Сентябрьские эскизы...

  Тучи высокие, не сплошные. Рядами идут, грозят дождиком. И вдруг просвет. И так обдаст левитаном вспыхнувший кусочек леса, так пахнёт палехом на тебя, что внутри всё задрожит от счастья. Вспоминаешь прочитанные сегодня слова архимандрита Саввы Мажуко:  «Не примеряй на себя прошлое, его больше нет – ни плохого, ни хорошего. Не  жалей об ушедшей юности, не скорби об упущенных возможностях, о несделанном, о несказанном – отпусти, забудь. Прошлого нет. Нет и будущего. Я – только здесь и однажды. Живи сейчас. Люби сегодня. Радуйся с теми, кто рядом. Не примеряй на себя чужую жизнь, ведь жизнь тебя вчерашнего уже не твоя… Можно утонуть в прошлом, заблудиться в будущем и упустить ту радость, красоту и любовь, которые вот тут, рядом, притаились и ждут ободряющего взгляда, благословляющего жеста».
  …Мотыльки-подёнки над речкой. А в столпе света солнечного – меланхоличный, усыпляющий, терапевтический танец всякой мошки и пуха кипрея, чертополоха… И вдруг – в столп вплывает просто-таки гигантская паутина, которая, кажется, вот-вот протянется от берега к берегу… Откуда сорвалась?  Уж точно не пучок на паутинке… Чудо какое.
  Черную речку по дороге в Смольянец перегородили бобры. У дороги – гигантское чёрное око воды, испещрённое медными и красными листьями. Зрит тебе в душу!
  Тихо, покойно и на душе и вокруг. Только крупные птицы время от времени срываются в густой придорожной чащобе.
  Большие, чёрно-фиолетовые вороны на белой дороге осени…
  Первое сентября.

Эх, что за день! Шел утречком по солнышку в школу. Паутинки на траве стадиона сплошным почти ковром, а где тончайшими марлечками. Так их роса и солнце обозначили. Ладно на душе. Крепко. Гул в коридорах школьных. А и смущены некоторые детки, особо – приезжие: три месяца всё-таки не виделись. Рукопожатия, обнимашечки, слова ласковые. На улице бы линейку провести, но дождливое лето так напугало, что… не решились. Да и ладно. Несколько прохладно было поначалу, да людей пришло немало – нагрели нижний холл. Прокатилась мгновенно торжественное с её традиционными первым и девятым, звонком, директором, грамотами…
  На велосипед и в лес! Доехал почти до места. Утопился с корзинкой в травы и сосенки. Гриб не шёл – случайные подберезовики, маслята… Такое дно корзинки смущало… Но вытерпел безрыбье, шёл и шёл. Стал обшаривать жалкие остатки леса у вырубов, что стояли у дороги. И – на тебе: белый, красноголовики, волнушки, подберезовики, а в самом конце – с десяток рыжиков. Дошел с полной корзинкой до велосипеда и не спеша, с достоинством двинулся к дому. Охватывал могучую синь пространства вокруг.

Слава тебе, поднебесный
Радостный краткий покой!
Солнечный блеск твой небесный
С нашей играет рекой,
С рощей играет багряной,
С россыпью ягод в сенях,
Словно бы праздник нагрянул
На златогривых конях!
И опять подивился точности Рубцова и простоте: «Солнечный блеск» сентября… Именно его. В октябре после дождей солнце и – сверкание острое, колючее даже… А здесь ликующий блеск!
 
  Утром немного недобрал зарядки, зато позже съездил до Опуска, а по пути набрал грибов. Их нет в лесу – только у самой дороги. За гать никто не ходил, и как я рад был белым, трём, грибам. А попались и хорошенькие красные, и добрые маслята, и крепыши (посреди дороги!) подберезовики, рыжики – вдруг! - где их видом не видывал. И ветерок, и я, в шортах и футболке, и шелест листвы, и подсохший, приятный ноге бор, и река тихая и полноводная… Какая божественная неделя… По реке плывут какие-то светлые отрепки. Стал думать: что за семена? Жалел, что и такого пустяка не ведаю. Поглядел в тень, против солнца, на осину, а тут порыв ветра и облако снялось с ветки осины и поплыло над берегом. Мальки трогают носиками светлую-светлую эту осиновую пыль. Тетёрка, крупная, откормившаяся, снялась с дороги. Мягко снялась, негромко и несуетливо. Лужи стягиваются, подсыхают, ужимаются понемногу, оставляя на дороге грязно-рыжие комки хвои. Не помню таких тридцатиметровых полос воды на дорогах. Люди обходят и объезжают их по бору. Мне проще: на велосипеде прорезаю тихо застоявшуюся мутную воду луж, но с опаской, осторожно – не искупаться бы в остатках летних дождей! Понесло сентябрем и тихими ветрами стаи птах. Сыплется птичье мальё  с ветки на ветку, с дерева на дерево. Простоял на берегу у Опуска минут двадцать. Внезапно с того берега раздался негромкий, но острый звук – ультразвук. Не шумел от Усть-Шоноши поезд, не гудел в небе самолёт, не кричали птицы, а звук настойчиво, однотонно пронзал меня. Так длилось с минуту. И звук стал смягчаться, его игла притуплялась, изнывала, жаловалась. Наконец он стих. И стало явственно слышно, как шумели гигантские осины и березы, шумели ровно и сильно, одновременно выбрасывая густые ветви в одну сторону. Невольно вспомнилось есенинское «стозвон».
«И этот шум волнует и тревожит, и не понять, о чём они шумят».