Ониризм

Смутные тени смущённо
легли на кровать.
Держа руки скрещенно,
глядела, мне не дав спать.

Словно связан —
двигаться не могу.
Взять за руку обязан,
сплести воедино судьбу.

Моргнув, на миг упущу,
потерял тебя из виду.
Сердце тем не заколочу —
это не имел ввиду.

Подсматривает жёлтый глаз
в отражении подоконника.
Не испугает он нас,
лишь в моей голове паника.

Снова закрыл створки
из кожи моей ловкие.
Твои лебединые тонкие
легли на кровать руки.

В мире пропали звуки.
Губы твои — лезвия
не родят опасения,
как моего сердца стуки.

Миг ночной единения
не лишь от скуки.
Сгладим, давай, тупики.
Ты тут спасение.
.................................
Взор направлен в полумрак.
Лишь тени, тени, тени
окружили — в плене.
Мой ты где судьбы подарок?

Искоркой тревожного волнения
резво вздулись мои вены.
Тебя, мой друг, единого
боюсь утратить из своей вины.

Давно уж за полночь
мой ночной мотылёк.
Ещё не скоро солнца луч
будет близок, но не так далёк.
.................................
Дивный новый мир открою
чудес из светлых снов.
Глаза закрыв, попрощаюсь я с тобою.
Отворю врат серебряных засов.

Бесконечно многообразие
странных и пёстрых узоров.
Но меня не отпустит это пленение
реальности железных оков.

Мне не спится:
чую где-то рядом,
и сиё не снится —
ты ласкаешь взглядом.

Неподвижен я,
пускают глаза снег,
укрывающий меня.
Под ним навек бы слёг.

Сугробом взглядов я покрытый,
твоей любовью скрытый.
Собравшись с силою, я увидеть смог
тени силуэт прекрасных ног.

Встать я не могу;
взять тебя за руку
и в волосы б, как в реку,
в коей утону.

Глаза опять закрыв,
тебя я потеряю.
Неведомый души порыв,
когда ты рядом ощущаю.

Моя ты милая, скажи,
чего же ночью мне явилась?
Вот теперь пропала, расскажи
отчего ж больше не добилась.

Глаза закрыв, естественно,
после я открою точки.
Ты мне любимая, и но
сестра, супруга, мать и дочка.

Веками хлопну дико.
Не смей с укором ты глядеть
из глаз своих во тьме безликой
пронизывая словно током, а я — медь.

По твоему раздует после ветру
мои кости, словно мел
или же лишь серый пепел
останется к утру.
.................................
А ты всё смотришь, смотришь, смотришь!
Налюбоваться не хватило, милая, единого раза?
Взглядом больно, больно, больно жжешь.
Это не ты; лишь тень, лишь шизофаза.

Лишь вижу эти тени,
как из уст своих же слышится:
"Ко мне бы села на колени;
обману здесь не скрыться".

Может, в очертаниях тёмных найду
оттенки милого лица.
Заставит удивиться
стук веток: поддаются ветру.

Не поддамся, не открою:
лежу травкою скошенный.
Обманусь — веки раскрою.
Я ненужный, поруганый, брошенный.
.................................
"Достаточно, довольно!
Щеку к сердцу, ну-ка, приклади".
Недвижно смотришь, да так больно,
как не было ещё в моей груди.

Ох, скажи, чем же завинил
и что же сделал я плохого?
Отановлю это, как пластинку-винил
композитора того самого.
.................................
Мрак упал со всех сторон.
Ветки скребутся, ломая суставы.
Тишина навалилась — сон.
С рельсов сходят мои составы.

Косы жёлто-зелёные
 разлетаются по ветру.
Успокойся. Потрёпаны.
Обратно ли заплету?

Нет? Что ж такое?
Руки твои не дряхлые,
руки твои не тёмные —
лишь дерево полусохлое.

По окну не скреби!
Выпал худший жребий.
Навек в скорби:
упал с гнезда воробей.

Не плачь ты, милая —
ты не палач, что силою
жизни лишил невинного.
И падет не одна слеза скупая.
.................................
Пойду в лесок —
там моя Исповедь.
Падёт твой жёлтый листок.
Не глупо ли ведь?

Больше не будет строк,
не нужно слово
Мне это лишь срок
кина чёрно-белого.
.................................
Я глаза раскрою снова.
Темень. Картина мне не нова.
Вокруг смотрю — всё мимо
и часы стучат неумолимо.

Над окном сгустятся тучи,
да вот-вот ко мне ринутся.
Хором кричат листьев кучи.
Не могу всё двинуться. 
.................................
Слезай, хватит! Я знаю!
Грудь мою не тревожь.
Не видя осознаю:
спасусь, лишь бы нож.

О Ангел мой, спаси!
Та сила, что уселась,
так нагло на моей груди,
вдоволь наигралась.

Придёт утро и ты,
как на улице цветы,
лучами будешь освещённый,
да силой света поражённый!

А пока сиди, сиди, сиди!
Мучитель, чёрт тебя дери.
Ангел с силой моей веры
обратно вгонит тебя в ада двери.
.................................
Пусть ещё и тёмно дьявольски.
Украдкой бежит страх скользкий.
Двинуть не могу хоть ногу:
страшно; паника сдавила голову.

Я не поддамся, не смейся.
Она придёт, мой Ангел.
Тебя, неведомая сила, сожжёт!
После оставит лишь пепел.

Буду смеяться вместе
с тебя незаметного, невзрачного.
Явился не в то время да место.
Светом уничтоженный; неудачно как!
.................................
Глаза мои, мои чёрные дыры
видящие снов иных миры,
неожиданно раскроются.
"Это какая-то небылица".

Свет льётся в комнату,
сидит " она"? Не разгляжу.
Очертаний лица
вовсе я не вижу...

На кровати сидит, наклонившись
предо мной своим телом
вся, может, в платье чёрном
прямо в меня уставившись.

Смотришь пристально,
прям содрогается душа.
Моё горячее тело недвижно; неистово
взглядом обливаешь из душа.

Без слов дам жалобу,
что нечто доселе
так нагло, безжалостно
на грудь тяжко село.

Мне больно давило,
где сердце там билось,
когда в ночь ты так мило
на кровать бесшумно садилась.

Чувствую: сердце в такт.
Спокойно: ты рядом.
Темно в комнатке так,
окропляет будто ночь декабря дом.

Быть может, услышаны мольбы,
страждущих во спасении.
На зов явилась, как моль бы,
летящая к лампы свету без опасения.

Погоди, что-то холодно.
Чай заварю; пока тонут лепестки заварки
мы в объятиях света тусклого, но
сольёмся — швы горячие сварки.

Золотыми узорами
от штор как-то свет отражается.
Чёрными пятнами
волос ивы пряди виднеются.

"Всё сидишь неподвижно.
Ну одари меня радостью!
Неужели так сложно
разделить поцелуя сладости?"
.................................
Разразит долгожданно
тишину гнетущую
сердцебиение, что так спонтанно
сопроводит волнение, что ощущу.

Волнение перерастёт в резкую
тупую боль, словно ножом,
всаженым чьей-то рукою
с ненавистью и злом!

Но вовсе не содрогнусь
от этого резкого удара!
Не сон, от коего проснусь,
в поту из огня, из жара.
.................................
Всё не двинется,
неподвижно наблюдая,
будто зрачки её тени сузятся
от удовольствия, что страданием несу я.

Снова грудь мою защемили.
Боли искры рвутся сквозь пальцы:
меня близ сердца внутри раскалили,
в тело повсюду всадили ножницы.

А ты сидишь, смотришь!
Меня истязают,
собаки пастью жуют,
мясом моим их кормишь!
.................................
Нет! Прости, прости, прости!
В порыве бредовой, болезненной агонии
приплетаю тебя к напасти.
Спаси! Злую сущность прогони!
.................................
В окно что-то стучалось;
какие-то тихие звуки.
Неведомо, что же случилось.
Смесь страха и боли, быстрого сердцебиения стуки.

Паника неожиданно пришла,
обвиваясь змеем круг шеи.
Оказалась так пошла:
коснулась шёлка нежнее.

Нею буду обнеженный.
Дотла сожжено будет тело.
Паника этого искренне хотела —
лежал чтоб пеплом обнажённый.

Словно прошло около годика,
методично страх пожирал.
Выпиваясь церковными шпилями стиля готики,
и при том, всё больший вес приобретал.
.................................

Страх говорят ведь лишь,
будто бы буйство воли,
точнее сказать, если позволишь,
выход свободы из под контроля.

Свойства же этого дара,
как дуализм монетки.
Воздействием от страха террора
утратить волю опаски не редки.

Маленькое, безобидное, незаметное
опасение утратить свободу жизни
создаёт неожиданно в груди резкое
стремление бежать, защищаясь до резни!

Неожиданно ли, опять, пронизывают
тело удары, будто сам кто-то до боли
хочет освободиться; преграды не останавливают
в виде моей груди на пути к воле!
.................................
А ты всё смотришь пристально!
Бури этой безумной не остановит
твоя нежная пристань, но
взволнует более безучастный твой вид.

Остановись, я прошу. Умоляю!
Со страху подобно осенним листам
на земле от холода я сгниваю.
А ты сидишь, смотришь с краю там.

Мою грудинку куриную ешь
неведомая, невыносимая боль.
"Может... ты курируешь?
Какова во всём твоя роль?"
.................................
Веки раскроются снова,
уж действительно не смешно.
Ситуация не то слово —
чувство реальности смешано.

Лежу на кровати;
Ноги мои окоченели
реально уж или
опять нате!

Мысль влетела в голову,
причём, весьма кстати,
что сие не правда голая,
а бред дурного в халате.

Тогда я молнией с кровати встал.
Поднял, как атлант, своё тело
Страх этим делом я сам испугал
и в миг плеяду боли волной смыло.
.................................
Всё так же стучится
рукою ко мне ветхой
со стороны, где улица
тонкой своей веткой.

Неподвижно застыв
задам вопрос ей я:
"Зачем стучишь ты
в окно, тревожа меня?"

Не последует ответа,
движимая от ветра,
оставишь следы
на стекле ты.
.................................
Тело моё холодное
ощутило что-то
до этого невиданное —
присутствия чьи-то.

Створки глаз моих
тревожно начнут хлопать.
Смогу почувствовать
тепло тел чужих.

Глаза открывая раз очередной
зальют зрачки
лицо мои собой,
как реки.
.................................
Ты сидишь, смотришь
пристально так вглядываешься.
От  видения почти не отличишь;
чувствую, как вглатываешься.

Руками тихонько скребя,
будто множишь метастазы
симпатии, успокаивая меня,
в миг полнолуния фазы.
.................................
Верно, всё за правду,
но уж точно теперь
тревожиться не буду,
пусть тут вторая тень...

Что?..

.................................
Глаз луны на миг
в окно моё заглянет.
Чуть светом окропит он их,
и вот замрут часы, и сердце станет...
.................................
Верно, да, это такая шутка.
Ум ночью обманул чутка.
Я оценил. Довольно, хватит —
она не одна всё ж сидит.
.................................
Снова я глаза открыл.
Сколько можно?
Моих уж нету сил.
В комнате теней полно:

Смутные тени смущённо
легли на кровать.
Держа руки скрещенно,
глядела, мне не дав спать.