Прозябание

                Прозябание
Наталья после того, как муж   Геннадий уехал,  некоторое время пожила в казённой комнате военного общежития: она пообещала коменданту скоро «переехать» в Саратов к дальней родственнице, которой на самом деле не существовало. Жалея Наталью, комендант  закрывал глаза на  её  нелегальное пребывание, но, потеряв всякое терпение, заявил ей: «Выбирайся из общежития!  Не положено вам проживать, ты теперь разведённая. Твой лейтенант отбыл в другую часть, и  ты ему  никто.
- Так у меня ж  ребёнок трёхлетний.
- Надо было раньше думать, за ум браться, не пить, и муж бы не                развёлся с тобой. Чего же ты мальца не отдала Геннадию, ведь просил он, уговаривал? Жила бы свободно, гуляла, коль не нагулялась, стерва безмозглая.
- Чего обзываетесь!? Не ваше дело - сама воспитаю. Нашлись указчики, блин!
  Деньги, которые оставлял муж, она давно проела и пропила с друзьями.  Похудевшая,  взлохмаченная, неухоженная Наталья была подобна  беспризорной  кошке. Всё лето она провела на Ейском пляже, с лица  не сошёл летний загар. Наружность  Натальи была выразительной: пушистые, длинные волосы, чёрные брови, взгляд огромных карих глаз  надменный и настороженный, как-то исподлобья, а узкие бесцветные губы  придавали ей  выражение хищницы.
        Наталья стала нервно  собирать  скудные вещички, в основном - детские, потому что свои хорошие одёжки  она успела продать на толчке, чтобы купить еду, водку и сигареты. Без мужа она прожила уже полгода, но на алименты не подавала: « Пусть подавится своими деньгами, проживу и без них». Ей  было  не досуг, да и лень было затевать  судебную волокиту. « Как я появлюсь там, в таком виде, вдруг сына заберут!»- страшилась молодая женщина. Так и прозябала.
      Наташа заботливо укутала сына   Серёжку  в тёплый шарф, натянула   на лоб чёрную шерстяную шапочку, застегнула дорогую красивую курточку - Геннадий купил, её она не решалась  продавать. Вышли из  военного городка и пошли к автобусной остановке. Ждали  долго - автобус ходил всего три раза в сутки, а  расписания Наталья не знала. Уже стало вечереть, было холодно, и  пожухшие осенние листья гнал к ногам  ветер, задувал в каждую щель её модной короткой  джинсовой курточки. Она наклонилась к хныкавшему Серёжке -  обнажилась спина, и Наташе стало ещё холоднее. Автобус наполнился людьми, обслуживающими военную часть.  Она ездила гулять только в такси, а вот теперь её давят. «Прут со всех сторон. Проклятье!- мысленно ругалась Наталья. Ей уступил место какой-то усатый дядька, и она, посадив на руки сынишку,  удручённо, с тревогой стала смотреть в запотевшее окно. « Куда же мы едим, на ночь глядя? Поехать к Нинке? Она, наверно, хахаля привела, зачем мы  нужны там? Не пустит,  чтобы ей не мешали»,-  горько усмехнулась Наталья, - Поеду на вокзал,там посидим, будто ждём ночного поезда, а там утром видно будет. Порылась в пакете и достала пряник для Серёжи, себе отломила крохотный кусочек. Серёжа поел и сладко заснул, «Путь к вокзалу  недолгий, но пусть хотя бы немного поспит»,- тревога слегка отлегла от сердца Наташи.
        Вокзальная жизнь, суетливая, шумная отвлекла Наталью от тягостных проблем. Она даже успела пококетничать с каким-то  пассажиром, но вскоре он попрощался и пошёл на посадку к своему поезду.
- Вот, если бы я была накрашенная, хорошо одета, можно было бы закадрить
приличного мужика, я бы ему  приглянулась, и он бы пригласил  меня к себе, чем чёрт не шутит. Вообщем-то, я многим нравлюсь, общаться умею, смазливая, знаю, на что мужики клюют. Нинка говорила: « В тебе есть  шарм, ты, наверно, мёдом помазанная - к тебе мужики липнут». «Посмотрим, на что я способна. Если бы не Серёжка…! Но куда же его деть? Я его люблю, солнышко моё»!- она  стала жадно целовать  сонного  сынишку.
- Мамочка, пойдём домой, я хочу спать, - пробудился мальчик.
- Сиди и молчи, какой тебе дом, нет теперь у нас дома, вот здесь будем жить.
- Не, я не хочу здесь…,- сонным голосом захныкал малыш.
- Молчи, сказала. Мало ли, что тебе не нравится.
Наташа взяла Серёжу на руки, прижала к себе,  и ей  стало теплее.
- Спи, солнышко, спи радость моя.
И вдруг слёзы невольно покатились из её  глаз.  Стало обидно, жалко себя и своего бездомного сынишку.
- Сволочь Генка, взял и уехал, бросил, как собак.
Она стыдливо вытерла рукавом слезы и утёрла нос, попыталась расслабиться - закрыла глаза, но не спалось. Её вдруг окликнул голос.
      -  Девушка, проснитесь, мне надо здесь убрать, пересядьте, пожалуйста, - обращалась к ней  полноватая невысокая, уже немолодая женщина в фартуке,  с метлой. Через час эта женщина снова тронула сонную Наталью за плечо:
- Когда ваш поезд?
- Скоро!
- А уже первый час, больше поездов не будет, теперь только в шесть часов утра - электричка.
Наташа молчала, будто не слышала сердобольную уборщицу. А та вдруг спросила:
- Что-то приключилось? Деньги потеряла или что ещё? Расскажи мне.
- Муж выгнал. Идти некуда!
- Ой, господи, бедолага! Идём ко мне, я тут недалеко живу, переночуешь, разве на вокзале можно оставаться.
К мужчине на соседней скамье подошёл полицейский патруль:
- Просыпайся, спать здесь нельзя! А  ну предъяви  документы.
Наталья быстро вскочила - у неё как раз документов  и не было – потеряла в пьяном угаре.
-  Тётечка, спасибо вам. Идёмте, идёмте, а то ещё и меня сгребут эти крокодилы.
      Вера Степановна, так звали её спасительницу, оказалась добрейшей женщиной. Она участливо принялась помогать Наташе. С помощью дочери устроила её санитаркой в хирургическое отделение городской больницы.  Конечно,  в начале выправили все её  потерянные документы, сами заплатили и за паспорт, и за медосмотр. Серёжу определили в соседний детский сад. Вечерами все вместе сидели в тёплой квартире, после сытного ужина каждый занимался своим. Серёжа играл с игрушками, которые принесла приятельница Веры Степановны Антонина Сергеевна –  внуки поделились. Вера Степановна перечитывала стихи Ахматовой, она знала много стихов наизусть и часто читала их вслух. Наташа посвежевшая, побелевшая, « прехорошенькая», как говорила  знакомым Вера Степановна, искусно плела белоснежные кружева.
- Наташенька, ты мне навязала салфеточек, а свяжи мне кружевной воротничок, по-моему, очень красиво будет, он подойдёт к моему выходному платью.
- Конечно, тётечка Верочка, - Наташа только так называла свою хозяйку, - мне ничего не стоит. Давайте я  вам ещё свяжу скатерть или шаль  из шерстяных ниток,  у меня это получится, я знаю.
 Наташа  была рукодельница, все дела горели в её руках: она вкусно готовила, пекла. Часто пела Наташа приятным грудным голосом украинские песни:  «Ой чи я то хата, чийе то покосы. Ой чия то дивка распустыла косы..»
- Ты что украинка? Где твои родители?
- Нет, я русская. Родителей не помню, меня тётка воспитывала, она много пела душевных песен, я все запомнила. Тётка умерла, когда мне было семнадцать лет. Вот тогда  встретились мы с Геннадием. Год жили на квартире без росписи, а когда я забеременела, расписались. Прожили всего чуть больше четырёх лет.
- Почему же вы расстались, ведь любили  друг друга?
- Он был старше  меня на десять лет, ревновал безумно, стал бить, обрыдло всё. Ушла, куда глаза глядят, - врала Наталья, не моргнув глазом.
- Что же он не ищет тебя? Давай  мы его найдём. Он, кто по профессии?
- Тётечка, не бередите мне душу,- схитрила Наталья, чтобы не разоткровенничаться и не выдать себя.
           Однако Натальина натура вскоре проявилась сполна. Надоели ей кровь, судна, швабра  хирургического отделения, она стала раздражительной, начала вновь курить. Нарвалась однажды на главврача, нагрубила, тогда её  простили. А когда Наталья  устроила скандал с медсестрой, сделавшей ей замечание,  ругалась матом, толкнула её: « Да иди ты к чёрту, лизоблюдка»! - Наталью уволили. Она несколько дней делала вид, что искала новую работу - шаталась по улицам, заглядывала в магазины, в бары. Встретился ей в баре бывший пациент хирургии Иван, высокий, рыжий худощавый парень.
- О, привет, Наталья Сергеевна!  Выпьем пивка?
Наталья стала встречаться с холостым  Иваном  и пошло, поехало. Снова запила, много курила. У Ивана была комната, доставшаяся от  бабки, и Наталья поселилась там с Иваном. Сына  два месяца не видела, а потом очень заскучала.
- Мамочка, где ты была? Я скучал, не уходи от меня,- Серёжа крепко обхватил Наташу за колени.
- Мамочка любит тебя и никому не отдаст, сыночек. Тётечка Верочка, простите меня, я уезжала, искала работу. Вот теперь нашла. Да и мужа себе отыскала хорошего, забираю Серёженьку.
Вера Степановна через приятельницу прослышала, что видели Наташку на рынке буквально три дня назад.
   «Значит, Наташа сейчас  врёт»,- подумала про себя Степановна, а ей сказала:
- Наташа, поживи одна с этим мужчиной, проверь его, а Серёжа пусть у меня побудет. Я привыкла к нему и у меня ему  спокойнее.
- Тётечка, что это вы придумали?  Мой сын со мной будет, я так решила!
Вера Степановна не выдержала:
- Наталья, завралась ты. Видели тебя и пьяной, и неподобающего поведения, Как я тебе малыша отдам? Его надо кормить  хорошо, заниматься с ним надо, он и так отстаёт в развитии.
- Не делайте из него дебила, нормальный он, я сама его учить буду. Всё, до свиданья! Помогли, спасибо! Я позвоню вам, - вернулась, поцеловала Веру Степановну,- Не обижайтесь, тётечка. Лучше поймите меня».
 Вера Степановна плакала, вспоминала худенькие ручонки Серёжи. Он стал   говорить лучше, но память, внимание, сообразительность  были слабые. В детском саду  мальчику  психолог ставила диагноз: « Задержка психического развития»
На следующий день Вера Степановна с горечью и слезами рассказывала  своей подруге о случившемся.
- Вера, очень уж ты сердобольная. Помогла, а теперь пусть сама Наталья старается, у неё будет цель, забота воспитать сына, может пить перестанет,- уговаривала та Веру Степановну.
- Как подумаю, что Серёженька опять на холодном вокзале или на рынке с пьяной матерью будет, душа кровью обливается, - утирала платком слёзы Вера Степановна.
Через шесть месяцев, под  вечер явилась Наталья с Серёжей. Под глазом зиял чёрный кровоподтёк, руки тряслись, она сбивчиво с порога рассказала, что Иван побил её, и она, когда он ушёл за водкой, убежала от него, в чём была.
- Что заработала, то сгинуло.
 На самом деле Наталья обносилась, потому что ничего не покупала. Она  не работала ни одного дня, а вела разгульный образ жизни. Иван вначале жалел её, сочувствовал тому, что она не может бросить пить, покупал ей спиртное, сам пил мало, потом разозлился и поколотил Наталью.   
  -    Тётечка Верочка, простите меня, не к кому приткнуться. Одна вы у меня.
Вера Степановна со слезами прижала к себе худенького, бледного Серёжку.            
 Много раз прощала она эту несчастную слабую молодую женщину.
        Привела Наталья в дом   очередного дружка, молодого паренька, на вид лет восемнадцати. Жили они вместе почти три года и - неплохо. Наталья домовничала, готовила, пекла, вязала, сажала огород, клумбы с цветами у   дома  развела. Виталий работал каменщиком на стройке, получал хорошие деньги, приодел  Наталью и её сынишку. Но случилось невероятное. Оказалось, Виталию было всего шестнадцать лет, он совершил правонарушение, отец взял его на поруки, а сын сбежал. Приехал отец с полицией и увёз сына насильно, в наручниках, куда, Наталья не знала. Ей надо было, наконец, искать работу, самой содержать себя и сына, надо было  собрать его в первый класс.
- Ты, прости, Наташа, покупай к школе Серёже всё сама. Меня дочь ругает, ведь всю пенсию на вас трачу. А работать я  больше не могу, ищи ты работу.
Но Наталья не собиралась  сама обеспечивать  семью.  Узнала, что по соседству появился вдовец лет пятидесяти семи, и  решила  « приклониться» к нему -  у него квартира, достаток. Знала, что ему нравилась, Когда ещё жена его была жива, он всегда останавливал Наталью и заговаривал, даже угощал её сладостями.
Стала Наталья разнаряженная уходить по вечерам из дома.
- Куда ты Наталья расфуфырилась?
- К подружке, на вечеринку. Не подумайте, что пить будем, ни за что не сорвусь, поклялась Серёженькой!
-  Фу, дурная! Разве можно ребёнком клясться? Гляди, догуляешься, опять запьёшь! Не прощу! Лишу тебя материнских прав!
Наталья отправлялась к соседу Василию Григорьевичу, мужчине солидному, степенному, непьющему. Благородная седина на висках не старила его, лицо гладкое и моложавое. К тому же Василий Григорьевич был интеллектуалом, много читал, просвещал Наталью. Она делала вид, что очень внимательно слушает его, всё ей интересно, но на деле еле выдерживала, чтобы не уснуть рядом с  «философом и политологом». Так продолжалось полгода, уже прошёл  траур по ушедшей  жене. Шло  время,  но Василий Григорьевич не торопился делать предложение молодой женщине.
   Однажды вечером, когда Наташа уже успела нарядиться, в дверь позвонили. Вышла Вера Степановна.
-  Чего тебе, сосед? – Василий Григорьевич стоял в новом нарядном костюме, с цветами,  молодцеватый и счастливый.
- Свататься пришёл к Наталье.
- Чего? Ты, что ополоумел, она тебе в дочки годится.
- Может, для начала в комнату пригласишь,  Степановна?!
 Обескураженная Наташа стояла у двери, не веря собственным ушам и глазам.
        Было не только сватовство, но и  свадьба. Всё сложилось хорошо у Натальи – законный брак, богатый любящий муж, достаток, квартира. Она по- прежнему не работала, пошёл подрабатывать Василий Григорьевич. А   на стройке ему трудиться уже нельзя было  – всё чаще стало пошаливать сердце.  Не выдержало оно – и  не стало Василия Григорьевича. Наталья не горевала. Что надо, казалось, получила. Однако, у Василия Григорьевича дети были юристами, они сумели сделать так, что Наташу с сыном выставили на улицу. Благо была рядом утешительница Вера Степановна. Серёже было уже двенадцать лет, Наталье - тридцать. Нужно было снова подумать о своём будущем. Новая эпопея закончилась не так идиллически. Наталья посещала бары, она очень похорошела, поправилась, округлилась, добавилось у неё и интеллекта. Поэтому невестой она была заманчивой и действительно многим очень нравилась.
- Вера Степановна,  мужчины на меня только глянут и слабеют, - хохотала она, - Не знаю, что делать, кого выбрать?!
- Выбирай отца для Серёжи. Ему надо помогать  в учёбе, и о здоровье позаботиться.
Остался опять на второй год, он  рослый, от всех третьеклассников отличается.
    Вскоре Наталья снова исчезла и надолго, на целый год. К Вере Степановне пришли из отдела образования, из опекунского совета и забрали Серёжу в приют- мол, пожилая вы женщина, не справиться вам с мальчиком, он ходит неухоженный, учится плохо.
- Я оформлю опёку, дочь помогать будет.
Через некоторое время из опёки сообщили, что у Серёжи есть отец, и он согласен забрать  его к себе.    
                Не знала Степановна радоваться ей за Серёжу или огорчаться.
- Мать непутёвая, а отец оказывается военный в отставке,  женат,  детей у него нет, – делилась она с Антониной Сергеевной.
Степановне дали телефон отца, и она позвонила. Услышала приятный голос.
- Спасибо вам Вера Степановна за Серёжу. Он очень добрый мальчик, ласковый, послушный, а с учёбой я буду ему помогать. Мы купили ему компьютер, наняли репетиторов. Славный мальчик. Спасибо вам и поклон до самой земли.
- Я рада за Серёженьку. Пусть хоть иногда звонит мне, - сквозь слёзы прошептала Вера Степановна.
 «Где же эта шалава? Я и ей желаю только счастья, может остепенится», - говорила самой себе пожилая женщина.
                Послесловие
По пустынному Ейскому пляжу в длинной клетчатой юбке и в кожаной укороченной куртке шла женщина неопределённого возраста. Короткая стрижка молодила её, но худощавое лицо с бороздами глубоких морщин, то ли от жуткой худобы, то ли от возраста, превращали эту женщину почти в старуху. Она затянулась папиросой, выпустила сквозь  зубы густой дым и отшвырнула только что подобранный бычок. Сплюнула нехорошо, обнажив  жёлтые редкие зубы.
- Петька, чего ты несёшься, как угорелый!? Не угонишься за тобой!- окликнула она высокого мужчину лет пятидесяти, шагавшего далеко впереди.
Тот резко обернулся, и в старом пакете звякнули бутылки.
- Наталочка, золотце моё, извиняйте, поспешил. Уже недалеко от моего логова, сейчас, моя коороолевнаа - он намеренно протяжно произнёс это слово,- сугреемся!
- Тоже мне,  сказанул – логово!- А как вы думаете, - я морской волк, - он похлопал себя по тельняшке, видневшейся на груди из-под  полурастёгнутой куртки, мешковатой и громоздкой.
- Ладно, иди волчара  драный, - пробубнила Наталья.
Ветер с моря рассеял её слова.
- Что, Наталочка, вы изволили изречь, не расслышал?!
- Сказала, шагай уже, догоню!- крикнула громче женщина.
Ветер – бродяга носился по голым сухим косогорам и катал с остервенением кусты какой-то колючей травы. Что-то потустороннее было в округе:  кружащиеся  клубки  травы с колючками, будто заведённые нечистой силой.  Повсюду большие и маленькие булыжники, сердитое  мутное холодное  море – пустынное темнеющее бесцветное пространство пугало своей непредсказуемостью, неизвестностью и безысходностью.
- Ну и дикость несусветная! Что за серая жизнь? Скорей бы дойти до этого проклятого места.
Пётр  спустился в  овраг, и его не стало видно, оттуда раздался  голос:
   - Скорей, Наталочка, пришли уже, спускайся ко мне!
Наталья подошла к его « лежбищу» среди веток, под раскидистым деревом, корни которого торчали из-под земли. Среди валунов было углубление чуть больше одного метра. Над ним возвышались палки. Сверху них и с боков  был натянут, как попало, грязный рваный целлофан. Внизу лежала груда тряпок.
- Костёрчик разведём и согреемся, дорогуша. Не жизнь, а малина! Ну, что ты скисла, сморщилась, как лимон? Смелее располагайся!
- Чи ни логово! Комфорт полнейший! Если б знала, не пошла бы с тобой.
- Наточка, детка, это ни худший вариант для свободной жизни – свежий воздух, шулюмчик из тушёнки, водочка для обводочки - переночуем, как морские птицы. Не шугайся, со мной не пропадёшь, - балагурил Петро, разжигая костёр. Наталья  вытащила  бычок и опять закурила.
- Зачем ты куришь?  Вон дыши костерком. Подошёл и обнял дрожащую Наталью,
- Чаечка, моя легкокрылая, перекантуем сегодня, а завтра я тебя в свои хоромы поведу: квартиранты съедут. Дом у меня большой,  я боцманом служил, денежки водились. До октября я сдаю свой дом курортникам, а сам бомжую. А что? Мне нравится! - Пётр весело засмеялся и поцеловал Наталью.   
« Ну и ладно, - подумала она,- сойдёт, покатит. Проглядела я своё счастье, улетело и заплуталось оно. Теперь только холод в душе да безжалостный равнодушный ветер вокруг.
       Запахло тушёнкой, Пётр тенором выводил старательно: « О, голубка моя, будь со мною молю в этом синем просторе…»