к себе

Куда от себя? Никуда.
Не спрятаться и не укрыться.
Уходят в былое года,
взрослеют царевны и принцы.
Ни сказок, ни пафосной лжи,
все браки давно по расчету.
Кому-то любовь предложи,
так скажут - о чём ты?

И вскладчину пьём и гудим,
считая копейки в карманах,
когда-то дойдёшь нелюдим,
до поздних ночей недреманных.
С бутылкой один на один,
со сборником сказок и песен.
Фантазий своих господин,
смешон и помпезен,

как нищий, проевший свою,
когда-то бессмертную душу.
Ты был тут уже? Дежавю.
Молчащий, пустой и потухший,
строчи эти сказки, блефуй,
в пространство ругаясь и щерясь,
подсядь на пустую лафу,
безбожную ересь.

Но из дому не выходи -
в историю влипнешь, не надо.
Довольно во впалой груди
кругов персонального ада.
Все пройдены до одного,
и всё же, к себе возвратиться
за этой земной синевой
мечтает и птица.

Ступай же с грехом пополам,
не плача, не воя, не горбясь,
по старым лесам и полям
в какую-то дальнюю область.
Где на поселениях сплошь
сидельцы в рисунках набитых.
Где вечное вынь да положь,
не сдвинуть с орбиты.

Где ягод полно и грибов,
гробов, истлевающих в глине.
И где на ладонях любовь
отыщется в сетке из линий.
Где суд - это просто тайга,
где бурый медведь прокурором.
Где пришлый опасней врага,
приезжий на скором

опаснее в тысячу раз -
досужий столичный писака.
Он только на пакость горазд,
болтающий разно и всяко.
И родина примет в ножи
чужого тебя, святотатца...
Ты сколько о ней ни пиши,
не сможешь остаться.

И снова уедешь, собрав
у старых былины и притчи,
лишенный каких-либо прав,
под яблочный запах коричный.
Из личного ада с трудом,
усталый и переболевший,
как будто бы из дому в дом,
как будто - к себе же.