Во сне и на яву

  Японский поэт-спиричуалист Суко Ниндзя с его любовью к спиртному водкой саке, покуривавший априори при лунном свете сигары только из-за обряда обрезания, покорно подчинялся зову эндокринных желёз, стимулируя их своими: така, рэнга, хокку, хайку.
  Его, изъяснявшегося узорами надуманных фраз, ни на один язык, включая обезьяний, перевести не представлялось никакой возможности.
  Ему нравилось дразить слушателей имитацией искусства вентрикулизма, прочтением звуков в нос, минуя носовые пазухи.
  Даже ватные удары в гонг противника его новаторства Много Кроваво, обладавшего липкими водянистыми глазами, не приводили Суко в сознание гражданского долга перед невинным читателем.
  Он плёл всё, что ему взбредёт и заблагоросудится.
  Об этом наглядно говорили тома его произведений - непроизвольных коллекторов лунной пыли с их послужным списком претензий и обид в стиле эссесовских эссе.
  Невелирование разнящихся понятий не разбирали его по частям.
  Самоуверенный Ниндзя донельзя и обратно в официальном заявлении международному правительству утверждал, что через 215 лет оставшиеся в живых на планете будут общаться на его языке, и то лингвистическое, что сейчас подвергается жестокой критике и осуждению, будет единогласно взято на вооружение роботами Седьмого поколения.
  Он верил в себя и в древнегреческого Бога Солнца Гелиоса, готовясь отправиться в Космос на геликоптере солнечного копчения.
  Единственным припятствием к осуществлению этой задачи было топливо, рассчитанное на сотни лет полёта во сне и на яву.