Хуго Балль. Лаурэнтиус Тэндэрэнда Гл. 13
Нескрываемое извержение или экспекторация титульного героя. Автор называет его Фантазмистом, сам же он называет себя в своей заносчивой манере Кирхопоэтом. Также Рыцарем, из Глянцевой Бумаги, преподносит он себя, что указывает на его принадлежность к донкихотской процессии, в коей Тэндэрэнда во время своей жизни любил двигаться. Он признаёт, что его радостности быть измождённой, и вымаливает себе благословение неба. Особого восхваления заслуживает Бенидиктианская формула, чьё радостное звукоинтонирование станет праведно всему существу Тэндэрэнды. Когда он приводит химер в хлев, можно бы принять его за екзорциста. Преследования же Дьявола, на кои благословенное речение указывает, и есть те фантазмы, на кои уже святой Амброзиус жалуется, и чье отставление другой святой называет условием для вступления в монашеский сан. В остальном ситуация Тэндэрэнды элегична и массово робка. Словоигры, чуда и приключения сделали его мягким. Он тоскует по мирной Тишине и по латинскому Отсутствию.
С громом в голосе начиналось то: Лаурэнтиус Тэндэрэнда, Кирхепоэт, Галлюциниада в трех частях. Лаурэнтиус Тэндэрэнда, или Толмач Неизбежности. Лаурэнтиус Тэндэрэнда, Эссенция Существования Астральной Канонады. То должно было быть шуткой для услаждающих диофрагм. Но то было Траурной Игрой здорового человеческого сознания и Простофильством для кисти моды и самобичующихся словом.
Владелец фабрики молитвенников произнёс пролог, и театр шатало от волчка людского изобилия. Гвоздями со шляпками были укреплены фронтоны, и с балконов свешивались голодные ленточные черви, эломэн. Диспозиционная плоть Голиафа была вскрыта, десять этажей выпали наружу. Гремучие змеи были принесены в башенку, и козлиный рог трубил к пятичасовому чаю.
О это столетие из накала света и колючей проволоки, древлей силы и бездны! Что могли б здесь Документы МУки? Перед воинственным народом, перед сборным хором стихоредакторов? Лаурэнтиус Тэндэрэнда, или Миссионер среди потливостопых и краснокожих Академии Плотских упражнений. Вероисповедальная книга и Кашель. Я хочу материю благонапитанной предсталять. К комнатному фехтованию не лежит у меня душа. Не было б только этого постоянного серно-хлорного хрипения смерти. Ни шага больше, или я захриплю.
Теперь они пошли переводить их трёхместного серого зверя на галоп. Граната, лимонка и венецианский Синий Дым их зубчатых шляп. Теперь несётся кура при богослужении, и они охотятся на неё со звонким кошелём. В цинковой мази варят они их карманные часы и Нострадамуса перемазывают кистью с гелиотропом.
По мне — это настоящая сатанинская парфюмерия. Чуть отдаёт размятым перцем и краешком провода. Но во второй части станут скорбящие себе изречения корана как ремни пристёгивать. Искусство как застёжка. Капюшониада в трёх продолжениях. Или энциклопедический молитвоцилиндр. Или пропастноразыскивающее глядение в инфернальный мир густоусого шума.
Я был бы сам же Утончённым, если б этого не постиг. Утончённым я был бы сам, если б на бестию не хотел с подставками для снятия сапог во плоти идти. Женский идеал немецкого народа живёт не в общественном Доме Желания. Какаду пал в отраву. Синий Всадник — не Красный Велосипедист. И я думал, я дело б тянул на бутылках.
Они усадили мне каракатицу на кровать. И корни их зубов передали мне к пропитанию. Валерьяны попробовал я и шпили кирх стеклобумагой притирать. И я не знаю, к тем ли наверху или к тем внизу принадлежу. Так как Невероятное, ни разу не Разрешённое будет здесь Опытом.
Без преамбулы: только из дома — я уже дитя страсти. Мой Mons puberis может дать себя видеть. Сорок дней я лежал в едком натре. У безбожников давно бы зубы из челюсти выросли.
Я мог бы Покаянную долину декламировать и святые крестознаки делать. Кому служил бы этим? Мог бы я мои локоны маслом подсолнухов смазывать и касаться давидовой арфы? Cui bono? Господ Вашеповышения и Раскрасомастера нового Иерусалима портретируя, что нужды мне в этом?
Эта песенно-декламационная вставка одиннадцатая и последняя. Весёлость рыцаря, из стеклобумаги, измождена. ОргАн ослабил его уход. Химеры в хлев приведены, и церковный отец Оригинэс вбирает солнце своей плешью на вечерней заре. Вечное семя раздай нам, о Господи, хорошее Сordial M;doc, да оркестр троекратно оклювленных кальянов умолк бы на миг.
Benedikat te Tenderendam, dominus, et custodiat te ab omnibus insidiis diaboli. О Хюльзэнбэкк, о Хюльзэнбэкк, quelle fleur tenez-vous dans le bec? Использователи совокупляются в святынях. Детективы — украшения наших шляп. И « gadji beri bimba» исполняем мы как ночную молитву.
Тэндерэнда крестобойцев станут они меня называть. На Sedia gestatoria станут они показывать мои мощи. Святой водой станут они меня окроплять. Полный Монах Презервации и Фильтроплатка Нечистот станут они меня называть, Ослиным царём и Схизматиком. In nomine patris et filii et spiritus sancti.
Счастье лишь, что троицено настроение слишком вычурными посторонними совсем не будет испорчено. Счастье, что я могу оставаться в хорошей форме. Имел бы я записную книжку в руках, да представится помимо оказия, так стал бы я записывать, чего мне больше выпадет. Время же выпадет мне целиком. Сие есть великая затея и несостоятельность, кои я хотел бы удержать слабою простотой.
Свидетельство о публикации №119090508359