Комментарии к Повести о Бове-королевиче

Средневековый рыцарский роман о подвигах Бово д'Антона возник во Франции и в различных стихотворных и прозаических версиях обошел всю Европу. Был он популярен и в России. К нам повесть попала, видимо, в XVI веке, переведенная сначала на итальянский, затем на сербохорватский, затем на белорусский языки.  К последнему, в конечном счете, и восходят все русские списки. Вероятно, что сначала повествование проникло в Московскую Русь в устной передаче и только позднее было записано.

Первый раз повесть о Бове-королевиче упоминается в одном московском источнике второй четверти XVII века. Списки памятника относятся к еще более позднему времени. Однако есть все основания считать, что он стал популярным очень рано, о чем свидетельствует великорусский именослов. Так, среди «мирских имен» (или прозвищ) начиная с XVI века имя Бова не было исключительно редким, среди реальных людей встречались и другие, носившие имена персонажей сказания. Так, в 1604 г. из Москвы в Нижний Новгород вез государеву грамоту некий Лукопер Озеров.

Интересно, что некоторые из имен героев повести, использовал в своих сказках А.С. Пушкин, поэтому они хорошо знакомы практически всем нашим соотечественникам. Среди них – цари Гвидон, Дадон, Салтан. В детстве поэт слышал историю о Бове от своей бабки Марьи Алексеевны Ганнибал, о чем, в частности, вспоминал в стихотворении «Сон».

Ах! умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шепотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы…
Терялся я в порыве сладких дум;
В глуши лесной, средь муромских пустыней
Встречал лихих Полканов и Добрыней,
И в вымыслах носился юный ум…

Потом Пушкин скорее всего читал текст, так как сказка с конца XVIII века издавалась в лубочном виде. В юности он написал длинное стихотворение, которое так и называется «Бова». В дальнейшем внимание Пушкина к этому сказанию проявилось в различных его произведениях, летом 1825 года он даже составляет план новой поэмы о Бове и делает набросок семи начальных строк.

Вообще, из рыцарских романов и авантюрных повестей, вошедших в русскую литературу в допетровское время, на долю «Бовы-королевича» выпал наибольший успех. Число известных рукописей, которые содержат это произведение, приближается к сотне. Кроме того, известно свыше двухсот лубочных изданий «Бовы» – последние из них выпускались даже после революции, в 1918 году.

Скорее всего, у современного читателя повесть не вызовет особого интереса – слишком сказочной, баснословной она стала в процессе устной передачи. Чего стоит, например, рассказ о том, как семилетний мальчик в сражениях побивает многотысячные войска и, вообще ведет себя, иногда совершенно не соответствуя своему возрасту. К тому же, приключения главного героя тривиальны, все сюжетные ходы с тех пор использовались в литературе множество раз во всевозможных вариациях. Интерес может представлять нечто совершенно иное, а именно разговорный язык, которым записан пересказ повести. Он достаточно близок к современному русскому и понимается без проблем, но встречаются слова и выражения, которые теперь вышли из употребления и требуют комментариев. Приглядимся к некоторым из них.

Во-первых, во всех случаях местоимение «я» имеет форму «яз», что является промежуточным этапом перехода от старославянского «Азъ» к современному виду. Во-вторых, «ъ» на конце слов, оканчивающихся согласным звуком, встречается крайне нерегулярно, что свидетельствует о позднем времени записи сказания и о «неграмотности» переписчика. Вообще текст изобилует просторечиями и «орфографическими ошибками», одни и те же слова имеют разную орфографию, будучи написанными то так, то этак.  В-третьих, слово «почел» в сочетании «почел говорить» употребляется несчетное количество раз. Оно замечательно тем, что представляет несохранившуюся словоформу с приставкой «по» от того же корня, что и в слове «начало».

Кроме того, в тексте присутствуют отголоски десятеричной и двенадцатеричной систем счисления. Так, если речь идет о множествах, то они выражаются десяткам и тысячами, но имеются и примеры магического числа 12: «Есть у государя моего батюшка добрый конь богатырский: стоит на 12 цепяхъ, по колени в землю вкопанъ, и за 12 дверми. И есть у батюшка моего в казне 30 доспехов старых богатырей и мечь-кладенецъ». И далее: «Дружневна послала в казну по доспехъ богатырский и по мечь-кладенецъ: 12 человекъ на насилкахъ несли».

Далее, понятие «жениться, вступить в брак» выражается как «взять за жены место» или «понять за себя»: «И такъ тотъ король Видонъ понялъ за себя прекрасную королевну Милитрису и жил с нею три годы и прижил младаго детищу, а храбраго витезя Бову каралевича».
 
Глагол «облечься» (в одежды) выражен формой, дающей возможность почувствовать этимологию слова «облако»: «…Королевна Милитриса… оболакаа на себя драгоценныя платья, и пошла в королевские полаты…». То есть «облака» – то, во что «одето небо». Старинный (славянский) синоним «одежды» - «облачение».
Далее прекрасным образом обнаруживается связь «одежды» и «одеяла»: «И дворецкой грамоту написалъ, и запечатал, а самъ легъ на каролевскую кровать и одевался королевскимъ одеялом». И в другом месте: «И скочилъ Бова скоро с кровати и опахнулъ на себя шубу одевалную.  Слово «шуба» обозначало не только верхнюю одежду, но также теплое одеяло и вообще покрышку для сбережения тепла (шуба избы – зимняя покрышка из соломы и навоза). Можно вспомнить обычай зимой закутывать шубами седоков при поездках в санях, часто описываемый в литературе XIX века. Чтобы читатель не подумал, будто лежавший в постели Бова накинул на себя одеяло, слово «шуба» сопровождается определением «одевальная», которое сигнализирует, что речь идет именно об одежде.

Глагол «встречать» представлен формой, напоминающей церковнославянское «сретенье»: «И прекрасная королевна Милитриса поднятъ и градные врата отворит и стрете короля Дадона с великою радостию во вратехъ градных».

Фраза «посылать брата своего Обросима во град Антон к прекрасной коралеве Милитрисе лепо поздравити…» напоминает нам о родстве слов «поздравить» и «поздороваться». И в том и другом случае первоначально присутствовало пожелание здоровья, которое теперь в повседневном словоупотреблении носителями современного русского языка не чувствуется.

Совершенное недоумение вызывает написание слова «цка», обозначающего, по-видимому, деревянный брус, доску.

В тексте сказания собаки обозначены непонятным словом «выжлецы», отголоски которого сохраняются в некоторых фамилиях. Посыльные называются ярыжками. Издатель комментирует, что ярыгами, ярыжными в те времена именовались не только бродяги и мошенники (ср. пословицу: «С ярыжкой поводиться — без рубахи находиться»), но и должностные лица низшего разряда, так называемые «земские ярыжки», которые наблюдали за порядком на улицах, использовались в качестве посыльных и т. п.

Совершенно удивительно, что сказитель не знает слово «лодка». «И гости-корабелшики дивяшеся, что детище младо кричит громким гласомъ. И гости-корабелщики послали ярышков в подьестке». По-моему, «подъездка» – это замечательно, здесь наглядно выражается идея, как добраться с корабля до берега. Похожим способом называется и транспорт, которым перевозили сено: «(Конюхи) поехали по траву, и Бовинъ урок накосили, и в розвези связали». «Розвези» по-видимому – «волокуши».

Неожиданное значение в тексте имеет слово «угодья»: «И пошелъ Бова ис полаты, ударил дверми, и выпалъ кирпичь ис стены и прошибло Бове голову. И прекрасная королевна лечила своими угодьями». Скорее всего, «угодьями» здесь – «уходом, угождением». Однажды мы уже отмечали, что «баловать» первоначально – «лечить», а затем «позволять больному больше, чем в обычное время, когда он здоров» и т.д.

Интересно, что понятия «христианин» и «крестьянин» во время записи произведения не разделились окончательно. Это можно увидеть в следующем отрывке. И Бова рече: «Государь мой король Зензевей Адаровичь! Яз роду не царскаго и не королевскаго, язъ роду християнского, понамаревъ сынъ». Вероятно, что «христианского» в этом случае уместнее понимать как «крестьянского», а не так, что цари и короли придерживались иного вероисповедания.

Современные антонимы: «богатый – бедный», «добрый – злой», «полный – худой» еще не мыслимы. Вместо этого встречаем противопоставление – «добрый – худой»: «А мати моя, убогая жена, на добрых женъ платья мыла, тем свою голову кормила». И король Зензевей Адаровичь почел говорить: «А коли ты, Бова, такова худова роду, и ты у меня служи на конюшни и буди нат (над) конюхами большой». «Худой» в значении «плохой, несчастливый, бедный» до сих пор присутствует в выражениях «на худой конец», «худо-бедно», а также в словах «захудалый», «прохудиться», «худший».

В дополнение к известным нам «горазд», «гораздо» в повести встречается и отрицательная форма: «Государыня прекрасная королевна! Негораздо делаешъ, против меня, холопа, встаешъ». Здесь «негораздо» значит «в нарушение правил этикета»: знати не приличествовало вставать навстречу простолюдинам. Лингвисты уверены, что «горазд» в значении «способен, ловок» заимствовано из готского, где garazds  имело значение «говорящий разумно» и было образовано от существительного razda – «язык». Первоначальное значение – «тот, кто умеет хорошо говорить». Однако в тексте «гораздо» – просто «хорошо». И рече Бова: «Злодеи  мужики, что ни продуму не гораздо удумали! Не гораздо и имъ будетъ!».

«Досталь» (достаток, изобилье) еще не срослось с предлогом «в» и не образовало наречия «вдосталь»: «И Бова досталь Дружневне песку к сердцу присыпалъ». Хотя синтаксическая функция слова указывает на то, что здесь это наречие.

Слова «поручение», «поручить», «порученец», «поручик», «порука» восходят к корню «рука». Буквальное первое значение в глаголе «поручить» было «отдать», «сдать» (с рук на руки). В древнерусском языке «ручити» прямо означало «передавать из рук в руки». В тексте находим такой пассаж: «А ты, государь батюшка, дай его мне на руки, и яз его превращу в свою веру латынскую». Здесь «на руки» – «на поруки». Отсюда следует, что поручиться за кого-либо, значило «отдать себя в руки судьи» в качестве залога. Если тот, за кого ручались, не сдерживал обязательств, ответственность ложилась на плечи поручившегося. Хорошо если он ручался не головой.

Всем нам знакомо выражение «как ни в чем не бывало», которое из-за своей обезличенной формы имеет весьма туманный вид. Однако в старину оно было совершенно ясным и согласовывалось с подлежащим, склоняясь по родам: «И Бова лежал мертвъ три часа, и востал, что ни в чемъ не бывал». То есть так, как будто не был ни в смертном бою, ни в состоянии комы.

Считается, что «плен» или полногласная древнерусская форма «полон» первоначально – «прибыль, добыча, покупка, продажа», затем – «пленные (которых продавали или покупали)». В тексте повести имеется фрагмент, который подталкивает сблизить «плен» и «пеленать», то есть «опутывать пеленами»: «И Полканъ поскакал, и много людей онъ похватал и в пленицу перевезал да и к Бове привел». Похожим образом образовано слово «узник», изначально – «тот, кто связан узами (веревками,  а затем - цепями)».

Во время записи текста слова «нрав» и «норов» еще не разошлись в своих значениях окончательно: «Милостивый Спасъ и Пречистая Богородица! Дали вы мне ладо поноровное, и не дали вы мне с нею пожить от младости и до старости». Здесь «ладо поноровное» – «жена по нраву, по любви».

Сегодня мы говорим «играть в игры» и при этом – «играть на музыкальных инструментах». Сказитель повести употребляет неожиданный предлог: «Симбалда играетъ в гусли, а Личарда в домъру». А заимствованное  слово «танец», видимо, еще не обрело современного вида: «Потьте, детушки, на королевской дворъ, и васъ возмут в королевскую полату, и вы играйте наигрыши добрые и тонцы водите хорошие, да во всякой песни пойте храбраго витезя Бову королевича». «И Бовины дети пришли в королевские полаты и почели игрищи играть добрые, а тонцы водить хорошие», – здесь «игрищи» – не «игры», а «наигрыши».

И напоследок, своя вотчина, родная сторонка в повести неожиданно именуется словом «старина»: «И пошед Бова на старину, и почелъ Бова жить на старинъ з Дружневною да и з детми своими, лиха избывать, а добра наживать. И Бове слава не минетца и до века».