Перевоплощение

               
Идеальных  людей не бывает. Как день сменяется ночью, как тьма борется со светом, так и человек сложен и неоднозначен. В каждом из нас понамешано немало холодных и теплых красок. И что победит,  какая краска станет доминирующей, зависит от многих аспектов жизни.  Рождаясь ангелом,  легко потерять крылья, из белого и пушистого стать  чёрным  и ершистым. Как это происходит, попытаюсь рассказать на примере своего отца.
Я  была у него  любимой дочерью. Ни один фильм  он не посмотрел без меня, ни один концерт или спектакль не проходил без нашего верного союза, ни одно фото не раскрашивалось без моего участия. Всегда он с нетерпением ждал меня из школы, потом из училища и института. Именно с ним были связаны многие курьезные случаи в нашей жизни.
Человек творческий, он самостоятельно и быстро освоил профессию фотографа. В то время не было такой техники, какой мы владеем сейчас. Он начинал с «мыльницы», потом были «ФЕД» и «Киев», сам сконструировал аппарат, увеличивающий изображения, одним из первых  использовал цветные красители для портретов,  умело подбирал фотобумагу, глянцевую  или матовую, тонкую или картон. Чтобы придать блеск фотографиям,  накатывал их на стекло специальным валиком. Порой у нас в доме все стекла с обеих сторон были закрытыми белыми прямоугольниками, которые  иногда плохо отдирались, и мне  приходилось  отмачивать и отскабливать  их  ножом.
В ванночках, банках и бутылках у него всегда стояли какие-то жидкости.
 - Это проявитель, - указывал отец на темную бутылку, – а это закрепитель. Он светло-желтый.
Самодельный  красный фонарь делал комнату необычной, а отца этаким волшебником. Меня он частенько допускал в свое святое святых, и я наблюдала, как в растворе рождались чьи-то лица, слышала голос отца:  передержал или недодержал! Он, как фокусник, колдовал над снимками и получал от этого удовольствие.
Однажды я с сестрами долго играла в прятки. Забежала домой, усталая и потная. Схватила стакан с водой со стола и одним махом выпила содержимое. Сразу вкуса не поняла. Но когда из своей комнаты вышел отец и стал причитать, зачем я его закрепитель выпила, до меня дошло, что мне в этой воде не понравилось. Мама заохала, заругалась на отца, что  ему больше жаль: желудок дочери или закрепитель? Но отец успокоил. Вот если бы я проявитель глотнула - было бы хуже. К счастью, никаких последствий  у меня не было, а вот отец стонал весь вечер: закрепитель ему  был  очень нужен. Но я легко отделалась. Отец вообще ко мне благоволил, и это все понимали. Когда что-то в доме ломалось, подставляли меня, как защиту. И гроза чаще всего прокатывалась мимо.
В один из приездов домой я взяла с собой скрипку. Нужно было отработать этюд,  а времени, как всегда, не хватало. Отец тут же завладел инструментом  и стал учиться играть. Часа через два он сыграл нам на одной струне  какую-то известную песню и предложил оставить  скрипку дома. Так уж она ему полюбилась. Он вообще был очень музыкальным человеком, ходил в фабричный хор, где пел: «Комара муха любила. Ох! Ох! И кумысом напоила. Пьян? Пьян!». Получалось у него колоритно и  зажигательно.  Его гены передались  нам по наследству, музыка стала доминирующей  и  у детей, и у внуков, и у правнуков.
И еще одним талантом наградил его Господь. Отец хорошо рисовал и лепил. Первые уроки изображения на листе человеческого тела преподнес мне именно он.
-  Посмотри, дочка, как я бы изобразил твою любимую балерину, - говорил отец. - Легкой, воздушной, хрупкой  она должна быть. А посадка головы горделивой. Одежду наденешь потом. Вначале пластика рук, ног, изгиб шеи, спины. Вот теперь надевай на неё пачку и балетки. Они уже не испортят её осанку.
  Женское тело было у него в приоритете. Я видела фигуру девушки, слепленную им из глины.  Еще она не была завершена, но поза, поворот головы, развевающиеся локоны и подол платья делали ее почти живой.  К сожалению, эти художественные способности так и остались у отца несостоявшимися, неразвитыми в силу жизненных обстоятельств. Зато я многое почерпнула из его уроков.
  Еще  одним любимым, но  пагубным  занятием отца было употребление спиртного или беленькой. Так называли четвертушку водки, которую неизменно он приберегал на вечер. Так было и в этот раз. Он отправил нас  в зал, выключил свет на кухне, чтобы мы туда не заходили. Наощупь нашел свою четвертушку и оправил её в рот. Через минуту мы услышали дикий рев:
- Мать, чего это я выпил?
Дружно выбегаем из зала, включаем свет и видим отца с темно-фиолетовым провалом вместо рта.  Жуткое, скажу вам, зрелище! Глаза у отца вытаращены, волосы стоят дыбом, руки в темных пятнах. Мать все сразу поняла и, как сумасшедшая, стала хохотать, сгибаясь до полу. Отец озверел. Схватил недопитую бутылку и запустил ею в нас. Оказалось, что вместо своей чекушки он взял в темноте бутылочку чернил, которые мать развела для нас, чтобы заправить  чернильницы-непроливашки. Ох, и досталось же матери  от него по полной!  Тут  уж было не до смеха.
Оставшуюся часть ночи родители потратили на то, чтобы смыть с лица отца семейства плотно въевшуюся краску.  Чем только не тёрли! Через некоторое время усилия принесли плоды. Но стоило отцу открыть рот, как зияющий провал косил насмерть. И всё бы ничего! Но в утреннюю смену отцу нужно было идти на фабрику. Он мастер смены, в которой большая часть  рабочей силы  -  бабы. Вот уж хохоту-то будет! Предчувствуя возможный вариант событий, отец так и не уснул до утра. Я не знаю, как там его встретили сослуживцы, но с тех пор свою чекушку он выпивал при свете.
  Возвращаясь однажды  из командировки, я схитрила и отправила большинство вещей домой  посылками. Чего тащится с неподъёмными  чемоданами, когда почта работает исправно! Уложила в ящики  книги, зимние вещи, а в последний  втиснула подушку. Что было потом, рассказала мать. Она получила извещения на шесть посылок и отдала их отцу со словами:
-  Любимая дочка прислала,  иди,  получай.
Отец безропотно согласился. Взял тележку и вперед. Кроме любви, его подогревала еще одна мысль:  в одном из ящиков он надеялся найти заветную бутылку с «целебной» жидкостью. Вскоре все шесть посылок переселились в дом, и отец бережно стал их  вскрывать.  В первой оказались книги, во второй - тоже книги, когда и в третьей он нашел только книги, легкое беспокойство овладело им. Четвертую  он открывал уже с нетерпением. Но и в ней не было того, что подогревало его интерес. Пятую он открыл с ловкостью  фокусника, но, не обнаружив и в ней искомого,  небрежно бросил её  матери. Шестую, самую легкую, он покрутил в воздухе,  уверенный, что уж в ней-то он найдёт то, что жаждет его пересохшее горло.  Осторожно вскрыл крышку и стал извлекать что-то мягкое, пушистое, приговаривая:
- Умная же у меня дочка, чтобы бутылка не разбилась, она её в подушку завернула!
Когда же и в ней не нашел  желанного пойла,  в ярости подбросил подушку вверх и  ногой отфутболил  подальше. Разочарованию его не было предела.  Однако  моя  репутация  была  спасена:  в день приезда   я протянула отцу бутылку чистого  спирта. Лучшего подарка  он    не  хотел бы и  желать. 
Со временем страсть к гремучему  напитку пересилила многие лучшие черты его натуры. В пьяной эйфории он зверел, становился жестоким и неуправляемым. Мы убегали из дома, если отец начинал качать права  и поднимать руку на мать. Утром  хмель проходил, и отец становился жалким и больным.
Именно любимая беленькая  сгубила его раньше срока.  Он ушел, не воплотив в жизнь самые заветные свои планы, не реализовав таланты, щедро отмеренные природой. Но его многогранная натура живет в многочисленных фотографиях  и  в нас, его потомках, а сердце  греют теплые и порой  курьезные воспоминания о нём.