прима и батут

Моя история называется -
" Прима и Батут "
Две несопоставимости , сюрреалистичные настолько, что сравнимы лишь с плывущими по стене часами Сальвадора Дали, или отрезанным ухом Ван Гога.
Но корни этой забавной истории ведут вовсе не в Испанию и даже не в Голландию, где жили  великие художники,
а в большой украинский, тогда ещё советский, город под названием Харьков.
В те далёкие годы, когда я училась в Университете Искусств на актёрском отделении, когда идеологически настроенные школьники щеголяли друг перед другом очень выглаженной и очень одинаковой школьной формой, неотъемлемой частью которой были накрахмаленные воротнички и пионерские галстуки.
Итак, "Прима и батут" - одна из самых забавных историй , произошедших в действительности. В основе её была месть.   Да, да, именно месть
а никакой-нибудь там  Вангоговский  сюрреализм.

Самая центральная улица города - Сумская . Её и по сей день украшают
исторические и архитектурные ценности,  мирно соседствующие с дорогими ресторанами  и изысканными бутиками. Именно по этой улице неторопливо дефилируют первые красавицы города , гордо демонстрируя перед окружающим и друг перед другом свою просто нереально-неземную красоту и стильный прикид.
Венец архитектурного творения стоит в самом центре улицы
- Харьковский центральный оперный театр.
В нем то и произошла эта забавная история. В году эдак - так... не будем уточнять . В общем я тоже в то время еще щеголяла на улице Сумской, в клане местных красоток и в перерывах между лекциями наслаждалась божественным вкусом знаменитых харьковских вареников с капустой и грибами.
Вот за поеданием тех самых вареников ,
одним из моих театральных знакомых, была и рассказана эта забавная история.
Кстати, мастерски их умеют готовить только в кафешке  неподалёку от Оперы.

Ну а какая же опера бывает без примы?
Вот и наша была не исключением, этакая гордость харьковского искусства. Меццо сопрано нашей примы было спрятано под увесистыми формами. В промежутках от дивного пения это пухленькое "меццо"  докучало всем окружающим  своим несносным характером.
И если бы бесконечные интриги, истерики  и претензии примы могли производить энергию, то Газпром наверное давно бы обанкротился. 
Интриги нужны были приме, как птице крылья , велосипеду педаль , алкоголику пиво. Лютый бравур чувств меццо, порождал не менее лютую ненависть. Особенно среди осветителей и помощников декораторов , так как на них прима отрывалась особенно.  Они для нее просто не существовали как класс. Их не удостаивали ни приветствием, ни прощанием. Во время репетиций, прожигая  насквозь очередного декоратора взглядом феодала, которому не повинуется его чернокожий слуга, выставлялся список претензий. И не дай Бог стоило кому-то из них только попробовать, только подумать сделать что то не так - последствия были незамедлительны. Одному из таких молодых осветителей, "посчастливилось"
больше остальных. Он осмелился вступить с меццо в спор и сказал... Вообщем сказал всё то, что хотели сказать все сотрудники  театра на протяжении многих лет. Осветителя конечно же уволили . Но его прощальный подарок запомнился приме надолго.
В осеннем сезоне шла опера " Аида " 
Гордость  театра. На нее приглашали всех самых чинно-пузатых директоров заводов и партийных руководителей. Они важно сидели в первых рядах со своими чопорными супругами. Все шло как обычно , это была последняя опера, в которой работал уже уволенный осветитель сцены.
Когда Аида в финальной сцене должна была броситься с бутафорской скалы , со своей знаменитой арией, в место, куда она приземлялась после падения ей заботливо подкладывали мат. Но в тот злополучный день мат был заменён на...батут. Ничего не подозревающая прима, допевая арию прыгнула " не в бездну небытия" , а подождала и продолжала воскресать из мертвых снова и снова. В процессе  нелепых прыжков на батуте задралось её платье, открывая в невыгодном ракурсе далеко не стройные ноги, а наполовину сползший парик придавал этой сцене ещё большую комичность. Вскоре зал вместо аплодисментов разразился громким хохотом. Смеялись все - и зрители, и режиссер, и пузатые начальники с их чопорными супругами. Смеялся  до слёз и уволенный осветитель.
Вместо завершающей финальной ноты которую всегда так мастерки исполняла прима, упиваясь своим талантом, до зрителей доносились лишь отрывистые курьезные звуки , пухлого перепуганного "нечто".

Copyright: Alina Goncharenko