайся в крови бесчисленных стад мирно пасущихся овец.
Извращайся:  прижми серой лапой к земле за отвислую бороду старого козла, разорви ему горло и наслаждайся вкусом свежей крови и хрипами последнего козлиного блеяния, которое не раз слышал в радионовостях и лицезрел с телеэкрана, да наискось почитывал  в передовицах советских газет.
Балуй свою страсть остротой ощущения жизни:  исподтишка выходи охотиться  на подобных тебе  безжалостных  и кровожадных волков.
Мир злобных и самодовольных тиранов вернулся и формирует повсеместно власть из лихих людей с верностью шефу и интеллектуальной инвалидностью;  из нелюдей  не позабывших, а никогда не знавших, что такое совесть.
---
Драли и драли волки овечьи стада, резали и  резали заплывших жирком свиней; немели от  устали  челюсти.
Не от нужды голода, а в игрищах меж собой, желали не напиться вволю, а искупаться в озёрах  свежей крови. Поделил волчий сброд стада овец, фермы свиней  и спесивых козлов, да в границах рек лес перегородили пограничными кольями, чтобы знать, где и кого поляна; на каждой свежее мясо клочьями валяется, гниёт. Янтарным светом злости горят глаза;  потеряли волки голодный страх.
---
Обжорство, обжорство и  обжорство; от чрезмерной сытости постоянная грызня за власть - кресло главного пахана.  Сутулый от хулы мир плох, но уж точно, лучше, чем запрятанный от посторонних взоров страх: лечь спать, и не проснуться с разодранной глоткой.
Собрали заматеревшие вожаки серых разбойников в совместные стаи хищников разных  видов  от грызунов до шакалов, пресмыкающихся способных  сбрасывать старую и отращивать  новую кожу и хамелеонов снующих всюду,  коршунов до крови жадных  и высоко парящих стервятников; был поделен и роздан мир.
---
Насколько сильна стая настолько и хапнула себе лесов, полей, лугов, захватила берега речек, да воды озёр, даже болотцами и оврагами не побрезговала, всё притянули оскаленные морды под зад вожака, приближённых и по снисходящей иерархии  стаи. А к чему не смогла стая дотянуться и подмять под свою опеку  оставили другим хищникам.
---
Стал волчий аппетит, и инстинкт жажды крови сводом правил жизни - незыблемой моралью для травоядного сообщества и всяких букашек. Не на рыцарских турнирах укреплялась и передавалась Власть волков, а продажностью острых зубов и серой услужливостью к более сильному хищнику.
Правящие ныне вожаки взрослели в потаённом волчьем логове во времена перестройки СССР.
Всякая нынешняя хитринка в обёртке многолетней матёрости власти, это не природный ум и смекалка, а погибельная мутация волчьего рода: предать собрата, чтоб быть ближе к вожаку всех стай.
---
Не все волки заразились  вирусом предательства и обжорства  власти.
В глухомани  пущи и на полесье, да на делянках по одну сторону реки и в малых рощах, где крупной живности с кукиш,  притаились и жили волки филантропы,  с опаской смотрящие на  мировые волчьи законы. Вначале вожак, как и  другие вожаки, устроил банкет серых шкур, клыков и хвостов, да был бит молодым волком и вся  стая пошла за новым вожаком -  не по нраву пришлись порядки волчьих стай с запада и с  востока. Принятие отрастающего на пепелище грязно-зелёного мирка в  рыночных одеждах ссудного процента  давало вожаку, хоть и махонькую, но тележку мировых привилегий, но  молодой вожак от волков с других земель отстранился и словом и делом: вокруг владений стаи выкопали длиннющие и широченные  рвы, глубиной до вод подземных и сохранили от всепожирающего пламени мирового пожара крошечные заповедные уголки своего леса.    
---
В  непроходимых завалах и буреломах  берлога бурого медведя, на косогоре в яме под корнями поваленной сосны волчье логово – вылезли наружу и,  балуясь, кувыркаются в песке волчата.  Повсюду  множество дыр  нор  лисиц, зайцев, барсуков и прочей мелкой лесной живности. Вздымаются шапками земли меж кустов подземные ходы кротов, мелькнёт в траве серой малюсенькой молнией хвост мышки. Чуть шевелятся макушки трав на берегу лесного озёрца, убегающего разросшимся камышом и осокой к самым корням сосен. Тихий всплеск; по тине скользит к чистой протоке задранная на несколько сантиметров голова ужа, на мгновение мелькнула двумя светлыми пятнышками на темно-серой голове  и исчезла, лишь на воде зыбкая протока-след. Всплеск чуть всколыхнувшихся волн угас и замер в слипающейся  тине.
Глухомань живёт своей размеренной и спокойной жизнью, не ведая о бушевавшем некогда, совсем рядом смертоносном  пожаре.
А если и помнит, то старая жаба, присевшая на кувшинку;  замерла тёмным серо-зелёным камешком рядом с цветком речной лилии и  охотится: поджидает комаров и мух. И не факт, что внушительных размеров лягушка помнит пожар, хоть и дальняя родственница аллигаторов. Крокодилов и черепах в лесном заросшем озерце нет, а остальные обитатели леса  живут меньше черепах. Мало кто доживает до старости, т.к. любой житель леса,  когда охотится, сам для кого-то добыча.
---
 Нет в заповедном лесу пришлых волков, и местных волков осталось немного: щелкают зубами в темени ночи, да воют в свете луны задрав истрёпанную клыкастую морду -  жалуются на судьбу, но из заповедника ни шага; боятся чужаков, хоть и манит  запах гниющей плоти и свежей крови за пределами родного леска.
Некогда родные и до мелочей знакомые косогоры и нежно журчащие маленькие ручейки, убегающие меж корней деревьев к заросшему  озерцу, нынче стали для серых хищников-отщепенцев чужой территорией, где поджидает смерть.
---
Нет никого нынче, кто расскажет о том, как жили в давние времена, когда волки голодные рыскали, зубы скалили и поджав хвосты убегали куда б подальше от  мишки бурого:  внешности  плюшевой и ходьбы  косолапой, мирно сосущего лапу у себя в берлоге зимой в  стужу лютою, но разбуди, потревожь его сон, вылезет из берлоги и побредет медведь-шатун: оглушит рёвом дикой ярости  и напугает силой злобы округу.
Сегодня плешивые и седые волки воют и дрожат звери на просторах отросшего после пожара лесного молодняка, даже малюсенькие листочки  зелёных побегов принадлежат непомерно размножившейся стае волков. Суть старых вожаков, как и много годов назад после пожара, волчья:  предавать и прислуживать сильнейшему хищнику, волк всегда там, где  Власть, а остальные – мясо.

---
 
июль 2019г

-*.*-

 (а)

Картинка взята из интернета; спасибо автору.