Хуго Балль. Дирижёр Испрашения Гл. 10 Тэндэрэнда

Хуго Балль. Дирижёр Испрашения (Глава 10 из «Тэндэрэнда, коий фантазмист)

  В этой главе будет предположено, что некий торговец мясными товарами станет  последним, кто погребается. Позднее же выходит наружу, что ещё несколько других большое Умирание пережили. Скорбящие родственники — Revenants  и трёхмесячные трупы. Погребение оформляется подобно тем торжественным процессиям, которые проходили при Элевсинских мистериях. Справа будет, ощущаемое давящим,  затмение уложено упакованным в ящики. Слева кажет себя, так же переживший, Стихоклуб, яро занятый тем, чтоб зарегистрировать Испрашение и фантастическую Действительность целесообразно ослабить.

  Все  были уже едины, когда Дирижёр Испрашения передал своё заявление об отставке. Это пришлось именно на тот день, в коий проводилось последнее погребение. Ранеусопшие собрались всем своим числом. По мере необходимости они подавляли свой запах, крепко-накрепко пристёгивали ремнями с пряжками нижние челюсти и раздавали вокруг духи. Лошадиный труп, коему надлежало тянуть погребальные дроги, был прикрыт ранеусопшими попоной, с тем, чтобы  червеобильной его наготе назойливо не желалось бы быть увиденной.
  И церемониймайстер Мрачного занавеса, повысив свой голос, зачитал из программы торжества:
  «Боже, Всемогущему это выпало — наших прабабушку, бабушку, мать и дитя, хэрра Готтлиба Межзуба, фирма Межзуб, Челюсть и К., Колбасно-мясные товары en gros, к себе отзывать.»
  «Эй, усоп он, тут усоп он!» — громыхнул хор.
  «Кончина покойного — образцово-показательна. Во все времена был он верным Слугою Кирхи. Его сопровождает изъявление нашего скабрёзного соболезнования, глубоко ощущаемая болеовация его родственников и друзей, которые в правильном понимании ветреной ситуации до него вовремя испрашились. И остаётся ещё к тому добавить, что под руководством Скончавшегося  Колбасная фабрика, которая нынче пустует, прежде была призвана к жизни.»
  Тут траурная процессия пришла в движение, и Дирижёр Испрашения взошёл на подиум и дирижировал в последний раз. При этом его ассистент извлекал гром из кухонного прОтивеня. Когда же благоухающая процессия втекала в улицы, слышались слова корибантов:

В  гавань входит кто, при взоре,
Весь ошпарен, весь в позоре,
С бородою старца с хмелем,
Прям с дороги и с портфелем,
Кто свинью забил с бараном,
Сердцеедничал тараном
Там и сям, тот сдвинут сам,
Сбыт и поднят к небесам.
Есть в душе ль у простофили
Страх — чтоб дивиденды были?
В Духе ль покраснеет духом?
Он пошёл свирелить мухам.

  И  Предводитель Прихода помешивал храмовым крестом останки в гробу, в то время как ассистент громыхал и Дирижёр дирижировал:

Мы везём его, столь многи,
Навзничь уложив на дроги,
Дабы деловое тело
Впило б вдоволь, сил б наело.
Мы кладём его в заботе,
К почвенной причислив квоте.
Расстегнём на нём жилетку,
Сё штанов покинет клетку.
Смажем веки глаз на милом
Райха дойч-орла чернилом.
Надо лбом, что так устал,
Всё пари, что сий прибрал.

  Гляди, тут, действительно, можно было ощутить, что справа собрались служители Кирхи Нижних Небес. Они носили рясы из толерантного кашемира и высокие клобуки из пепла и были заняты тем, чтобы все имеющиеся в наличии солнечные затмения уложить в ящики. Потому что воздух  был перегружен этим, и вызывал головную боль. Некоторые же, также и служивые люди Чёрной прослойки, были с непокрытой головой. Их жестяные глаза косили. Их шевелюры из спичек потрескивали, коли при поклонах в них улавливался ветер.
  Но слева стихоклуб «Пышная ляжка» выставил свои вибрационные машины, мощные катапульты, коими тишайшие движения душевной жизни и испрашения улавливались и перебрасывались к оценке. К тому же они имели  Стиральную машину Банализации,  которая набивалась сверху Действительностью, дабы шестернёй и мешалкой её  обесценивать. И когда Мрак Всех Глаз заслепил, некоторые ощутили возможность развернуть распутное эротическое действо. Они притаскивали ил, цементный раствор и камни и пекли из этого  гигантскую  вульву, детородную часть богини Та-шлю-хи.
  Тут поднял Дирижёр Испрашения руки на три уровня выше, указал на их пылкое занятие и произнёс:
  «Назвались бы мне имена и происхождение этих подмастерий.»
  И ассистент, вознеся кухонный противень как чёрное солнце,  молебно ответствовал:
  «Имейте  снисхождение, Хэрр, то идеалисты. Их замечают у пылающей душевной жизни. Они рождены из полумрака и забыли умереть. Теперь они стихотворствуют о голой Точке.»
  И Дирижёр  Испрашения вторично поднял руки на три уровня выше, высморкался, сплюнул направо и налево и вопрошал:
  «Есть  декаденты средь них? Трансцендентные декаденты?»
  «Нет, — продолжал ответствовать ассистент, — лишь ночные мальцы средь них. Они карабкаются по памятнику Стихоотцу Гляйму и превращают в руины его внешний вид.»
  Тут  Дирижёр Испрашения взглянул пристальнее в их сторону и заметил:
  «Они, кажется, обладают активностью делать это.»
  «Да, Хэрр, — подтверждал ассистент, — они очень деловиты в их промывках (Он имел ввиду Стиральную машину Банализации).
  В этот миг покинул также один из многих подмастерий своё путевое окружение, подошёл ближе, держа в руках ящик для пожертвований, и прокричал:
  «Человечность в Слове и Письме! Бесплатная Человечность!»
  И другие напирали сверх того, выжимали мокрые платки, коими ранее они себе обвязали  головы, и декламировали, их только что изобретённые, изречения и потешки.
  Один: «Звёздочело моей мукокороны» и «Лампокраль из Иерусалима». Другой: «Я хотел б одно замечание сделать: уж коль ты крутою лестницей всходишь... Шаги влестнициваешь... Шэги влистнициваешь...». Третий: « Trapp, trapp моя астма, езжай туда,  ты карета» и «За нашими лбами пылают большие абцессы.»
  «Они пересаливают, Хэрр — заключал ассистент. — По сути — безобидный народишко. Не должны они твоего гнева удостаиваться.»
  Но когда некто совсем сзади, у строительных лесов, закурил трубку и начал излагать своё эссе «О красоте неснесённых яиц», тут уж охватило Мастера Испрашения нетерпение и он воскричал:
  «Грубы, неотесанны и вызывающи вы. Вам не подходит, что вы надрываться должны. Вы хотите место на солнце. Дай им грош на всё их сборище и грош тому там, коий Плакальную на пищеводе выдувает. Гони их, Serpent, из их дыр. Се удручает меня, их  видеть сидящими.»
  Тут те запротестовали. И, пав духом, ассистент пролепетал:
  «Они хотят тут остаться сидеть и их крупномозговые лыка поедать. Большего они не хотят. Также не имеют больше штанов. Они пожертвовали всем вплоть до рубахи.»
  «Брось им коричневые штаны Абдул Хамида,  — уступил Мастер, — и дай нам дальше идти. Тут не помочь. Поистине, то могло бы при чрезмерном раздражении их нрава привести к случаю, что они явились бы с угрозами, палаш нам в желудок всадить, коли мы не примем меры, чтобы их Пережитое скупать. Ей-богу, дерзкий людской удар!»