Рыжая красота

     Малыш никого не вычёркивал из своей жизни. Он не доверял Лису по простой
причине. Причина, казалось бы, совсем маленькая и незначительная, заключалась
в том, что Лис сам не доверял себе.
     Нет, рыжий не был лгуном. Он даже изо всех сил старался не хитрить, и порой
ему казалось, что он совершенно искренен. Ну просто чист и невинен, как маленький
кусок шерсти, только что появившийся на свет. И бывали светлые моменты, когда он
этому искренне верил..., но редко. Всё портили слова хромого Деда, который, усмехаясь
в седые усы, промямлил ему уже беззубым ртом: «Лис всегда останется лисом, потому что
лисами были и его отец, и отец его отца; и все отцы до этого были рыжими хитрецами.
Неужели ты думаешь, что ты другой? Лис не может стать другим, иначе он перестанет
быть лисом».
     Лис был с этим полностью не согласен. Он чувствовал и знал, что есть моменты,
когда он не врал, ну или почти совсем не врал. Ведь одно дело, когда ложь — это
искажённая правда, а другое — когда правда недоговаривается или вырезается и
выдаётся узорами требуемой формы. А уж из этих-то вырезок можно склеить на
чистейшем листе любую аппликацию. Вроде бы и не ложь получается, и хорошо
выходит, и всё по-настоящему...
     Малыш видел проскальзывающую искусственность рукоделий, грустил и понимал,
что понять другого невозможно, потому что сложно понять даже себя. Действия зависят
от желаний, желания — от мыслей, мысли — от коготка или пёрышка помыслов, а помыслы...
Про источники реки мыслей Малышу думать не хотелось, потому что они принадлежали
не ему... Они, словно подземные источники или дождевые потоки с долин и холмов,
насыщали реку, не давая ей пересохнуть... И она текла, то стремительно и бурно, всё
больше набирая силу и раскидывая брызги, то неспешно и медленно, отражая в себе
зеркало небес.
     Малыш любил наблюдать за изменяющейся реальностью, которая расцветала
и расширялась до бескрайности от радости сердца или скукоживалась и сжималась
от рождающегося внутреннего беспокойства, похожего на колющие хлебные крошки,
попавшие на простыню. А ещё реальность могла приобретать формы желаний и как бы
искажаться. Он знал, что всегда можно видеть то, что хочешь видеть. А так как Малыш
не признавал ножниц, аппликаций и чистых листов, от которых в глубокой книге судеб
ничего не менялось, больше всего ему нравилось смотреть на цельность и красоту. Он
находил их образы во всём, если неспешно оглядывался вокруг себя и мысленно,
из осколков сияющей смальты, додумывал... И додуманное было прекрасным...
     Если бы ни о чём не задумываться, то увиденным можно было бы очароваться,
раздуть его до размеров огромного шара и совсем оторваться от земли. Но Малыш
помнил шёпот облетающих листьев, что этого нельзя делать, чтобы после не разочароваться...
     И он старался не очаровываться и не разочаровываться, а лишь видеть прекрасное,
порой позволяя себе слабость домыслить его до совершенства...
     В этой слабости, словно в росинке, таилась грусть Малыша. Ведь все его образы
не существовали на самом деле. В реальности их не было..., но он их так чётко видел,
что, наверное, они могли бы существовать, если бы чудесным тёплым ветром в этот
край занесло утраченные кусочки мозаики и недостающие, выпавшие пазлы.
     Вот и Лис видел в себе осколки истинной красоты, семена которой, разбросанные
по всему свету, прилепились и к его шкуре. И вместе с сердцем билось в нём неуёмное
стремление к почти осязаемой, но утраченной цельности, присущей полевым цветам...
Он даже верил, что у него всё обязательно получится и он сможет измениться. Что он
разучится юлить, хитрить и притворяться, хотя это у него так здорово получалось...
И наверняка он бы смог, да вот только дед старый (чтоб его...) вмешался не во время
и все карты спутал...
     Песочные часы продолжали отпускать в полёт, замершие на мгновение, крохотные песчинки, близорукий Лис
старательно сколачивал из трухлявых свежевыкрашенных досточек маленький плот, в надежде
доплыть до затерянного острова Полевых цветов, а кончик его рыжего хвоста, опущенного в воду,
выписывал на ней неведомые письмена, уносимые течением вдаль.
     Малыш же всё сидел на обрывистом берегу утекающей реки мыслей, крепко
зажав в кулачке, упавшую когда-то из бездонной синевы, маленькую сияющую
звёздочку. Иногда он замечал, как взмывают и прячутся обратно в круглые норки
ласточки сомнений и нерешительности, а ещё он улыбался до ушей, когда, выскакивая
из воды, искрились серебристыми плавниками рыбки радости. Видел он и рыжий хвост
трудяги Лиса, который жил своей Лисьей жизнью...
     Одна за другой заканчивали свой короткий полёт песчинки, а  Малыш всё сидел
и задумчиво разглядывал, проплывающие по волнам вместе с лепестками, белые
каравеллы облаков, с надеждой ожидая дуновения тёплого ветра с высоких гор...

27.08.19