Ульвар

               
                Горе одинокому.
Горе для солнечной матери, что плачет своей шкурой словно Фафнир.
Мир сообщает о гибели, мы сольемся в нежном гросфатере.
Мама, Иисус родился, все боги умерли, все боги мертвы,
я плачу, ты плачешь - наши слёзы лепнистый кефир.               
                Горе частоколу.
Горе круглобокому пану, чей багровый корень дикими зубами вспорен.
В неволе я голый, по пояс - сосу твою грудь, как шмель эти тюльпаны.
Ибо виноград их, от их виноградной лозы, они на беглом просторе.
Содом и Гоморра в эти головах, секс страданий и караванов.               
                Гори содомия.
Пролей серу и огонь, чрезмерное обжорство и моя Геста Романорум.
Я рву ноябрьские волосы кусками и лижу твой нежно-чистый бутон.
Опора судьбы из серы и хлора, часть меня в твоей микрофлоре.
Форум жизни и кворум, твоё тело - храм и я твой мормон.
                Гори царство.
Тумана, тут Манна, туша тундры задушенная нашим сочным дурманом.
Мужчина из алого ясеня, женщина из ольхи, рассудительно и мудро.
Хель! Хель! Хель! Изнасилуй нас когтями нежно, влажно и гуманно.
Ты спишь тысячей голов на коленях моих, я лижу твои белые кудри.

Мы никогда не забудем, что мы вышли из дерева, из мира мертвых псов;
высшего чуда, сказочных персонажей и перевёрнутых проституток;
мир математики, идеологии и вечной веры в новое чудо;
ты просто часть материи, сгоревший при родах ублюдок;
часть материнского пуза,
что кормит тебя по сей день.
Хель!