Знамение

Твое настоящее скрыто от взглядов зевак, и нет никого, кто бы мог о тебе вспомнить.
В тени гранитного льва ты дробишь безусловность на мириады условностей.
Уставший прохожий с осунувшимся лицом, из тысячи тысяч уставших прохожих,
готов оказать тебе бескорыстную помощь.
В гармонии со Всеотцом, выкрикивая заученное – «Да будет так!»
А за спиной гремит трамваями улица, и стуку колес вторит хор труб водосточных.
На город осенний нежно опускается мрак.
Разложив семь печатей на атомы, распахнув фолиант в сумерках,
смотришь вдаль глазами агатовыми, пота капельки на висках.
Пришвартован паром в ожидании
Люди страстно бегут к набережной, ориентир – кирпичное здание,
монеты в карманах звенят.
С трудом внутри крик сдерживая, игнорируешь усмешку совести.
Не из злости, не от отчаяния, не от желания все бросить,
А от того, что саму суть гнет, рвет, размалывает и воротит,
ты проводишь в сгоревшей чайной
одинокие ночи, в ожидании пассажиров у причала напротив.
Твой отец называет даром то, что стало твоим бременем
Ты ведешь молодых и старых, в одиночку пришедших и парами,
но зловещее черное время искажает привычный вид,
и твой разум с тьмой, намертво склеенный забвением, будет убит.
Старый пес под ладонью дремлет, поют холодные волны
Каждый перед паромом верит
в то, что примет покой, и своею рукой коснется Сияющих Врат, за которыми - Сад.
Полночь.
Улыбнешься, глаза опустив,
Пусть их – думают. Каждый в фантазиях волен.
Мир любовью благословлен, вместе с тем недоверием болен.
На борту все, кто должен прийти, контингент как обычно странный.
Девять рун до восхода, имя-знак упавшей звезды.
Кто-то оцепенел, увидев тебя из окна, полагая, что ты пришла слишком рано.
Крик-команда – «Швартовы отдать!»
Начинается твой ежесуточный тур по Фонтанке.